А теперь пришел черед обратиться к другой героине нашего повествования — царевне Софье.
Мы оставили ее, расставшуюся с мирским именем, и принявшей обет монашества под именем Сусанны. Произошло это не по ее воле.
Она полною чашей вкусила от мирских благ. В ее руках была власть, а что может быть слаще упоения властью. Сиживала она на царском троне, примеряла корону, повелевала тысячами людей. В ее руках была и сила — стрельцы. Она никак не могла стать монастырской смиренницей — не в ее это было натуре.
Затуманенными глазами глядела она в узкое окошко кельи. А там болтались на виселице тела стрельцов, приявших смерть за нее. Приносили ей вести о жестокой расправе, учиненной Петром над стрельцами. А потом она и сама предстала перед ним — братцем Петрушей, Петрушкой, коего старалась извести… Он не знал жалости, не знал и сострадания. О, как она ненавидела его!
— Писала ль ты Обросимову?
— Не ведаю такого, — отвечала с полной откровенностью — и в самом деле не знала она такого.
— Пятидесятник стрелецкий! — выкрикивал Петр с налитыми кровью глазами. — Он это твое письмо дал Маслову, а тот читал его перед полками на Двине. Винись! Все едино допытаемся!
— Ничего не знаю. — Говорила и видела — не то что не верит ей царь — не слышит ее.
— Ну да ладно, ступай.
Кожей чуяла в нем врага, непримиримого, свирепого. Не довела тогда дело до конца, не извела весь нарышкинский корень, а ведь могла, могла. Васенька отсоветовал. А вот Феденька решился бы, повел к этому, да уж опоздал. А теперь Феденька сложил голову на плахе, Васенька далеко, в Яренске. Ее же везут как каторжницу какую-то под конвоем. Дожила!
Схватили ее кормилицу, четырех постельниц повезли в Преображенское в пыточный застенок, коим командовал свирепый князь Федор Ромодановский. Пытали женщин жестоко, а они ни в чем неповинны, ничего в самом деле не ведали. Взяли сестрицу царевну Марфу, а что она знала — хоть пытай, хоть не пытай. Царевну пытать не решились, только показали ей, как поджаривают стрельцов на кострах да как ломают руки-ноги на колесе. Вскрикнула страшно, повалилась без памяти. Потом пролепетала про постельницу Жукову, будто та слышала, что стрельцы идут на Москву, чтобы возвести на трон царевну Софью. Взяли и Жукову, стали ее пытать. Оговорила она знакомого полуполковника. Взяли и того. Этот ни сном ни духом ничего не ведал. Снова стали пытать Жукову. Призналась она, что оговорила невинного, не снеся мучений. Концов было не найти.
Притомились палачи, притомились пытальщики: шутка ли, столь много народу пытать да казнить всяко — то на плахе головы рубить, то вешать. Стрелецкие жонки и те пострадали.
Царевну Марфу постригли под именем Маргариты и отправили в заточенье в Успенский монастырь в Александровской слободе. К келье сестры Сусанны приставили караул, ходу ей за стены монастыря не было. Остальным сестрицам — царевнам да тетушкам, было строго-настрого возбранено посещать ее в неуказные дни.
Пять лет жизни отвел ей Господь в таком заточеньи. Увяла, сникла и умерла в 1704 году от Рождества Христова по новому календарю, тоже введенному ненавистным ей Петром.
Печален был конец и ее таланта Васеньки — князя Василия Васильевича Голицына. Как ни старался выгородить его кузен князь Борис Голицын, Петр был непреклонен.
Жалостные письма писал князь Василий из Яренска:
«Ныне в пути мучим живот свой и скитаемся Христовым именем, всякою потребою обнищали и последние рубашки с себя проели. А в Яренске хлеб зело дорог и всякая живность, и помереть будет нам томною и голодною смерило… велите нас и невинных возвратить из такового злого тартара».
Не знал князь, что на Москве чинится свирепый розыск и найдены письма к нему Шакловитого, содержания доверительного, из коих выходило, что был он, злодей Федька, собинным другом князя и что были они сообщниками, желая одного: возвести царевну Софью на престол. А потому ответа на его челобитья не было.
Но не сон ли вся его прежняя жизнь — боярство, поместья, хоромы с богатейшей библиотекою? И он ли был титулован, как «Царственныя большия печати и государевых великих посольских дел оберегатель, ближний боярин и наместник новгородский»? Не он ли, принимая послов, говорил с ними то по-немецки, потом переходил на латынь, смотря кто перед ним был? Неужто он, князь Василий, стоял во главе Посольского и иных приказов, и заключал договора с иноземными монархами, вечный мир с Польшей, и слову его внимали короли, герцоги и маркграфы?!
Боже, боже, как переменчива судьба, какие трюки она свершает со своими любимцами! Еще недавно владелец богатейших и обширнейших вотчин, он с сыном вынужден скитаться по воле каких-то жалких воевод из погоста в погост; из деревни в деревню. Судьба-злодейка закинула его с сыном на край земли, в Архангельский край в деревнюшку Кологоры о двадцати пяти дворах. Это он, прежде облаченный в парчу и бархат, теперь носит на себе какое-то рубище. И бедный сын страждет вместе с ним. За что? А из Москвы ни звука. Забыли про них, забыли.
…Седой старик ковылял по единственной улочке, заросшей травой. Голова его тряслась, руки дрожали. Суровая северная природа только начинала пробуждаться после долгой зимней спячки. На дворе стоял апрель.
Чувствуя приближенье кончины, князь Василий пожелал причаститься и велел позвать к себе дьячка Луку, который был самым значительным духовным лицом в этой глуши. Но не дождался. Тихо охнув, повалился на бок и захрипел.
Сын закрыл ему глаза. Было 21 апреля 1714 года. Через два месяца князю Василию исполнился бы 71 год.
Гордин Руфин Руфинович — современный российский прозаик, член СП РСФСР, член Международной ассоциации писателей баталистов и маринистов, член СП Молдовы. Автор исторических романов «Колокола опалы» и «Свирель любви» (1984) о судьбе полудержавного властелина А. Д. Меншикова, «Под звездой Кутузова» (1985), «Под Пушкинской звездой» (1989), «Жестокая конфузия царя Петра» (1995), «Петру Великому покорствует Персида» (1997), «Шествие императрицы, или Ворота в Византию» (1998) и др.
По признанию самого автора, он строго следует историческим реалиям, помня крылатое выражение Цицерона: «История — учительница жизни».
«Цари… царевичи… царевны…» — новый исторический роман писателя. Публикуется впервые.
1666 год
27 августа — родился Иван V (Иван Алексеевич).
1666–1667 годы
Состоялся собор, осудивший патриарха Никона.
1667 год
30 января — закончилась русско-польская война.
1670–1671 годы
Восстание Степана Разина.
1672 год
20 мая — родился будущий царь Петр I.
1676 год
30 января — умер царь Алексей Михайлович. Начало царствования Федора Алексеевича.
1682 год
28 апреля — умер царь Федор Алексеевич. Царем провозглашен младший брат Ивана Петр Алексеевич. Начало стрелецкого бунта.
23 мая — бесчинства стрельцов в Кремле.
26 мая — боярская Дума объявила царями Ивана и Петра Алексеевичей под регентством их сестры Софьи Алексеевны. Во главе стрельцов поставлен князь Иван Хованский.
25 июня — венчание на царство царей Ивана и Петра.
Лето — царская семья покидает Москву.
17 сентября — взятие под стражу главарей стрелецкого бунта. Возвращение правительницы Софьи и Ивана в Москву. Казнь Хованского.
1677–1678 годы
Чигиринские походы князя Василия Голицына.
1684 год
9 января — Иван Алексеевич женится на Прасковье Салтыковой.
1686 год
6 мая — «Вечный мир» — договор между Россией и Польшей.
1687 и 1689 годы
Крымские походы князя Василия Голицына.
1689 год
Июль — гонцы доносят царю Петр слухи о новом возмущении стрельцов в Москве. Царь бежит из Преображенского в Троицкий монастырь и собирает верных себе людей. Низвержение правительницы Софьи.
28 августа — Нерчинский договор России с Китаем.
1695 год
Первый Азовский поход Петра.
1696 год
29 января — умер Иван V.
Каруца — телега, повозка в Молдавии.
Караимы — последователи секты иудаизма, возникшей в VIII в.; признают священной книгой только Ветхий Завет. Кенасса — молитвенный дом у караимов.
Господарь — титул правителей (князей) Молдовы и Валахии XIV–XIX вв.
Ферман — в Османской империи, указ, подтверждающий впасть местного правителя.
