который отвлекает простолюдинов, позволяя мужам вроде нас решать все серьезные вопросы. Я надеюсь, что Индия и Китай когда-нибудь смогут насладиться этим благом.
— Вот за это и выпьем!
— Ура! Ура!
После столь обнадеживающей беседы, первой за весьма долгое время, вечер показался Бахраму воистину прекрасным. Скверное настроение последних дней бесследно улетучилось, и Бахрам сосредоточился на отменном угощении, какого еще никогда не подавали в британской фактории — превосходные блюда следовали одно за другим. С усердием воздав должное кушаньям и вину, он даже обрадовался небольшой передышке, когда мистер Линдси позвонил в колокольчик и поднял свой бокал.
Первый тост был за здоровье королевы, второй — за президента Соединенных Штатов.
— Как всякий родитель гордится силой, талантом и предприимчивостью своего потомства, так и Великобритания не нарадуется здоровью и прибавлению мощи своего западного детища! — сказал мистер Линдси, салютуя бокалом.
Затем последовали здравицы в честь отъезжающего, перемежаемые шутливыми тостами: чтоб не переводилась денежка в карманах! чтоб не знать недостатка в друзьях-собутыльниках! Потом оркестр грянул песню «Старое доброе время», и когда отзвучали ее последние такты, слово взял Джардин:
— Позвольте выразить искреннюю благодарность за ваши добрые пожелания. Тепло этого вечера я увезу с собою, я буду помнить его до конца своих дней.
Переполненный чувствами, он смолк и откашлялся.
— Я долго прожил в этой стране и могу сказать о ней хорошие слова: здесь мы защищены законом надежнее, чем в любой другой части Востока или даже света. В Китае иностранец может спать с открытыми окнами, не опасаясь за свою жизнь и имущество, которые бдительно охраняет превосходная полиция; дела ведутся с беспримерной легкостью и, как правило, чрезвычайной порядочностью. Не могу не упомянуть обходительность китайцев во всех их сношениях и операциях с иноземцами. Эти и некоторые иные аспекты…
Стало заметно, что Джардин ужасно растроган: он перевел взгляд на своих ближайших друзей, и голос его осекся. В зале царила мертвая тишина, пока он старался справиться с волнением. Джардин отер платком лоб и продолжил:
— Вот причины, по которым многие из нас охотно вновь приезжают сюда и надолго здесь остаются. Я, господа, высоко ценю кантонское общество, хотя его обвиняли и обвиняют в том, что оно представляет собою гнездилище контрабандистов. Нет, контрабандисты не мы, господа! Это удел китайского правительства и его чиновников, всячески потакающих незаконным операциям, да еще Ост-Индской компании, вскормившей контрабандную торговлю!
Шквал аплодисментов заглушил окончание речи Джардина и не стих даже после того, как он сел на место. Лишь звоном колокольчика и ударами в гонг с трудом удалось восстановить порядок. Настала очередь выступить Диньяру Фердун-джи, и едва он заговорил, Бахрам понял, что не ошибся с выбором оратора, в изящных формулировках сообщившего о прощальном подарке. Особо впечатлила концовка его спича:
— Много сказано о том, что Ост-Индская компания открыла парсам путь в Китай. Что ж, это, конечно, справедливо, но таково было веление времени, и кто осмелится утверждать, что дух свободной торговли сюда не проник бы, если б компания не существовала вовсе? Никто! Мы бы все равно проложили себе дорогу в Китай, и вот мы здесь вопреки большому противодействию, и нам не нужна сторонняя помощь, ибо свободная торговля ни от кого не зависит и самодостаточна для повсеместного распространения и процветания!
Слова эти были встречены одобрительными выкриками, а один молодой человек так взбудоражился, что вскочил на лавку и провозгласил тост: «За свободную торговлю во всем мире, за уничтожение всех монополий и в первую голову самой одиозной — китайской!»
Тост шумно поддержали и всего громче в той части зала, где сидели Дент и его друзья.
— За свободную торговлю, джентльмены! — Дент поднял бокал. — За очистительный поток, который сметет всех тиранов, великих и малых!
Застолье подходило к концу, стюарды спешно освобождали место для танцев. Оркестр заиграл вальс, и толпа расступилась, пропуская шедших под руку Джардина и Уэтмора. Все понимали, что эти старинные друзья, поседевшие в обществе друг друга, вместе танцуют, наверное, в последний раз. Пара закружилась, и в зале не осталось человека, у которого не увлажнились бы глаза.
Прослезился даже Слейд.
— Ох, бедняга Джардин, — причитал редактор, — он еще сам не понимает, как будет тосковать по нашей туретчине.
Почувствовав в себе редкую охоту к танцам, Бахрам пригласил Дента на тур вальса. Однако прекрасному завершению вечера помешал неприятный инцидент. Бахрам уже изготовился взять Дента за талию, но тут в дальнем конце зала вспыхнул конфликт — бомбейские купцы сцепились с полудюжиной молодых англичан, назревала драка. К счастью, Диньяр не участвовал в потасовке, и с его помощью Бахрам развел забияк. Видя, что страсти еще не улеглись, он счел за благо вывести соплеменников из зала.
— В чем дело? — на улице спросил Бахрам. — Что произошло?
— Эти сволочи, сет, по-всякому обзывались! Мол, валите отсюда, обезьянам тут не место!
— Да они же пьяные. Не обращали бы внимания.
— Да как же не обращать, сет? Мы сдали деньги на ужин, а нас величают черномазыми обезьянами!
20 февраля 1839.
Отель «Марквик».
Драгоценная моя махарани Паглинагора,
Твой верный слуга Дрозд счастлив сообщить о своем совершенно потрясающем открытии! Возможно, это всего лишь мое измышление, не знаю, ну да бог с ним, ибо наконец-то появились кое-какие подвижки в деле с твоими рисунками. Однако все по порядку.
Благодаря китайскому Новому году первая половина месяца буквально пролетела: две недели никто не работал, город содрогался в праздничной гульбе, на улицах только и слышалось Гон хей фа-цай! И вот, едва гулянья стихли, как на моем пороге объявился А-Мед! Ты, конечно, помнишь посланника, доставившего меня на встречу с господином Чаном (он же Линьчон, он же А-Фей или как тебе угодно). Я так давно не получал вестей о Чане, что уже утратил всякую надежду вновь его увидеть. И потому чрезвычайно обрадовался появлению А-Меда. Не скрою, милая Пагли, все мои чаяния касательно поручения мистера Пенроуза были связаны с Чаном, ибо, кроме него, ни одна душа не смогла пролить свет на таинственную золотистую камелию: никто ее не видел, никто о ней не слышал, никто не понимал, почему его отвлекают всякой ерундой. Право, все мои усилия оказались настолько бесплодны, что я подумывал о необходимости вернуть мистеру Пенроузу его щедрый аванс (что было бы затруднительно, поскольку денежки уже истрачены. Не так давно портной Вон показал мне изысканный съемный воротник, отороченный мехом, и я тотчас понял, что
