«Я уезжаю навсегда. Прощай. Жить с тобой я не могу, не в силах. Я хотела быть тебе верной женой, не смогла. Забудь меня. Я тебя не стою. Маргарита».
Впечатление, произведенное этой запиской на Эразма Эразмовича, было потрясающее.
В течение нескольких дней он был в каком-то столбняке, их которого не могли его вывести самые знаменитые киевские врачи, затем стал заговариваться и теми же врачами был отправлен в больницу для умалишенных.
Там он пробыл около полугода, и был признан выздоровевшим и выписан.
В нем осталась только какая-то странная тихая грусть и сосредоточенность.
— Поезжайте куда-нибудь и, главное, развлекайтесь… — посоветовал врач.
Он поехал в Петербург, где — он знал это — находилась его жена.
Маргарита Николаевна между тем, приехав с Албановым в Петербург, поселилась, по указанию последнего, в «Пале-Рояле» и стала под его руководством изучать роли.
Изучение это, впрочем, продолжалось недолго. Захваченные ею ее собственные деньги — три тысячи рублей, вырученные ею от продажи обстановки московской квартиры, частию были прожиты, а частию перешли на неотложные надобности «знаменитого артиста».
Когда же была истрачена последняя сотня, Албанов куда-то исчез. По справкам, наведенным Строевой, оказалось, что он снова поехал на гастроли в провинцию.
Эта измена, как-то странно, совсем не удивила Маргариту Николаевну, она точно была к ней подготовлена.
На сцену она, таким образом, не попала, а переселилась из «Пале-Рояля» на Екатерининский канал, сняв комнату со столом от хозяйки, у которой была еще жилица — молоденькая немочка из Риги, Амалия.
Удобство такой квартиры было то, что хозяйка верила своим жилицам и не требовала за комнату и стол вперед, они могли ей платить понемногу. Цена, впрочем, при этом была несколько возвышена.
Вдвоем с Амалией Маргарита Николаевна стала посещать кафе-шантаны и клубные маскарады, а летом загородные сады.
Карьера ее, таким образом, определилась и положение ее в столице было даже некоторым образом узаконено.
Ко времени приезда в Петербург Эразма Эразмовича, она даже успела свыкнуться со своим положением и относительно была весела и довольна.
Своих старых знакомых она старалась избегать и действительно сделала вид, что не узнала Ястребова, наметанный взгляд которого сразу определил ее настоящее социальное положение.
Эразм Эразмович Строев по приезде в Петербург навел, конечно, тотчас же самые точные справки о своей супруге и вскоре узнал роковую истину.
Был поздний июньский вечер.
На открытой сцене Крестовского сада пела каким-то пропитым голосом скабрезную шансонетку девочка подросток, с худеньким, нарумяненным миловидным личиком и с подведенными глазками, сохранившими еще остатки детского наивного выражения, и вызывала этими возмутительными контрастами гоготанье дикого зверя, именуемого толпой.
По саду, мимо буфетной застрады, шла одетая в кричащий модный костюм и огромную шляпу Маргарита Николаевна.
К ней подбежал татарин-лакей и таинственно прошептал:
— Вас просят в верхний кабинет.
— Кто?
— Незнакомый барин. На вас мне указал, просит. Должнобогатый, мне трехрублевку сунул. Пожалуйте.
Маргарита Николаевна пошла через эстраду в помещение буфета и, видимо, привычной дорогой поднялась за шедшим впереди лакеем наверх.
Лакей распахнул дверь одного из кабинетов и, впустив Строеву, затворил дверь и отправился вниз.
Маргарита Николаевна вошла с обычной деланно-приветливой улыбкой. За столом, опустив голову на сложенные на столе руки, сидел мужчина. Она подошла ближе, он поднял голову и встал. Маргарита Николаевна окаменела от неожиданности. Перед ней был ее муж.
Не успела она сделать движение, чтобы броситься назад, как он выхватил из кармана револьвер, подскочил к ней и почти в упор выстрелил ей в грудь. Она вскрикнула и упала навзничь.
Эразм Эразмович приставил револьвер к своей груди, снова выстрелил и как-то грузно не упал, а сел на пол, упершись спиною о стоявшее кресло.
На выстрелы сбежались люди. Явились полиция и врач из публики.
Строева была мертва — пуля попала, видимо, прямо в сердце, и смерть была моментальна. Эразм Эразмович же оказался только ранен, пуля скользнула по ребрам, не задев внутренностей. Вероятно, его рука дрогнула при втором выстреле.
Ему наскоро сделали перевязку и отвезли в больницу.
Через месяц он выздоровел, и его перевели в дом предварительного заключения, а оттуда в больницу святого Николая, для испытания в умственных способностях, вопрос о которых вытекал из данных обстоятельно произведенного следствия и был поднят самим прокурорским надзором.
Результатом испытания было признание его сумасшедшим в распорядительном заседании окружного суда. Его не осудили и оставили на излечение в больнице, где вскоре он умер от быстро развившейся чахотки.
Правосудие неба, таким образом, оказалось против понесения им наказания по приговору правосудия земли.
Это только нечто пикантное, остроумное, приятное препровождение свободных минут. Француженки так милы, так забавны, что им можно простить многие их выходки.
Осадок, то, что опало на дно.
