Толян подбегает, жалуется, что не дождался вас. Слышим – тихо стало, не стреляет никто. Посовещались и малым ходом пошли обратно – не бросать же вас зверью на съедение!
– Молодцы, парни, спасибо, – хрипел Глеб. – До сих пор поверить не могу, что в плену побывал.
– Да разве ж это плен? – рассмеялся Алексей Становой. – Так, десять минут страха. Вам и переживать не стоило, товарищ лейтенант, мы своих не бросаем.
И снова группа разведчиков вбегала в лес.
– Дежавю какое-то, – сетовал Пастухов. – Словно мы это уже делали.
– Повторение – мать учения, боец, – смеялся Костромин.
Стоило передохнуть. На этот раз точно было тихо – диверсанты тоже не вечны. Публика элитная, их мало. Бойцы лежали за деревьями, приходили в себя.
Состояние Шубина было отвратительное. Все происходило стремительно – плен, освобождение, – голова не успевала осмыслить. Рядом на коленях сидел Серега Лях, в далеком прошлом обучавшийся на медбрата, и вытирал кровь с головы командира. Бинты в вещмешках имелись у всех, плюс кое-какие таблетки. Ассортимент лекарств в Красной Армии был невелик – йод, стрептоцид, перекись водорода и мазь Вишневского (последняя весьма успешно избавляла раны от гноя). Серега чем-то мазал рану на виске, бинтовал голову, да с таким усердием, что потом невозможно было натянуть пилотку.
Глеб приходил в себя. Он мог передвигаться, думать, воевать. А то, что от всего перечисленного дико болела голова – так на это наплевать и растереть. Поначалу его придерживали, потом он шел сам, но быстро уставал, приходилось останавливаться. Спешить уже было некуда. Задание не выполнили, потеряли бойца, но зато уничтожили специальное подразделение противника.
Темнота накрыла землю, когда измотанная разведка вернулась домой. Подкашивались ноги, но лейтенант передвигался самостоятельно, опираясь на срубленный товарищами «костыль». Люди брели, как на плаху, опустив головы, мимо дозорных, состроивших сочувственные лица, по изгибам ходов сообщений, разбредались по окопам и землянкам.
Навстречу выбежала Настя Томилина, облегченно выдохнула – жив! Стала виться вокруг Глеба, как шмель. Пастухов довел его до медсанчасти и сдал в руки санинструктору Варе, с которой успел подозрительно переглянуться и что-то прошептать ей на ухо. В руках профессионала Шубин почувствовал себя лучше. Варя скормила ему обезболивающие таблетки, размотала бинты, обработала рану и снова замотала. При этом она озабоченно цокала и качала головой, а Ленька Пастухов блуждал кругами и не мог дождаться, когда останется с девушкой наедине. Состояние улучшилось. Откуда ни возьмись объявилась Настя и подставила плечо. Шубин отбивался, шутил, что уже побывал сегодня в надежных женских руках, и больше это не требуется.
В блиндаже командира полка висела гнетущая тишина. Вчера вечером под обстрелом погиб полковой комиссар Горин. Человек только три часа прослужил в новой должности – это был рекорд! Сведения об инциденте ушли в политотдел дивизии, там долго ругались, потом съязвили: «Вы что, специально своих замполитов подставляете под мины? А слабо прожить без замполита?» Но особого горя никто не испытывал. Майор Малахов и без того был мрачен и неразговорчив. Укоризненно глядел на Шубина капитан Фокин – дескать, бывает и на старуху проруха, но к этому делу могли бы подойти и более ответственно. В открытую дверь то и дело заглядывал майор Гуньков, делал интересное лицо и криво ухмылялся.
– Понятно, лейтенант, – вздохнул Малахов, выслушав подробный отчет. – Даже не знаю, что сказать. У тебя была несложная задача – вывести из болота полтора десятка человек…
– Товарищ майор, я все понимаю и не снимаю с себя ответственности. Но немцы перехватили сигнал штабистов и выслали группу ликвидации. Они успели раньше нас. А мы плутали по болотам, долго шли в обход…
– Да я-то понимаю, что вы не могли через них перелететь. – Майор Малахов окончательно помрачнел. – Ладно, Шубин. Хорошо хоть догадался собрать документы убитых. Иди отдыхай, будем разбираться с этим делом.
Разбирательство окончилось странно.
Ночь прошла в объятиях Насти, чувствовал себя Шубин по пробуждении сносно. Повязка уже не кровоточила, голова болела в меру. Второй день не беспокоили немцы – явно что-то замышляли. Под звуки канонады на востоке он ополоснул лицо из уличного рукомойника.
– Лейтенант Шубин? – произнес за спиной строгий голос.
Что-то укололо под лопатку. Глеб отложил выстиранное Настей полотенце и обернулся. За спиной мерцал субъект в опрятной форме начсостава, явно не бывшей в переделках, в петлицах поблескивали две шпалы. У субъекта были прохладные глаза, смотрящие с прищуром. Шубин мысленно чертыхнулся: тренируют они, что ли, этот всевидящий взгляд? Позади субъекта стояли еще двое, с кобурами на ремнях. За перелеском на проселочной дороге виднелся ГАЗ-64 с помятым кузовом – подъехал неслышно. И эти трое подошли, наверное, на цыпочках.
– Да, это я. В чем дело? – Голос предательски дрогнул.
– Особый отдел 113-й дивизии, – сухо отозвался пришелец. – Старший лейтенант госбезопасности Сахнов. Проследуйте, пожалуйста, с нами.
– В чем дело, товарищ старший лейтенант? – В горле пересохло.
– Вам все объяснят. – Субъект не менялся в лице. – Пожалуйста, следуйте за нами.
Из землянки вышла растрепанная Настя, ее глаза испуганно заблестели. Шубин остановил ее жестом руки – не хватало еще бабских истерик. Настя споткнулась, растерянно заморгала. Особист покосился на нее через плечо и пренебрежительно усмехнулся.
Из соседней землянки выбрались Ветренко и Григорий Фадеев, хотели закурить, но застыли с открытыми ртами. Этим тоже пришлось сигнализировать, чтобы не вмешивались. Тучи сгущались, не хватало еще потянуть за собой ни в чем не повинных ребят.
В памяти возник злорадный оскал майора Гунькова. Чего он терся вчера возле командирского блиндажа? Почуял свой звездный час?
– То есть вы не можете внятно сказать, зачем вы приехали? – упорствовал Шубин.
– Повторяю, вам все объяснят. – Субъект демонстрировал ангельское терпение. – Поторопитесь, товарищ лейтенант, не вынуждайте нас применять силу. Если все окажется в порядке, вас привезут обратно.
– Но у меня есть свои командиры… – Он словно цеплялся за соломинку.
– Ваши командиры уже поставлены в известность.
В гробовом молчании он дошел до машины и обернулся. Настя чуть не плакала. Ее держал за рукав Ленька Пастухов, что-то бормотал, успокаивал – дескать, дело житейское, поговорят и отпустят. Товарищи из взвода были уже в курсе, все высыпали, стояли удрученные и неразговорчивые. Водитель «газика» завел двигатель, два молчуна подперли лейтенанта с боков. Сахнов сел спереди рядом с водителем – невозмутимый, как сфинкс. «До чего же странно, – мелькнула мысль. – Все летит к чертям. Армия гибнет, шансов спастись практически нет, а эти церберы продолжают свою работу, как будто ничего не происходит!»
Молчали всю дорогу. «Козлик» прыгал по ухабам, вписываясь в извивы проселочных дорог. До штаба
