да и миномёт никак не желал обнаруживаться… Тогда, чтобы лучше видеть и уж точно схватить удачу за хвост, залезли на какой-то верстак. Я так и представляю эту живописную картину.
Мина прилетела гораздо быстрее, чем они что-то увидели. Комбат получил три осколка и реально истекал кровью, а Маугли схватил лишь один в ногу — казалось, ерунда, но осколок пробил насквозь кость и этого Игоря я увидел, только когда вернулся домой. Рядом с ними у стеночки стоял ещё Виктор из миномётки — более благоразумный — отделался лёгкой контузией и первыми яркими впечатлениями, которые Смерть оставляет шлейфом, проходя мимо. Подскочил дядя Игорь, помог затащить в бокс комбата — ребята стянули с него броник — осколки попали сбоку, между пластинами. Перевязали обоих и стали ждать эвакуацию. Маугли на фронт больше не вернулся, а Китолов после месяца в госпитале снова возглавит отряд.
Игорь Сиземов позывной Маугли (рисунок А. Доброго)
Я сам довёл машину с ранеными до НПЗ, потому что дорогу водитель не успел запомнить, а уже активно темнело. Сдав их на руки медикам и приказав срочно везти в госпиталь, отправился обратно. Потом узнал, что Китолов на адреналине ещё полчаса ходил по ППД и давал «очень ценные» указания, пока не побелел лицом и не упал. Его снова быстро перебинтовали и наконец-то отправили — к счастью успели вовремя…
Ну и теперь только я знал, где и какие посты у нашего отряда в, ставшей уже родной, Белогоровке. Так я там и остался руководить обороной посёлка и прилегающей территории и отвечать за действия, изрядно поредевшего, батальона — потери были как в Золотарёвке, так и в Верхнекаменке, которые тоже оборонял наш БАРС. Али стал и.о. комбата, а Эд возглавил ГОП-1.
Пишу про Эда — перед глазами сразу возникает этот худощавый, дотошный и занудный парень, который душу вытрясет, потому что его ГОПникам вечно не хватает сигарет и воды. Он неспешной и вальяжной походкой спускается со своей отвесной горки, где у его парней сеть основательно подготовленных окопов и блиндажей, к моей машине — на ходу обдумывая, что же ему ещё «очень надо». Хриплым голосом, чуть покашливая, Эд неторопливо рассказывает последние новости, при этом внимательно сканируя глазами мешки и ящики, что разгружают его бойцы. Я широко улыбаюсь: «Всем всё поровну, братан — у нас ещё семь постов».
Еду я однажды с одним знакомым генералом те посты проверять — он всегда внимательно доклады слушал, головой кивал, но любил подчинённых контролировать.
Идём к Эду, а тот в одних трусах встречает, в тапочках и с автоматом. Как раз только обстрел закончился. Генерал глаза изумлёнными сделал — вежливо так спрашивает, кто Эда довёл до жизни такой, может жалобы какие есть, пожелания… Я пальцем у виска кручу, разглядываю что-то недостижимое в верхних слоях атмосферы. А Эд прокашлялся и рассказывает ему медленно и обстоятельно, как он постирался, только портки на кустах развесил и хохлы вдруг мины класть начали — по порткам, наверное. А вообще ему воды не хватает и сигарет тоже…
Мой близкий друг Эд (фото из личного архива А. Доброго)
Русские не национальность — это отдельная Цивилизация.
Враги часто зовут нас «ватниками», «колорадами», «москалями», «кацапами», «орками» и Ордой. Если мы орки, то и окраинцы такие же орки, только предавшие свою родню за то, что им позволили называть себя «воины света». Хотя для Запада они такие же чужие, как и мы — те же, враждебные Европе и опасные для «демократической цивилизации», варвары.
А насчёт милой моему сердцу узкоглазой Орды — я готов согласиться на все сто! Среди моих боевых друзей ещё с 15-ого года есть осетины и буряты, башкиры и цыгане, марийцы, грузины, белорусы, узбеки, украинцы, греки и татары. И сейчас в составе Русской Армии и своего отряда я с удовольствием вижу: калмыков, тувинцев, якутов, аварцев, армян, чеченцев, казахов, чувашей и всех, кого я не назвал, но они здесь — плечом к плечу с русскими солдатами. Да и каждый из нас может вспомнить среди своих предков и родни представителей огромного числа народностей, населяющих нашу Родину и в тяжёлые годы испытаний сами себя называющие русскими…
Прежде, чем разгонять антимигрантские настроения в России; прежде, чем обвинять целые нации за преступления отдельных уродов, я хочу, чтобы Вы вспомнили — почему Ташкент, с лёгкой руки Александра Неверова, называют: «Город хлебный». Вспомнить, почему в республики Средней Азии Советская страна отправляла своих детей — ваших бабушек и дедушек — в голодные двадцатые и огненные сороковые… В том числе из блокадного Ленинграда. Русских детей там принимали, как родных. Моя мама родилась в Киргизии в 1944 году.
Мне очень не нравится, когда нас начинают делить по национальностям, по Вере или на «красных» и «белых» — это попытки врага вернуть Великий Народ на сто лет назад, в горнило Гражданской войны. Правда частично им это удалось — на Русской Украине именно такая война и идёт, мы лишь сдерживаем её распространение с 2014 года. Противники говорят на одном языке, имеют одни и те же имена-фамилии, общую Историю и, надеюсь, общее Будущее — после выздоровления малороссов от угара окраинства и нацизма, как не раз уже бывало на этой Земле после братоубийственных, междоусобных войн. И не раз ещё будет…
В руководстве батальона продолжались изменения — Демон стал НШ, вместо Али; Вторую роту возглавил мой добрый друг Олег Тихий, а Первую роту Серёга Гром, с которым мы тоже отлично сработаемся.
Разведка наша изрядно поредела — был ранен Туман, в Золотарёвке у Тридцатого остался бурят Лесник, а я плотно занялся делами отряда в Белогоровке. В поддержку к Роде и Деду зашли в отделение достойные ребята калмык Очир и осетин Тамаз — оба пришлись, как нельзя кстати. Работа продолжалась, несмотря на жуткий конвейер потерь и вынужденных замен.
Калмыки появились на полигоне перед самой отправкой за «ленточку». Их было человек десять-двенадцать и всех по остаточному признаку определили в миномётную батарею. Знаю, что и в следующей командировке уже в ДНР они работали по, освоенной в нашем БАРСе, профессии.
Очир держался немного особняком и мы очень легко сдружились, как будто сто лет знакомы. Хитрые раскосые глаза нового товарища гармонично соседствовали с открытой улыбкой. Он охотно подключался к нашей работе, рвался на передовую и даже обижался, когда
