— Привет, Миша. Голова не трещит?
— Есть малость. С зачетной сессией тебя.
— Ох, эти зачеты, — покрутил головой капитан. — Как я сдавать буду — не башка, а колокол. Ты хоть приди помочь по радиооборудованию.
— Приду, — пообещал Пикалов. — Кстати, я включен в состав приемной комиссии, за начальника связи полка. Так что берегись: могу казнить, могу миловать.
Они вместе позавтракали и отправились в заводской клуб, где был объявлен сбор летного состава.
У клуба уже стояла группа летчиков. Пикалов рассмотрел среди них подполковника Меньшикова, его заместителя по политической части майора Казаринова и — у Пикалова молоточками застучала кровь в висках — капитана Петровского. Что заставило оперуполномоченного приехать сюда? Шифрованная радиопередача, которую Пикалов отстучал на прошлой неделе? Не слишком ли долго собирался Петровский? Нет, не должно быть: если бы передачу засекли, контрразведчики начали бы раскручивать дело по свежему следу. И глаза Петровского на этот раз намного спокойнее, чем были в Саках, когда он искал агента. Даже чему-то улыбается, беседуя с Казариновым. Конечно же, дело не в радиопередаче! Сегодня зачеты, и все экипажи приступают к полетам. Вот когда надо держать ушки на макушке…
До построения оставалось десять минут. Пикалов потолкался среди летчиков, послушал, о чем говорят. Тема в основном была одна — о зачетах. Оказывается, многим надоело сидеть на земле, зубрить «Конструкцию самолета», «Конструкцию двигателя М88Б», инструкции и наставления, и Пикалов недоумевал, что движет ими: патриотизм, как говорят политработники, или обыкновенный фанатизм недалеких, ограниченных людей? Что бы там ни было, он, Пикалов, не рвался навстречу опасности, где можно в любую минуту отдать жизнь, какие бы высокие цели ни ставил перед собой. Выиграет тот, кто победит, а победит тот, кто выживет. И уж он-то постарается оказаться умнее других. Нет, трусом он себя не считает и то, что требует от него фатерланд, делает, находясь под постоянной угрозой с обеих сторон: русские могут разоблачить, а соотечественники — сбить, несмотря на то что каждый раз ему сообщают сигнал «Я свой». Истребители действительно после сигнала прекращают атаку, но зенитчикам, когда летишь в группе, сигнал не подашь.
Петровский увидел Пикалова и протянул ему руку. Старший лейтенант пожал твердую и тяжелую, как свинчатка, кисть.
— С приездом, товарищ капитан. Подлетнуть решили вместе с нами на новом бомбере? — пошутил Пикалов. — Держись теперь, фриц…
— Становись! — прервал его голос начальника штаба. — Смирно!
Меньшиков неторопливо прошелся вдоль строя, поглядывая на летчиков радостными улыбчивыми глазами, заговорил бодро, со смешинкой в голосе:
— Вижу, отдохнули, сил набрались. А некоторые даже жирком обрастать стали. Пора, пора крылышки расправить. И погодка нам навстречу идет, — кивнул он на яркое весеннее солнце. — Итак, завтра назначаю полеты. Но, — он многозначительно поднял вверх палец, — для тех, кто сдаст зачеты. Сейчас все идем в сборочный самолетный цех, и члены комиссии приступят к проверке ваших знаний. Первыми сдают летчики, потом штурманы, а после уже стрелки-радисты и стрелки. Ясно? Вопросов нет? Тогда — шагом марш!…
Все было как в училище: длинный застланный красной скатертью стол, на стенах схемы и плакаты, в углу разрезанный, на металлической подставке мотор с красными ребрами. Члены приемной комиссии чинно уселись за столом, разложили на краю узенькие белые билеты с отпечатанными на машинке вопросами — по конструкции самолета, мотора и по электроспецоборудованию.
Пикалов примостился с краю, рядом с инженером по электроспецоборудованию.
Он почти не слушал, как отвечали летчики — они его не интересовали, — но, когда к столу вышел лейтенант Туманов, Пикалов весь превратился в слух: вот на этого летчика можно сделать ставку. Туманов и раньше нравился ему своей сдержанностью, немногословием, скромностью. Летал он превосходно, теорию знал как таблицу умножения, однако никогда не выставлял напоказ свои способности. А в первом боевом вылете и вовсе оказался молодцом: сам хладнокровно отражал атаки и вовремя приходил на помощь товарищам. Вот и теперь он держался перед членами комиссии свободно, просто, отвечал лаконично и ясно. По всему было видно, что это умный и способный человек. Иметь такого сообщника было пределом мечтаний.
Под этим впечатлением и вышел Пикалов на перерыв, когда летчики закончили сдачу зачетов. Но чем умнее человек, понимал Пикалов, тем труднее поймать его в свои сети, можно самому попасться. Надо действовать очень тонко и осторожно. И у него снова мелькнула мысль использовать для этой цели Серебряного.
Знания конструкции самолета и мотора у штурманов были ниже, и отвечали они далеко не так твердо, как летчики, а когда к столу вышел капитан Серебряный и уткнулся в схему работы магнето долгим блуждающим взглядом, по лицам членов комиссии побежали улыбки. Наконец Серебряного осенило, и, взяв указку, он бойко заговорил:
— Магнето служит для выработки электрического тока, который поступает по проводам к свечам, образует искру и воспламеняет топливную смесь в цилиндрах мотора. Магнето состоит из якоря, магнитов, двух катушек с обмотками, подшипников, проводов. — Серебряный замолчал и снова забегал глазами по плакату: надо было переходить к работе магнето, как стоял вопрос в билете, показать путь тока, а штурман этого явно не знал. Но вот он увидел нарисованную на плакате стрелку и оживился: — Магнитные силовые линии, образованные при вращении якоря, пересекают первичную обмотку и возбуждают в ней ток самоиндукции. Ток, двигаясь по первичной обмотке, образует вокруг нее также магнитное поле, силовые линии которого начинают пересекать вторичную обмотку. Образованный ток во вторичной обмотке пойдет по этому направлению, — капитан повел указкой. Но вот стрелка окончила свое движение, и указка остановилась. Немного подумав, капитан продолжил: — Если ток пойдет сюда… — он оторвал взгляд от схемы и посмотрел в сторону сидящих сослуживцев. Те покачали головой отрицательно, и Серебряный твердо заключил: — то это будет неправильно.
В классе и за председательским столом засмеялись. Когда смех стих, инженер полка попросил продолжить.
— Если же ток пойдет сюда, — указка двинулась в другом направлении, и снова — взгляд на товарищей, — это тоже будет неправильно.
Новый взрыв хохота заглушил доносившийся из цеха шум станков. Смеялись все, и Пикалов, видя, что Серебряный обиженно смотрит на него, ничего не мог с собой поделать, закатывался до слез.
Капитан немного выждал и сказал с раздражением:
— Чего ж тут смешного? Ведь это я для ясности. Ток пойдет вот сюда.
И хотя на этот раз он показал правильно, смех грохнул с прежней силой…
— Придете сдавать через пять дней, — строго заключил инженер полка.
Серебряный дождался конца зачетов и обрушил свой гнев на Пикалова:
— А ты чего зубы скалил? Тоже мне, друг…
— Не вали с больной головы на здоровую, — огрызнулся Пикалов. — Поменьше надо было вечерами шляться. А может, ты специально?… — осенила его мысль.
Серебряный даже остановился, сжал кулаки и скрипнул зубами:
— Что ты сказал? А ну повтори!
Он и впрямь готов был полезть в драку. Но в планы Пикалова это не входило. Достаточно и того, что удалось довести его до кипения. Отец поучал: «Умей влиять на настроение людей и умей извлекать из этого настроения выгоду». Когда честолюбие Серебряного страдает, в гневе он действительно готов на безрассудство. Надо гнев этот направить на других…
— Ты горло на меня не дери! — оборвал его Пикалов. — Я повторил то, что слышал.
— От кого?! — схватил его за руку Серебряный.
— От бабки Маланьи… То ты ориентировку теряешь, то на зачетах шуточки дурацкие шутишь. Не смешно.
— А чего же ты ржал?
— Почему ж не посмеяться, если друг так хочет? — Мысль о том, что Серебряный дурачка строил, чтобы посмешить товарищей, только теперь пришла ему в голову. — Ты думаешь, я не догадался? И члены комиссии, по-моему, поняли…
