Я ушел от Кочеткова, когда на лес опустилась теплая летняя ночь. Отойдя на несколько десятков шагов, лег навзничь на траву. В темной бездне неба мерцали далекие искорки-звезды. Говорят: у каждого человека — своя путеводная звезда. Какая же моя?
Путеводная звезда… Нет, это глупости! Каждый сам себе выбирает путь в жизни. И как важно не ошибиться в выборе! Я не жалею, что путь у меня не гладенький, как пол в танцевальном зале, что он не увенчан розами. Не жалел, когда сидел за решеткой в польской дефензиве. Не жалею и теперь, став партизаном, разведчиком. Тяжело тут будет, я знаю. Один неосторожный шаг, одно слово могут стоить жизни. Но не нужно делать этих неосторожных шагов, не нужно кидать необдуманных слов. Прежде всего — трезвый расчет. Хорошенько отмерь, прежде чем резать. И я отмеряю. В пятый, в десятый раз обдумываю, со всех сторон анализирую задание, на выполнение которого мы выступим через несколько часов. Друзья мои не подведут. А тот, шестой, новичок? Как его — Царенко? Кочетков сказал, что это задание будет для него пробой, советовал хорошенько присмотреться к новичку. На всякий случай не назвал ему даже наших имен. Конспирация, ничего не поделаешь.
Будь осторожен во всем, повторял я. Теперь ты отвечаешь не только за самого себя, а и за пятерых товарищей, их судьба тебе доверена. Смотри же не ошибись!
Шли тихо, строго придерживаясь заранее разработанного маршрута и четкого графика: через каждый час — десять минут отдыха. Переговаривались только шепотом. Переходя дороги и песчаные места, запутывали следы. Когда долетал какой-нибудь подозрительный звук, прятались в канавы или кусты и выжидали. И шли дальше.
Когда вечерние сумерки окутали землю, мы остановились в густом соснячке, километрах в десяти — двенадцати от Ровно. Тут можно было бы заночевать, а кого-нибудь из ребят выслать на разведку: наладить связь со Здолбуновом, а после уже перебираться туда всем.
— Ну, товарищи, — сказал я, — здесь остановимся на ночлег.
Царенко мое решение не понравилось.
— Чего нам тут целую ночь валяться, когда до Здолбунова километров двадцать, не больше? Давайте чуть отдохнем, перекусим — и в дорогу. Отоспимся в Здолбунове.
— А у кого именно? — спросил я.
— О, не беспокойтесь, — уверенно ответил Царенко. — У меня полгорода знакомых. Я в Здолбунове могу устроить на ночь не пятерых, а весь отряд!
— Товарищ прав, — поддержал его Николай Приходько. — Дойдем до города, а там и заночуем. Сейчас девять часов. Выйдем через полчаса и часа в два будем на месте…
— Дискутировать не будем, — перебил я Приходько. — Решено: останавливаемся здесь. Пойди лучше набери валежника на костер…
Развели костер, напекли картошки, открыли тушенку. Ужинаем.
— Все-таки я не понимаю, — говорит Царенко, — зачем нам ночевать в лесу?
— Сейчас поймешь, — отвечаю. — Прежде чем всем нам идти в Здолбунов, мы пошлем туда разведку…
— В таком разе я готов идти! — воскликнул Царенко. — Можете быть спокойны, все будет как следует. Завтра я вернусь, и мы все вместе пойдем в Здолбунов. А квартирки я там подыщу!.. Пошлите меня, ей-богу, не пожалеете!..
Меня раздражала назойливость этого парня. Чего он так рвется в Здолбунов, чего так спешит со своими услугами? От избытка энергии или от желания как можно скорее показать себя в деле, в борьбе? Каждый из нас стремится к этому. Но уж на что Коля Приходько нетерпелив, а молчит, не выскакивает, как этот Царенко. Нет, его посылать в город нельзя. Во-первых, у нас нет еще оснований доверять ему; во-вторых, если он действительно тот, за кого себя выдает, нужно приучить его к сдержанности, охладить его чрезмерный пыл; в-третьих, неизвестно, какие друзья и приятели у него в Здолбунове… Нет, Царенко нельзя посылать. И вообще сразу в Здолбунов никому идти нельзя. Сперва разведаем обстановку, а тогда…
— Ты останешься с нами, — объявляю Царенко и чувствую, что он недоволен. — У тебя, говоришь, полгорода знакомых? А что, если один из них окажется подлецом и донесет немцам? Мы не можем рисковать тобой. — Я незаметно дернул Приходько за рукав. — А вот Николая никто в Здолбунове не знает. Ты дай ему адресок кого-нибудь из твоих надежных друзей, он пойдет и передаст от тебя привет.
— Адресок… Адресок… — пробормотал сердито Царенко. — Адреса я не знаю. Дом знаю, а улицы и номера — нет…
— А ты, я вижу, бахвал, — рассмеялся Николай. — Говоришь — полгорода знакомых, а как до дела, то… Может, и фамилий их не знаешь?
— Не смейся, — огрызнулся Царенко. — Вот когда будем в Здолбунове, увидишь, бахвал я или нет.
— Ну ладно, будет вам, — остановил я их. — Пошли, Коля. И вы, Александр Данилович, — обратился я к Середенко. — Пойдете вдвоем. Я вас немного провожу.
Сотню шагов шли молча. Первым нарушил молчание Приходько:
— Не нравится мне что-то этот Царенко. Въедливый и хвастливый. Видать, из брехунов. С ним надо быть поосторожнее. И чего это нам его навязали?
— Хлопца нужно проверить, — заметил я, — вот Кочетков и поручил это нам.
— А я, дурень, вчера вечером, когда ушли от Кочеткова, все ему о себе рассказал, — признался Середенко.
— И больше ни о ком?
— Еще был со мной Яцюк, так и он о себе рассказывал. Мы-то не знали, что Царенко не проверенный…
— Ну ничего, что было, то было, — успокоил я Александра Даниловича. — Давайте лучше условимся, куда вы пойдете.
— Как куда? В Здолбунов! — выпалил Приходько. — У меня там сестра Настя. Муж ее, Михайло, работает в депо. Его брат Сергей — тоже там. Прямо туда и пойдем…
— И наскочим на патрульных, — докончил я тираду Приходько. — Не знаешь ты, что ли, что в городе, да еще на таком транспортном узле, как Здолбунов, ночью пройти без пропуска невозможно?
— Я пройду. Я в Здолбунове каждый закуток знаю, — стоял на своем Приходько. — Настя живет почти в конце города. Вот увидишь: все будет в порядке.
— Нет, нет. Мы не можем рисковать и тобой, и твоими родичами, и всеми нами… Нужно засесть в каком-нибудь селе и оттуда разведать обстановку в городе.
— У меня в Тютьковичах есть знакомый железнодорожник, — сказал Середенко. — Человек надежный, на него можно положиться.
— А у меня друзья в Золотиеве.
— Вот это совсем другой разговор. К ним и пойдете. Наведайтесь поначалу в Тютьковичи. Александр Данилович там останется, а ты, Коля, пойдешь к своим друзьям в Золотиеве. Потом воротишься в Тютьковичи, а завтра вечером мы вас будем ждать. Если все будет в порядке, переберемся в село, а оттуда уже, когда наладим связь с городом, — в Здолбунов.
Условились и о «зеленой почте» — месте, где можно будет оставить записку, если обстоятельства принудят нас куда-нибудь перекочевать.
Попрощались.
Минут через двадцать я снова был у костра.
— Так что дальше делаем? — спросил Царенко.
— Пока что будем отдыхать. А завтра увидим.
Ребята улеглись спать, а я заступил на вахту. Сижу у костра, подкладываю ветки. Огонек небольшой, чуть-чуть теплится. Тишина.
Вдруг:
— Что-то не спится мне…
Это — Царенко. Подошел ко мне, лег животом на траву, взял хворостинку и начал помешивать угли.
— Давайте я покараулю, — говорит. — А вы ложитесь отдыхать. Обо мне не беспокойтесь. Я никогда не могу с вечера заснуть. Зато перед рассветом меня такой сон разбирает, что не добудиться.
— Я тоже на рассвете крепче сплю. Так будем дежурить вдвоем, если тебе уж так хочется.
— Ладно, — согласился Царенко.
Он начал рассказывать о себе, хоть я его об этом и не спрашивал. Закончив, замолчал, видимо ожидая, что я начну с ним откровенный разговор, но, поняв, что надеяться напрасно, снова заговорил:
— Я люблю оружие. Вот посмотрите, какой пистолет дал мне подполковник Кочетков! С детства мечтал — добыть настоящий пистолет. А еще бы автомат!..
— Не спеши, побудешь с нами, походишь на задания — получишь и автомат…
— Скорее бы…
Опять замолчал. И я молчу. Думаю о нем. Кто ты такой, Иван? Чем больше я присматриваюсь к тебе, тем ты загадочнее для меня становишься. Хвалился, что у тебя пол-Здолбунова знакомых, а на самом деле? Зачем же ты хвалился? Ведь Кочетков потому и «привязал» тебя к нам, что ты наговорил ему с три короба про своих здолбуновских друзей…
— Может, все-таки вы ляжете спать, а я покараулю? — прервал мои мысли голос Царенко.
— Нет, ложись-ка сам спать.
Он подумал немного, а затем:
— Спокойной ночи!
Отошел от меня, примостился возле Яцюка. Пускай спит, а я еще посижу.
Где-то теперь Середенко и Приходько? Все ли у них ладится? Посмотрел на часы. Маленькая стрелка доползла до единицы. Если все обошлось без приключений, они уже на месте и отдыхают… Если…
Посидел часок. Пока рядом болтал Царенко, не хотелось спать, а теперь глаза смыкаются. Надо и самому прилечь, подремать. Растолкал Петра Голуба: