торс и ствол автомата. Зато необычайную резкость приобрел палец, обжавший спусковой крючок. Он был неподвижен, но вдруг пришел в движение и стал оттягивать гладкое металлическое изделие. «Да ну, – лениво шевельнулось в голове, – вот так запросто?» А почему должно быть сложно? Другие умирают быстро, а ты хотя бы успел понять, что все закончено…
– Кунце, не спеши, – внезапно бросил кто-то.
Захрустел хворост, и перед душой воцарилась вторая омерзительная личность – по-видимому, представитель командного состава. У данного экземпляра была холеная физиономия и небесно-голубые глаза. «Как странно, – подумал Глеб. – У красноармейца Станового очень похожие глаза, а какие разные вещи!» Представитель германского комсостава сел на корточки и отогнул у Шубина ворот комбинезона.
– О, это офицер, – задумчиво изрек визави. – Не бог весть какая фигура, всего лишь лейтенант, но все-таки. Он не ранен, просто оглушен и голову расцарапал. Вы, двое, вытаскивайте его из болота! Придет в себя – будем разговаривать.
«Хрен тебе, – вяло подумал Глеб, когда его под мышки потащили из леса. – Не будем мы с тобой разговаривать, не хочется что-то сегодня». Смерть отложилась, но, видимо, ненадолго. Безжизненное тело волокли по склону. Тускнели дневные краски, подступали сумерки. Дул прохладный освежающий ветерок. Время года самое подходящее – уже не холодно, солнышко припекает, а комары и прочая болотная гадость еще не проснулись. В какой-то момент он оказал сопротивление, стал вырываться. Последовал удар в затылок, а за ним – струя рвоты из желудка. Немец, попавший под «обстрел», ругался, отвешивал тумаки и подзатыльники.
Лейтенанта уволокли в кусты, протащив мимо трупов немецких солдат, один из которых живописно висел на ветвях, словно постиранный пододеяльник. Но это немцев не смущало, они не спешили убирать трупы своих сослуживцев. Офицер отдавал приказания, его голос звучал глухо, словно из набитого помехами радиоприемника: осмотреть лес, выявить тропу, по которой пришли русские, поставить растяжки. Потом он опять склонился над пленным и стал спрашивать на ломаном русском: с кем имеет честь, в какой части служит уважаемый лейтенант, кто командир, какое получил задание? Следовало собраться с мыслями и накопить сил, а этому не способствовало избиение, поэтому Шубин отвечал невразумительно, глотая слова, представился несуществующей личностью, бормотал номер несуществующего полка, с ходу выдумал фамилию Лившиц – приделал ее командиру вымышленного полка. Немец поморщился – по-видимому, номера частей дивизии Миронова он знал.
– А вы выдумщик, господин лейтенант, – сухо улыбнулся офицер. – Но похвально, что в такой ситуации вы способны заниматься сочинительством.
Последовал удар сапогом по бедру. Шубин взвыл – немец знал, где находится самая чувствительная мышца. Концентрические круги поплыли перед глазами, боль душила.
Всплыл вопрос: ушла ли группа? Выстрелов не слышно, значит, все в порядке…
Русский язык в исполнении офицера был неплох, но акцент все портил:
– Позвольте выразить мнение, господин лейтенант. Ваши люди ведут себя так, словно у вас в запасе несколько жизней. Вы деретесь даже в безнадежных ситуациях, рассчитывая непонятно на что, когда солдаты нормальных армий сдаются в плен. Из этого я делаю вывод, что ваша армия непрофессиональна, вы сборище дилетантов, берущих числом и ослиным упрямством. На последнем я настаиваю – вам ничто не мешает назвать себя и вашу часть. Уверяю вас, от этого ход войны не изменится, вы все равно проиграете, а себе, возможно, сохраните жизнь. В этом я не уверен, но такое возможно. – Губы мужчины перекосила циничная гримаса. – Но нет, вы юлите, изворачиваетесь… Знаете, вы мне любопытны. – Офицер смотрел с интересом. – Не ваша личность, а ваша психология, образ жизни, от которого люди нормальных стран приходят в ужас.
Похоже, это был любитель поболтать. Но Глеб не мог ему помочь – разговаривать с этим типом у него не было желания. Да и о чем говорить людям с разных планет?
Раздался крик со стороны опушки: «Гауптштурмфюрер, в лесу нет никого, русские ушли! Они одного потеряли!» Этим «одним» был, по-видимому, красноармеец Руденко. Губы непроизвольно скривились в ухмылку. Офицер заметил это и удивился:
– О, только не говорите, что вы не понимаете по-немецки, господин лейтенант! Вы все прекрасно поняли. Это приятный сюрприз. Отрадно встретить в дикой стране образованного человека. Предлагаю не тянуть резину. Вы намерены сотрудничать? В случае положительного ответа вас доставят в нашу часть, вы не будете ни в чем нуждаться и сможете реализовать свои способности в борьбе с коммунистическим режимом, который – я в этом уверен – принес неисчислимые страдания вам и вашим близким.
А безбедную старость они не предлагают?
– Да пошел ты… – пробормотал Шубин. И чтобы не осталось сомнений, продублировал то же самое по-немецки.
Немец сокрушенно вздохнул и поднял пистолет.
– Вы меня разочаровали, господин лейтенант. Вы ничем не отличаетесь от этих людей и ведете себя с тем же упрямством упомянутого животного.
Прогремела автоматная очередь, офицер переменился в лице и упал ничком, при этом доверчиво пристроив голову на колени лейтенанту. Пистолет упал в траву. Разразилась перестрелка. Кричали, падали солдаты. За пределами зарослей тоже гремели выстрелы. Глеб приподнялся, сбросил с себя окровавленную голову и взял пистолет. Мимо пробежал солдат в комбинезоне с автоматом МР-40. Он споткнулся о мертвое тело, чертыхнулся и прыгнул на край поляны, вскидывая автомат. Рука дрожала, но Глеб старательно целился. Военнослужащий выплюнул очередь, и на этом война для него закончилась – пуля ужалила его в спину. Он вздрогнул, но автомат не выронил. Обернулся какими-то рывками и злобно уставился на лейтенанта разведки. Глеб произвел повторный выстрел. Немец выронил автомат и завалился боком в кустарник. Силы иссякли. Шубин уронил пистолет и откинул голову.
– Товарищ лейтенант, вы живы? – Сквозь кусты проломился взъерошенный Ленька Пастухов. Он выпрыгнул на поляну и облегченно перевел дыхание. – Фух, живы! А мы с парнями всякие версии строим!.. С вами точно все в порядке? А откуда кровь? – Ленька опустился на колени, хотел прикоснуться к голове командира, но не решился. – А, понятно, это не пуля…
– Много ты понимаешь в пулевых ранениях в голову. – Смешинка в рот попала, Глеб приподнялся, смеясь и одновременно стеная от боли.
– Где он? – На поляну выпрыгнул Ветренко, за ним кто-то еще. – Оба-на, жив наш командир! – взвыл мастер спорта по метанию копья. – Значит, не зря вернулись!
Стрельба прекратилась, всю немецкую группу уничтожили.
– Вставайте, товарищ лейтенант. Какой-то вы неповоротливый сегодня, земля вас не держит… – Пастухов помог Глебу подняться. – Двигать надо отсюда, а то еще кто-нибудь придет… Руденко у нас убили. Хотя вы, наверное, знаете. Сам полез под пули. Зачем, спрашивается? Вроде осмотрительный был мужик… А мы идем по тропе, смотрим – вас нет. А тут еще
