Антифранцузская коалиция оказалась на грани распада.
Но договору с членами антифранцузской коалиции Павел обязался предоставить армию в шестьдесят пять тысяч солдат, из коих одиннадцати тысячам действовать надлежало в Нидерландах, а остальным – в Италии. Это было не так уж много: Австрия ставила под ружье двести двадцать пять тысяч человек, Португалия и Англия действовали всем своим флотом на морских коммуникациях злодейки-Франции. Союзники настаивали, чтобы русскую армию возглавил Александр Васильевич Суворов.
Высланный в свое имение Кончанское, Суворов был приглашен в Санкт-Петербург:
«Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит! Римский Император требует Вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на то согласиться, а Ваше – спасать их. Поспешите приездом и не отнимайте у славы Вашей время, у меня удовольствие Вас видеть.
Пребываю к Вам благожелательный Павел».
Павел возложил на престарелого фельдмаршала большой крест ордена Иоанна Иерусалимского.
– Иди, спасай королей!
Этот великий солдат, имя которого стоит в ряду самых выдающихся национальных героев, не колеблясь, пошел в бой. Обладая беспримерным мужеством, Суворов одержал победу над французами в Кассано, на реке Треббия и в Нови. Через год после Бонапарта он триумфально вступил в Милан; освободил Мантую, и, меньше чем за два месяца – всю Италию, из которой изгнал французских захватчиков. Целью Павла было восстановление монархической власти по всей Европе под эгидой христианской церкви; Суворов был полностью согласен со своим императором.
«Италия должна быть освобождена от ига безбожников и французов: всякий честный офицер должен жертвовать собою для этой цели, – пишет А.В. Суворов М.Ф. Меласу 8 апреля 1799 года из г. Валеджио. – Ни в какой армии нельзя терпеть таких, которые умничают. Глазомер, быстрота, натиск! – этого будет довольно!»
Русский генералиссимус хотел вести свои войска на Францию. Но 16 сентября Павел дал ему приказ перейти через Альпы.
Одна из задач, поставленная перед российской армией в Швейцарии, выглядела, по меньшей мере странно.
«За неистовое и разнузданное поведение отнять орден Владимира»
надлежало у Лагарпа, получившего орден сей, когда он был наставником старшего сына Павла, Александра. Далее предписывалось Лагарпа сего с фельдъегерем отослать в Петербург – для дальнейшего препровождения в Сибирь либо заключения в Шлиссельбургской крепости. Но ведь Лагарп давно не был школьным учителем на содержании царской семьи! Да, он был ярым сторонником французской революции, да, он интриговал, конспирировал во имя ниспровержения старого порядка в Швейцарии и возникновения
«единой и неделимой республики Гельвеция».
Но интриги-то сии кончились викторией, и Лагарп был ныне лицом отнюдь не частным, но одним из пяти членов Директории республики Гельвеции. Ведь это означало, что Россия в состоянии войны с Гельвецией находится!
А то позабыл Павел, что Лагарп старался возвысить отца во мнении сыновей, что он отказался от участия в замыслах бабушки лишить Павла трона в пользу Александра...
В сей день генерал-фельдмаршал граф Суворов-Рымникский представляет государю императору рапортом, как особо отличившихся и достойных высших наград, генерал-маиора князя Багратиона и генерал-маиора Милорадовича, под туринскою цитаделью себя оказавших...
В сей день у наследника престола Александра и его супруги Луизы Марии Августы Баденской (в православии Елизаветы Алексеевны) рождается дочь (а у Павла I, стало быть, внучка), Мария Александровна.
В сей день выходит из печати «Герман и Доротея», сочинение славнейшего немецкого писателя Гете.
В эти дни, только что окончив иезуитский пансион, флигель-адьютантом Павла I становится прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка, будущий масон (с 1816 года), участник подавления восстания декабристов, создавший Корпус жандармов и знаменитое Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии (в 1826 г.), Александр Христофорович Бенкендорф. Его бабка, Софья Елизавета Ригеман фон Ловерштерн, была воспитательницей Павла, а ее сын, Христофор – гражданским губернатором Риги.
В сей день в Москве, на Немецкой улице, во дворе коллежского регистратора Ивана Васильевича Скворцова, у жильца его маиора Сергея Львовича Пушкина родился сын Александр...
И потому именно эту дату предложил считать рубежом XVIII и XIX веков такой тонкий ценитель российской истории, как Натан Эйдельман.
Павел I уже начал понимать, что союзники предают его ради собственных интересов. Австрия не только не предоставила ему помощи, о которой они ранее договорились, но и мало-помалу увела свои войска с альпийских лугов. В то же время другой французский генерал, Массена, воспользовавшись бездействием австрийского эрцгерцога, опередил Суворова по дороге в Сен-Готард и знаменитой кавалерийской атакой обеспечил превосходство армии Бонапарта над ее врагами.
Граф Ростопчин и молодой Никита Петрович Панин, управляющие Коллегией Иностранных дел, не выносили друг друга, но каждый из них был по-своему честолюбив и пытался привлечь к себе императора. И тот, и другой ненавидели «французов-цареубийц». Панин отдал бы всех солдат империи, лишь бы свергнуть революционный режим. Так он говорил. Но не для того ли умирали солдаты империи, чтобы английским купцам гораздо удобнее во всех частях света торговать было, без оглядки на купцов французских? Несмотря на измену Вены, Панин остался верен союзу с англичанами и искал теперь заручиться поддержкой Пруссии, Швеции и Дании...
Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли.
Шекспир. Гамлет, акт II, сцена 2
КОЕ-ЧТО О СОСЛАГАТЕЛЬНОМ НАКЛОНЕНИИ
Если бы на другой день после Тильзитского мира гениальность Наполеона целиком заменилась простым здравым смыслом, он и поныне властвовал бы над прекраснейшей частью Европы.
Стендаль. Жизнь Наполеона
Если я добьюсь успеха в России, я буду владыкой мира.
Наполеон I
История – сказано давно и не нами – не терпит сослагательного наклонения, всех этих «если бы». Если бы у бабушки были бы пейсы, она была бы дедушкой! Но, сказав «если бы», мы вдруг получаем переворот настолько колоссальных пластов истории, что останавливаемся в недоумении: неужели судьбы мира в самом деле зависят от таких незначительных, на первый взгляд, обстоятельств? И роль этих обстоятельств – а сколько их и сегодня окружает нас! – только тогда приобретает свой подлинный смысл. Поэтому научно-художественная литература никогда не сможет отказаться от этого риторического оборота, предельным выражением которого стал «Институт экспериментальной истории» А. и Б. Стругацких.
Писатели любят вспоминать, что молодой офицер-корсиканец Наполеон Бонапарт за малым не записался в русскую службу! Судьба явно не хотела этого: за два дня до того, как будущий император Франции собрался искать счастья в России, вышел Указ, предписывающий волонтеров иностранных в русскую службу принимать непременно с понижением на один чин... В принципе, Бонапарт мог бы проглотить сей реприманд и прошения не забирать; но судьбе было угодно, чтобы он предпочел соблюсти свой решпект... А поступи он в службу русскую, и, может быть, вся история пошла бы по иному...
Курсивом здесь выделена фраза, в которой мы видим гораздо менее интереса, чем может показаться, но которую повторяют настолько часто, что мы хотели бы здесь объясниться с любителями оной. Тем более, что мы приблизились к рассмотрению действительно одного из ключевых моментов русской истории – тому сверхкраткому и усилиями лиц заинтересованных еще более укороченному эпизоду, в ходе которого Россия могла бы стать гегемоном на всем Евро-Азиатском континенте... Нужно для этого в тот момент ей было немного: найти общий язык с Францией.
Самое яркое, что может выдумать человек, которому желательно «переделать» историю, в связи, скажем, с принятием Наполеона в русскую службу – это вывернуть ее наизнанку: «нашествие двунадесяти языков» идет под командованием Наполеона, но не на восток, а на запад, решающее сражение происходит не под Бородином, а под Компьеном или Суассоном, горит не Москва, а Париж... Не хватает только, чтобы русские отступали из Парижа летом, мучаясь и погибая от жары119*«Для русских существует лишь одна преграда, а именно знойный климат. За три года они в своей молдавской армии потеряли от болезней тридцать шесть генералов и сто двадцать тысяч солдат», – пишет Стендаль в «Жизни Наполеона»*. «И чтобы не они ели павших лошадей, а их ели живые тигры», как заметила одна моя знакомая нежного возраста. Может быть...
