Лестница упиралась в потолок, но сколько Кешка не искал тайных лазов, их не было. Западня! В подземелье попал, а назад ходу нет.
Тут в пору было сойти с ума.
Но Кешка не испугался, не растерялся.
Надо пойти по коридору. Только в какую сторону податься? В конце концов, не всё ли равно? Тут, видимо, как в сказке: направо пойдёшь — от меча погибнешь, налево пойдёшь — живым не вернёшься.
Кешка пошёл налево.
Коридор несколько раз круто поворачивал то в одну сторону, то в другую, пока не вывел в большую круглую комнату с тяжёлым потолком, с балок которого свисали какие-то непонятные и чудовищные приспособления. В кирпичные стены были вмурованы железные кольца, которые давно поржавели, толстые цепи, а посреди комнаты стоял на треноге чёрный котёл.
Кешка догадался, что когда-то тут мучили людей. Отсюда они, пожалуй, уже никогда не выходили на божий свет. Он даже содрогнулся от своей догадки и быстрее пошёл назад.
Что ждёт его направо от лестницы?
Направо коридор, казалось, тянется бесконечно. Но не это пугало Кешку, а мёртвая тишина. Она была ужасная. Даже собственные шаги где-то пропадали, словно Кешка шёл по ватному полу. Местами со стен пробивалась вода. Иногда она капала прямо с потолка, но опять же беззвучно.
Кешка несколько раз хотел повернуть назад. Но и там не было спасения, чтобы выбраться из этой ужасной подземной западни. Поэтому Кешка шёл и шёл вперёд.
Наконец лучик фонарика упёрся в деревянную стену. Она перегораживала коридор.
Вот тебе и на! И этот коридор привёл в никуда. Хоть плачь, а ещё лучше — ложись и помирай. Но умереть никогда не поздно. Надо прежде всего осмотреть деревянную стену, что встала на пути преградой. Может быть, в ней спрятана какая-либо загадка.
Кешка шёл, осторожно ощупывая ногами пол. И хорошо, что слишком не рисковал. Пол вдруг оборвался перед какой-то пропастью. Кешка даже отшатнулся, так неожиданно он кончился. Посветил фонариком — вода. Чёрные дубовые плашки прятались под ней, как прячутся венцы колодезного сруба под водой. Глянул Кешка вверх — в недостижимой высоте синел клочок неба. Как будто колодец какой-то. Присмотрелся внимательнее, оказалось, по плашкам сруба вьётся вверх лестница.
Есть всё-таки выход из подземелья!..
Кешка ступил ногой на приступку лестницы — кажется, выдержит. Полез вверх, каждый раз внимательно приглядываясь к приступкам, чтобы не попалась гнилая — полетишь, не дай бог, в воду, тогда уже точно не выбраться отсюда.
Долго выбирался Кешка из колодца, а когда выбрался, то удивился — колодец оказался тем, что считалось могилой Змея-Горыныча. Может, в нём и теперь горят Змеевы глаза? Глянул — горят.
И тут понял Кешка, что в воде колодца отражаются две звезды, а сам колодец — тайный выход из монастыря.
О своём открытии Кешка не сказал даже Данилке. Он ещё раз проделал путь от часовни к выходу из колодца в лесу. Всю механику постиг. И не было ему теперь никаких трудностей проникать в монастырь и выходить из него через колодец, который считался могилой Змея.
Вот как собирался Кешка освободить пленных бойцов Красной Армии, которых фашисты держали в Кормелицком монастыре.
Пусть фашисты стоят на своих вышках с пулемётами да автоматами. Хватятся, а в плену уже никого нет. Как сквозь землю провалились. Дудки они догадаются, как Кешка их из монастыря вывел.
Если кто подумает, что Кешке было очень просто спускаться в колодец, что каждый на его месте смог бы это сделать, что тут не было никакой отваги, тот не иначе как хвастун.
Хорошо так думать, когда нет войны и нет большой необходимости спускаться в тот, Змеев, колодец. Но у каждого затряслись бы поджилки, если бы пришлось пройти опасный путь, который довелось одолеть Кешке.
У Кешки тоже дрожали поджилки. Что правда то правда. Да он этого и не таил. Ибо Кешка никогда не был хвастуном.
Спустившись по колодезному срубу в подземный коридор, Кешка зажёг фонарик и пошёл по этому коридору. Теперь он оказался совсем коротким. Вот и та лестница. Кешка поднялся по ней к самому потолку. Нашёл под ступенькой небольшую ручку, потянул на себя. Между ступенек образовалась пустота. Кешка просунул руку, взялся за рычаг, сильно потянул его — над головой открылся довольно большой люк. Лезь, Кешка, в него, а из него — в часовню.
Сначала Кешка просунул голову, посмотрел внимательно — в часовне никого не было.
Кешка вылез из подземелья. На всякий случай люк не стал закрывать. Если что, так юркнуть в него проще простого.
Осторожно ступая, Кешка подошёл к двери, выглянул во двор. И во дворе никого. Разве в церкви спрятались пленные?
Теперь надо быстренько заскочить за угол часовни. Оттуда перебежать к церкви. Заскочил Кешка за угол и… остолбенел. Возле стены вповалку лежали мёртвые.
Кешку охватил ужас. Даже волосы на голове стали дыбом. Он, не помня себя, бросился в церковь. Забежал и отступил назад. Весь пол в церкви был устлан мёртвыми. Панический страх овладел им. Кешка не знал, куда кинуться, где спрятаться от этого ужаса. Разве что назад, в часовню? Да вдруг услышал чужой разговор и хохот. Смех больше всего поразил Кешку. Кто может смеяться, если всюду мёртвые люди?
От монастырских ворот, по главной тропинке, сюда, к церкви, шли фашисты с чёрными бидонами за плечами и длинными хоботами красных железных трубок. Они шли, разговаривали и хохотали.
Кешка бросился к часовне.
Фашисты подошли к церкви, направили железные хоботы в окна и двери церкви. Из трубок шугануло пламя, даже кирпич начал плавиться. А вся церковь превратилась в один громадный костёр.
Теперь оставалось одно — как можно быстрее бежать отсюда. Кешка оглянулся. Опираясь руками о стену часовни, к нему шёл окровавленный человек в военной форме. Кешке показалось, что человек этот мёртв. Его глаза были закрыты, а сам он был белый-белый.
Кешка словно примёрз к земле. Ноги отнялись.
— Убегай, парень, иначе сожгут тебя огнемётами, — сказал человек, и Кешку сразу же отпустил страх.
Теперь Кешка рассмотрел, что перед ним стоит не иначе как красный командир, немолодой уже, в комсоставских галифе и разорванной гимнастёрке, надетой на голое тело.
— Дядечка, — взволнованно заговорил Кешка, — вы — командир?
— Откомандовал… Беги, беги, парень, — сказал он.
— Вместе побежим… В часовню, — предложил Кешка.
— Какая разница, где умирать, в часовне или под чистым небом, — обречённо ответил тот.
Кешка недолго думая схватил его за руку, подставил своё плечо, чтобы раненый мог опереться на него. Тот, наверное, почувствовал силу Кешкиной воли, не стал сопротивляться.
Пройти надо было шагов десять. И они кое-как доковыляли до двери. Но тут их заметили фашисты. Автоматная очередь прошлась над их головами, только кирпич посыпался. Они успели зайти в часовню.
— Дядечка, быстрей забирайтесь в этот лаз, — подтолкнул Кешка раненого командира.
Едва Кешка успел помочь человеку спрятаться в лаз, как на пороге часовни появился огнемётчик. К счастью, он сначала оглянулся вправо, чтобы увидеть Кешку и испепелить, а Кешка был слева. Кешка быстренько шмыгнул в лаз и изо всей силы рванул рычаг.
Кешка боялся зажечь фонарик — а вдруг фашисты как-либо увидят его свет, — поэтому они спустились по лестнице в чёрной непроглядной темноте. И оба молчали.
Наконец Кешка нащупал ногой каменный пол коридора, обрадовался, будто их путешествие счастливо окончилось.
— Пусть теперь, гады, ищут ветра в поле, — весело заговорил он.
— Где мы? — спросил пленный. — И как мы выберемся с этого пекла?
— А вы не волнуйтесь, — успокоил его Кешка. — Мы в подземелье… Отсюда ведёт коридор к Змеевому колодцу. А колодец тот в лесу.
Пленный вдруг отпустил Кешкину руку, сел.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил он.
— Кешка я… Иннокентий Листопаденко, — ответил Кешка.
— А меня Карди… Сергей Иванович Карди… Ну, вот и познакомились. А теперь послушай, что я тебе скажу, Иннокентий Листопаденко. Спасибо тебе, что спас меня от фашистских огнемётов… Но мне отсюда не выбраться…
— Нет, нет! — закричал Кешка. — Я не брошу вас…
— Чудак ты, Иннокентий Листопаденко. У меня сил и на два шага не осталось, — грустно сказал Сергей Иванович. — Всё, брат, финита!..
Что значит слово «финита», Кешка не знал, но понял — плохое слово, которое не иначе как означает конец.
— И не думайте про эту «финиту», — решительно запротестовал Кешка. — Надо все силы собрать, до последней капельки и до последней минуты бороться. А если придётся падать, так и то головой вперёд, как говорил наш комдив товарищ Супрун. Нам и идти — сущий пустяк. Километр, не больше…
