Он читал волнуясь.
— Посмотри на нее. Сама она красива, и почерк красивый, — боец протянул фотокарточку.
Бектемир посмотрел. На фото была девушка с выбившимися из-под беретки завитушками, с полненьким лицом и прищуренными глазами. Она, словно ласкаясь, склонила слегка голову набок. На ее свежих губах сохранилась нежная улыбка…
— Удивительная девушка. Бьется сердечко? — спросил Бектемир.
— Эх, если бы была возможность полететь мне в Москву дня на три, — мечтательно произнес боец. — Как только кончится война, обязательно поеду. А пока буду разговаривать в письмах. У меня почти никого нет… Поклонюсь ей. Как ваше здоровье, как жизнь, Тонечка, скажу. Потом крепко, крепко поцелую… — Взглянув еще раз на фотографию, боец вздохнул: — Ну, давай твое письмо!
Бектемир попросил читать медленно-медленно, растолковывая ему некоторые слова, и приготовился внимательно слушать. Девушка из далекого города Фрунзе писала:
"Здравствуйте, товарищ боец! Я не знаю, кто вы — русский, украинец, узбек, казах, киргиз? Но я знаю хорошо, что вы истинный сын великой Родины, что вы герой. Мы гордимся вашими отважными делами. Хотя мы далеко от фронта, сердца наши с вами.
Рука бессильна, чтобы описать варварство фашистов.
За слезы несчастных матерей, за кровь детей, за оскорбленных девушек боритесь до последнего дыхания!
Дорогой боец! Все советские люди самоотверженно трудятся для фронта, для победы. В этом году я окончила десятый класс. Я мечтала поступить в институт и стать художницей. Я хотела своим искусством прославить красоту Родины. Но началась война. Я поступила на завод.
На нашем заводе рождаются все новые и новые герои. Я не желаю оставаться позади. Два моих брата на фронте. Сестра учится. Она будет связисткой. Мать моя занята тем, что подыскивает для эвакуированных детей добрые семьи советских патриотов.
Хотим быть похожими на вас.
С любовью и уваженьем, целуем вас."
Клара Пронина, Бектемир от волнения даже побледнел.
— Пожалуйста, прочти еще раз, — попросил он.
Не шелохнувшись, прослушал Бектемир письмо еще раз.
— Умная девушка. Благородная девушка. Очень правильный путь избрала. Вначале надо сберечь от врага Родину, а для этого надо лить пули, делать винтовки, пулеметы. Узбеки так говорят: каждому делу свое время.
Джигит аккуратно сложил письмо и спрятал его за пазуху. Несколько раз проводил он рукой по шершавому сукну шинели: там ли письмо?
… Наступила ночь. Изредка лениво взрывались немецкие снаряды. Враг этим хотел предупредить — не спим, мол, всегда наготове…
Бектемир не мог сомкнуть глаз. Густая темнота давила на него, холодный ветер гудел в ушах, колол лицо.
Ночь была длинной, бесконечной. Откуда-то доносился приглушенный стон раненого. Л Бектемир ничего не слышал, ничего не чувствовал.
Аскар-Палван, положив голову на его колени, задремал. Что ж, пусть отдыхает солдат. А Бектемир думает о девушке Кларе Прониной. Хорошо бы послать ей письмо. Конечно, он попросят кого-нибудь из русских товарищей написать.
Только все слова должны быть его, Бектемира.
Думает, с чего бы начать. Ищет красивые, звучные слова. А что, если написать ей так:
"Фархад, увидев в таинственном зеркале Ширин, влюбляется. Отправившись в ее страну, он рушит там горы и проводит воду. Дерется с врагом, вторгшимся со своей армией в ее страну. Я увидел вашу красоту в вашем письме…"
Подкрадывается рассвет — бледный, облачный. Над деревьями стелется туман, окутывая голые ветки. Влажный и холодный воздух пронизывает уставшее тело до самых костей.
Бектемир зевнул, погладил затекшие ноги. Вспомнил золотые зори рассвета в родном краю. Но они казались какой-то яркой мечтой и неповторимым, далеким сном.
Солдаты сидели в пыльной одежде, грязные. Некоторые лениво жевали хлеб.
Как обычно по утрам, началась перестрелка.
Когда молоденькая медсестра, полная, постоянно улыбающаяся, перевязывала рану Бектемиру, появился Дубов.
Он ущипнул девушку за нос, потянул за ухо. Девушка недовольно поморщилась.
Дубов засмеялся, шевеля усами.
— Все, что осталось от человека — усы, — съязвила сестра.
— Ну-ну, сестричка, — Дубов примиряюще поднял руку, — не обижайся.
Девушка передернула плечами и ушла.
— Надо с шуткой жить, — сказал Дубов Бектемиру. Кровь живее по жилам течет. Шутка на фронте — большое дело. А не то тоска съест.
Бектемир в знак согласия молча кивнул головой.
— А у "немцев совсем плохо дело, — продолжал Дубов. — На всех кишат вши. Вот недавно я одного видел. Офицера. Он, пьяный, заблудился ночью. Старик один привел его прямо в штаб. Восхищаюсь я нашими старинами! Выросли в трудах и лишениях, а чудеса могут творить. В сердцах огонь у них горит.
Дубов с восхищением доказывал преимущество старого поколения перед молодым.
— А что молодежь? Им бы обниматься с милыми под кустами. Вот и вся забота.
Бектемир хотел возразить товарищу, но Дубов горячо продолжал:
— Жаль, уходят старики. Земля зовет их. Но они уходят со спокойной душой. Счастье для молодых расцветает на земле. Нечего о молодых беспокоиться. — Дубов вдруг тряхнул головой: — Да что это я отвлекся! Так вот. Немецкий офицер, как бешеная собака, чешется. С волос, бороды, одежды вши сыплются… Тьфу!
— Значит, целый базар вшей, — определил Бектемир. — Пусть им еще хуже будет! Кто звал их в эти места? Жили хорошо, богато. Нет же, явились. Пусть потомство их пропадет!
Бектемир передохнул и спокойно продолжал разговор:
— Но вот ты, Дубов, насчет молодого поколения не прав. Не будем ходить далеко, возьмем наших ребят. Вася Серов? Уничтожил немецкий дзот. Курочкин? За день поджег два танка, убил тринадцать фашистов. Приходько? Своим телом накрыл пулемет. А наш друг сержант Бейметов? Из пушки отправил на тот свет целый взвод гитлеровцев. Да всех не перечислишь! Хороших ребят очень много!
— Все это правильно, — ответил Дубов. — Но должно быть так, чтобы фашист лишь только заметит нас, только услышит наш голос — и сразу за штаны хватался.
— Будет так, подожди. Наши солдаты закалятся в огне.
— Вот об этом и речь. Молодежь должна быть, — Дубов выразительно сжал кулак, — вот какой!
Завтрак прошел сравнительно спокойно. Но взорвался один снаряд, за ним другой, третий. Показались танки. Вслед за ними крались автоматчики. Немцы, пригнувшись, подходили все ближе. Первые пулеметные очереди прошлись по рядам автоматчиков, и они врассыпную отступили..
Но через несколько минут снова атака.
— Огонь!
Это крикнул новый командир батальона Никулин..
Капитану не более тридцати лет. Аскар-Палван не видит в нем ничего мужественного. Но на самом деле этот человек с тонким нежным лицом не думал отступать ни на шаг.
Он смело ходил среди града пуль и всегда был в тех местах, где больше всего нажимал враг. Капитан подбадривал бойцов.
— Ничего он с нами не сделает, — спокойно убеждал Никулин. — Мы на своей земле, и, что бы он ни замышлял, ничего у него не выйдет.
— Враг только намечал свои планы, а капитан Никулин определял их по еле заметным признакам и принимал решения.
Капитану сообщили по телефону, что на соседнем участке положение стало тяжелым и что там необходима помощь.
Для Никулина в этот момент был дорог каждый боец. Он только было раскрыл рот, чтобы объяснить собственное положение, как связь прервалась.
Никулин зло ударил кулаком по коробке телефона:
— Чтоб ты провалился…
— Сейчас, товарищ капитан. Минутку.
— Они с ума сошли. Какая помощь? Нам самим помощь нужна…
Связисты, рядовой Анохин и юркая девушка Соня Хабибулаева, уже ползли вперед с удивительной быстротой. Связистов несколько раз засыпало землей, но, снова поднявшись, они спокойно, неторопливо принимались за свой труд…
Никулин нетерпеливо взял трубку — работает. На вытянувшемся, похудевшем от тревог лице командира выразилось удовлетворение.
— Молодцы связисты!
Среди ужасающего гула капитан нервно, хрипло объяснил серьезность своего положения. Но, вероятно, у соседей дела были еще хуже.
— Хорошо… — наконец выдавил из себя капитан. — Поможем, Положив трубку, Никулин тяжело вздохнул:
— Нужно же так…
Младший лейтенант, широкогрудый, черноглазый грузин со сросшимися бровями, задумчивыми глазами и большим ястребиным носом, понял, в чем дело.
— Отправляйтесь со своим взводом в распоряжение…
Капитан назвал фамилию командира соседнего батальона.
Никулин пытался быть в курсе боевых дел не только подразделений, но и каждого бойца. Он с беспокойством оглядывал солдат, зная, как ограниченны боеприпасы — все подъездные пути находились под сильным артиллерийским огнем противника.
