— Возьми, — он протянул Дубяге на ладони маленький обломок от кости домино, — это половинка от дупеля два, покажешь Меринову, он сразу поймёт, от кого ты.
Они разом поднялись, стояли друг против друга; через плечо подполковника Дубяге была видна карта на стене, а под ней на полу — яловые сапоги подполковника. Плащ-палатка, натянутая на верёвке, завешивала койку Ярунина. Пустой блиндаж вдруг показался Дубяге обжитым, домашним. Он встретился взглядом с подполковником.
Коротки были сборы Дубяги — выбрился, подтянул потуже ремень, повесил на плечо вещевой мешок. В мешке у него гражданская одежда. Он уйдёт сейчас в дивизию на передовую, а рано утром затемно поползёт через линию фронта.
Ярунин вышел проводить его. Падал снег, рано темнело в лесу. На опушке леса их догнала Люба. Помолчали, оттягивая минуту расставанья.
Когда человек уходит на задание, много слов при прощанье не произносится. Скажет: «До свиданья», и пошёл. Может быть, и хочется ему кое-что добавить, но очень уж боязно громких слов, да вроде и не к месту. Сегодня я ухожу, завтра, будет надо, пойдёшь ты. Вот за то, что уверен в этом, за нашу общую борьбу, за общую судьбу нашу, давай пожмём руки.
Дубяга попрощался с Яруниным и подошёл к Любе. Девушка поспешно стянула с руки варежку, уронила её в снег.
Дубяга ушёл далеко по дороге, обернулся, и, сняв шапку, помахал им на прощанье.
Подполковник распорядился: младшему лейтенанту Белоухову сдать аппараты Любе и приготовиться к выполнению задания. Задание следующее: выйти в Ржев в распоряжение Дубяги.
Подполковник отпустил Белоухова отдохнуть, а навстречу младшему лейтенанту в блиндаж вошёл сержант Бутин.
— Разрешите?
Он крутнул руку к виску, отчеканил:
— По вашему приказанию прибыл!
— Подсаживайся к столу, товарищ Бутин, — сказал подполковник.
Дрова давно прогорели, в блиндаже было холодно, подполковник кутался в шинель.
— В Ржев надо пройти, — заговорил подполковник, помолчав. — Пойдёшь не один, проведёшь младшего лейтенанта Белоухова через линию фронта.
Он встал, положил руку на карту, висевшую на стене. Большая рука его перерезала оборону противника, словно перекидывала мост из нашего расположения в оккупированный город.
— Справишься, как ты думаешь?
— Чего ж думать, товарищ подполковник, не в первый раз.
Не в первый раз, это верно. Уральский рабочий-слесарь, Бутин с начала войны в разведке. В боевых испытаниях, где надо быть умнее врага, отважней и искусней его, ковался мужественный характер. Бутин — надёжный товарищ идущему с ним рядом разведчику, их роднит, родней, чем братьев, общая вера, общая ненависть к врагу, общая боевая задача, Бутин не дрогнет сам и свою стойкость сообщит товарищу.
Таким был Бутин в разведке, и Ярунин поручал ему самые ответственные задания. А вернувшись с задания, он снова становился весёлым человеком, добродушно переносящим невзгоды фронтовой жизни, словно берёг энергию, чтобы в нужный момент отмобилизоваться, собрать волю в кулак и действовать отважно, дерзко и точно.
Глянув на валенки Бутина с щеголевато загнутыми голенищами, подполковник распорядился:
— Покажи валенки. Исправны? А ноги не стёрты?
— С чего стереть, — усмехнулся Бутин, — бегать от врага привычки не имею.
Медленно покачивая головой, он слушал подполковника, запоминал по карте маршрут, но в мыслях он был уже далеко отсюда и жил иной, особенной, известной только разведчикам жизнью.
А Белоухов, выйдя от подполковника, почувствовал, что ему совсем не хотелось отдыхать, как посоветовал ему Ярунин. Солнце только садилось, и лучи его расцветили лес. Белоухов возбуждённо шагал по снегу. Большие мохнатые лапы елей задевали лицо. Он не замечал ни часовых, ни замаскированных штабных машин.
Вдалеке по просёлочной дороге кто-то быстро шёл. Проваливаясь в снег, Белоухов заспешил по снежной целине наперерез. Когда он, наконец, выбрался на дорогу, женщина в тёмном пальто, с мешком на спине, ушла уже далеко вперёд. Он крикнул нерешительно вдогонку ей:
— Тоня!
Она услышала, оглянулась, Белоухов побежал к ней.
— Здравствуйте, Тоня! — издали прокричал он.
Лицо её, низко по брови укутанное тёплым платком, казалось маленьким, совсем детским.
— Куда вы спешите?
— В Ржев спешу, — она улыбнулась, но оттого, что она давно была в пути и губы у неё замерзли, улыбка получилась короткой, беспомощной. — Наши городские учреждения уже готовятся вступать в Ржев, и я хочу с ними. С мужем. думаю, пустят меня. Как вы думаете?
— Я пойду,— сказала Тоня, поправив на спине мешок,— а то, боюсь, замёрзну.
Она обернулась и крикнула ему:
— А вы-то сами когда же? Прозеваете, смотрите, Ржев как раз без вас и возьмут.— И помахала ему на прощанье.
* * *
Третий час длится заседание Военного Совета соединения. Жарко натоплено в блиндаже, под низким потолком висят клубы табачного дыма.
Командующий отпил глоток остывшего крепкого чая и сказал, проведя ладонью по гладко выбритой голове:
— Слушаем вас, товарищ Ярунин.
Подполковник коротко повторил то, что было
уже известно Военному Совету и над чем весь этот месяц трудились его люди. Фашисты заминировали Ржев. Они делали это. тщательно, продуманно. Мины вложены в специальные ящики, и это затрудняет обнаружение их миноискателями. Когда наши части войдут в Ржев и в освобождённый город двинутся поезда, а в городе разместятся тылы армии со своими складами, немецкая диверсионная группа приведет системы мин в действие.
Он склонился над картой, и лицо его снова попало в свет лампы; оно выглядело сосредоточенным и хмурым, над подвижными бровями сели толстые бугры. Обращаясь к Ярунину, он добавил:
— В тылу нашей армии всё должно оставаться спокойно. Нельзя допустить, чтобы здесь у нас были жертвы.
Он замолчал и карандашом отметил на карте границы наступления основных сил армии.
— Если бы нам пришлось после освобождения Ржева выводить из города войска и население, это посеяло бы панику,— добавил член Военного Совета. Командующий задумчиво смотрел в его обветренное лицо и утвердительно кивал головой.
— Пётр Ильич,— сказал он, приглашая высказаться своего заместителя по тылу.
Генерал, командующий тылом, поднялся; худощавый и очень высокий, он стоял, чуть склонив голову, держа перед собой листок со столбцами цифр.
— Одним продовольствием мы обеспечены на 70 сутодач. О боеприпасах и говорить не приходится. Всё это составляет много тонн, — излагая, он теребил длинными пальцами листок бумаги.— Весь этот огромный груз нужно перекинуть вслед за наступающими войсками. Но после снегопада дорога для машин еще не пробита. Прогноз же погоды неблагоприятный — днями ожидается оттепель. Я намереваюсь большой груз пустить потоком по железной дороге. Рассредоточить склады, взяв за основу ржевский железнодорожный узел.
— Всё ясно, — сказал командующий, тяжело кладя на стол широкую ладонь. Повернувшись всем корпусом к Ярунину, он спросил: — Что вам надо в помощь?
У Ярунина глаза полуприкрыты, лицо непроницаемо, он ответил, словно очнувшись:
— Роту сапёров, товарищ командующий,
— Это все?
— Пока да.
— Пётр Ильич, отдашь Ярунину своих сапёров. — Командующий шумно встал и крикнул адъютанта.
— Раздеваешь, — пожаловался заместитель командарма по тылу, подсаживаясь к Ярунину,— может обойдёшься двумя взводами?
Ярунин затянулся, выпустил табачный дым и покачал головой, не вынимая изо рта папиросы.
— Не скупись, Пётр Ильич.
По распоряжению командующего ввели «языка». Соблюдая инструкцию, его доставили сюда, на новый наблюдательный пункт соединения, с завязанными глазами. Сопровождавший боец сорвал с глаз пленного повязку, и тот ошеломленно попятился.
Широко расставив ноги в больших чёрных не разношенных валенках, заложив руки за спину, командующий с нескрываемым любопытством долго рассматривал пленного — огромного роста молодого фельдфебеля в неуклюжем ватном стёганом одеянии. Командующий нетерпеливо подбирал в уме нужные ему немецкие слова.
