— Ни черта вы не поняли! — горестно воскликнул Серебряный. — Пять суток… дудки! Завтра же я буду летать! — Капитан повернулся и стал отыскивать взглядом кого-то из командиров, все еще стоявших около цеха.
— Хочешь сегодня пересдавать? — догадался Пикалов. — Не выйдет. Инженер полка слов на ветер не бросает.
— Ты плохо знаешь Серебряного! — упрямо и хвастливо заявил капитан и зашагал обратно. Пикалов не стал его удерживать. А вечером выяснил — решение инженера полка осталось в силе; между капитаном Серебряным и лейтенантом Тумановым произошла размолвка, и Пикалов не знал еще, к лучшему это или к худшему. Во всяком случае, неожиданностью для него это не было. Неожиданным оказалось другое. После ужина командир полка построил весь летный состав и сказал с огорчением:
— Товарищи! У нас произошел безобразный случай. Какой-то разгильдяй во время сдачи зачетов додумался вырвать из секретной инструкции по эксплуатации самолета схему бензо- и маслопитания. Ясно, что этот бездельник не занимался как следует, а решил воспользоваться шпаргалкой. Схема, повторяю, секретная, и потому во избежание скандала прошу, кто это сделал, сегодня же сдать схему в секретную часть. В противном случае я вынужден буду обратиться в соответствующие органы. Время военное, и вы отлично понимаете, чем все это может закончиться. И для меня, и для того, кто это сделал. Убежден, что сделано это по недомыслию, а не по злому умыслу. Потому еще раз прошу: сдайте схему…
Пикалов невольно посмотрел на Серебряного. Капитан стоял за Тумановым, низко опустив голову.
Когда Меньшиков распустил строй и все поспешили по своим делам — одни на квартиры, другие на свидания, — Пикалов догнал медленно бредущего Серебряного и взял его по-дружески под руку.
— Чем опечален потомок великого князя? Неужто повергло его в уныние то, что ему дарованы еще пять свободных дней без страха и риска?
— Катись ты со своими шуточками! — огрызнулся капитан.
— Не нравится? — усмехнулся Пикалов. — А я вчера терпел твои шуточки, не злился.
Лицо Серебряного искривилось, как от зубной боли, и Пикалов решил сменить тему, чтобы не доводить его до белого каления. Ему нужна была откровенность Серебряного, а не злость, и он сказал сочувственно:
— Плюнь на все. Пять дней — не срок. Идем лучше по сто грамм.
— Не могу, — впервые за все время их дружбы отказался капитан. — Мне надо в одно место…
Пикалов был почти уверен куда. Предложил:
— Возьми меня с собой, пригожусь.
— Обойдусь как-нибудь без помощников, — неожиданно снова разозлился Серебряный.
— Вольному воля. — Пикалов не понял, что взвинтило штурмана, и решил действовать нахрапом: — Установить, кто вырвал схему из секретной инструкции, особого труда не потребуется: все, кто брал ее в секретной библиотеке, записаны.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, — пожал плечами Пикалов. — Просто размышляю вслух. Появляться тому дураку в секретной библиотеке вряд ли стоит.
— За честное признание меньше наказание, — возразил Серебряный.
— Так думал Иванушка-дурачок, направляясь к царю с повинною, — вставил Пикалов. — Лучше сделать так: запечатать схему в конверт, опустить в заводской почтовый ящик и позвонить секретчику. Ни ему, ни Меньшикову не выгодно раскручивать это дело, тем более ясно, что сделано это по недомыслию. А уж если виновный сам заявится, рано или поздно ему это аукнется.
— Спасибо, — Серебряный пожал крепко руку Пикалова. — Ты настоящий друг, Миша…
14
3/V 1942 г. …Перелет из г. Воронежа на аэродром Михайловка…
(Из летной книжки Ф.И. Меньшикова)
Нет, не зря говорят, что самое дорогое, самое прекрасное у человека — жизнь. Потому что с нею связаны все наши радости, наше счастье, все наши надежды. Александр чувствовал себя так, словно весь мир лежал у его ног, словно он маг и волшебник и любое желание, стоит ему только захотеть, будет исполнено. Он — снова летчик, и пусть побаливает немного спина — Александр снова в небе, ведет новый дальний бомбардировщик Ил-4 с могучим мотором М88Б в 1100 лошадиных сил против 750 ДБ-3, на котором они летали ранее. Все радовало его — и майское ослепительное солнце, и чистое синее небо, и изумрудная зелень полей и деревьев, и безукоризненный, прямо-таки величественный строй бомбардировщиков, летевших поэскадрильно плотным правым пеленгом. Полк в полном боевом составе по новому штатному расписанию — 31 экипаж вместо 70 — возвращался на свой аэродром. 31 бомбардировщик — все остроносые, ощетинившиеся пулеметами, поблескивающие свежей краской, внушительные, грозные. Некоторым экипажам уже довелось совершить на них с Воронежского аэродрома по нескольку боевых вылетов. Летчики и штурманы остались довольны самолетом.
Александр на боевые задания еще не летал, но из рассказов товарищей сделал вывод: в настоящих воздушных схватках с истребителями Ил-4 еще не побывали и судить об их непогрешимости рано. А о том, что надвигаются грозные события, свидетельствовали военные сводки, донесения воздушных разведчиков. Немцы сосредоточивают на южном крыле фронта огромное количество войск, техники; все бывшие наши аэродромы запружены истребителями и бомбардировщиками.
Приближалось жаркое время, жестокие бои. Но Александра они сейчас не волновали — он летел туда, где его ждала любимая, и он уже мысленно произносил ей ласковые слова, обнимал, гладил нежную кожу лица, целовал прохладные милые губы.
Она писала ему не очень длинные, но полные любви, душевной теплоты письма, просила беречь себя, не рисковать безрассудно. Милая, дорогая Иришка! Если б она знала, как он истосковался по ней. Не было, наверное, часа, минуты, чтобы он не вспоминал, не думал о ней. Вот ведь как странно устроена жизнь: Ирина — чужой человек, чужая жена, а стала ему ближе, роднее сестры. Риту он, разумеется, любил, жалел, но она как-то отошла на второй план.
Командир полка предупредил, что как только экипажи произведут посадку на своем аэродроме, сразу приступят к подготовке к ночному боевому вылету: боевое задание уже получено. Но до ночи останется время, и Александр был уверен, что выкроит если не час, то хотя бы несколько минут, чтобы повидаться с Ириной. Может, она и сама, прослышав о возвращении полка, придет на аэродром встречать его.
Мечты, мечты! Он и предположить не мог, какое огорчение ожидает его… Встречать на аэродром их действительно пришли не только наземные авиаспециалисты, командиры и бойцы базы обслуживания, но и повара, и официантки, врачи и медсестры, жители из соседних станиц. Едва первая десятка прошла над аэродромом, как туда повалили люди. Они остановились на краю летного поля, недалеко от стартового командного пункта, и приветствовали приземлявшиеся экипажи помахиванием пилоток, букетами цветов.
Александр летел во второй десятке, когда встречающие уже сосредоточились на краю летного поля. И хотя бомбардировщик пронесся над ними в сотне метров, различить в толпе Ирину и Риту он не мог.
Самолеты встречали механики и разводили их по вырытым за это время капонирам.
Как только приземлился последний самолет, поступила команда строиться. Меньшиков объявил дальнейший распорядок дня: до 12 часов — подготовка самолетов к боевому вылету, в 12.30 — обед, после — отдых. В 18.00 — ужин. Построение на аэродроме — в 19.00. Разведчиком погоды летит экипаж капитана Зароконяна, осветителем цели — экипаж капитана Арканова. Цель и маршрут полета будут объявлены дополнительно.
Александр взглянул на часы — без десяти десять. Превосходно! Времени, как говорится, навалом, он успеет навестить Ирину.
У бомбардировщика его поджидал дежурный по аэродрому, тихонько шепнул:
— Там тебя ждут.
Дав команду осмотреть самолет, дозаправить бензином и маслом, Александр заспешил на край аэродрома, где все еще толпились люди — к самолетам бойцы из оцепления посторонних не пускали.
Он издали увидел, как навстречу ему пошла девушка в гимнастерке, юбочке и пилотке. Но это была не Ирина, что огорчило его.
