— А ты дальше скачешь, — желчно поддел его Марфин. — На фрицев со штыком. Шустрый парень!
— Не пробежал я далеко, — добродушно ответил Манихин. — Тоже под мину угодил. В госпитале полтора месяца отвалялся, и кончилась моя служба в пехоте. Отправили на артиллериста учиться. А потом прямиком в экипаж товарища Чистякова. Он тогда «зверобоем» старого образца командовал.
— За что же тебя так отличили?
— Сразу угадали, что лучше, чем я, заряжающего не найдут. Снаряд сорок пять килограммов весит, а я мешки по четыре пуда ворочал. Вот с тех пор и воюем вместе, не считая коротких перерывов, когда в медсанбате лежали.
В самоходке снова воцарилось молчание. Висел махорочный дым, люки слегка приоткрыли.
Возился на своем сиденье и громко вздыхал механик Савушкин. Молчал и новый радист Линьков Валентин. Он пока права голоса не имел, так как в боях еще не участвовал, а курсы радиотелеграфистов закончил месяца два назад.
— Слышишь, Сан Саныч, — на правах старого однополчанина обратился к Чистякову сержант Манихин. — Мы в резерве, что ли?
Комбат не ответил. Наклонившись к Линькову, приказал:
— Валентин, проверь рацию.
— С кем связаться?
— Ну, давай с майором Глущенко. Оба комбата понимали, что никаких переговоров по рации, касающихся будущего наступления, вести не имеют права. Просто обменялись ничего не значащими фразами.
— Курите. Некуда торопиться, — возвращая трубку Линькову, сказал Чистяков. — Успеем, навоюемся.
Он снова высунулся в люк. Пока напряженно ждали, незаметно рассвело. В бинокль капитан разглядел саперов, которые наводили переправу и мостили гать. В редком, избитом снарядами лесу шел бой. Кажется, наши продвинулись километра на три-четыре.
По саперам открыли огонь гаубицы — «стопятки». Александр уже давно научился различать этот самый массовый калибр немецкой дивизионной артиллерии. Фонтаны грязи, мутной воды, древесного крошева взлетали, нащупывая переправу и гать.
— «Рама» — сучка, огонь корректирует, — высунувшись в соседний люк, показал рукой Марфин.
— И в сорок втором летали, и сейчас летают, — рассуждал Василий Манихин. — И никакой черт их не возьмет. Я за войну всего два раза видел, как их сбивали. Истребители…
Высунувшийся тоже в свой люк, механик Савушкин охнул и выругался. Один из снарядов угодил точно в лебедку, которой поднимали тяжелые бревна. Взрыв раскидал в разные стороны скучившихся саперов, разнес лебедку.
— Во, сволочи, сразу троих ребят накрыли!
— Двоих, — поправил его Манихин. — Третий выбирается.
Полдня тяжелый самоходный полк Пантелеева и танковая бригада, которым предстояло действовать совместно, простояли на исходных позициях, затем получили приказ начать движение.
Георгий Жуков, командующий 1-м Белорусским фронтом, позже вспоминал, что отдал приказ ввести в сражение Первую и Вторую танковые армии, когда убедился, что наступающая пехота (и небольшое количество бронетехники) не смогли продвинуться дальше подножия Зееловских холмов.
Этим же приказом был изменен общий план действий. Вместо окружения Берлина сотни боевых машин начали прорыв обороны с целью дальнейшего рывка прямиком на столицу Третьего рейха. Расстояние до нее составляло девяносто километров.
Миновали переправу и заболоченный участок берега. Батарее Чистякова предстояло поддерживать в бою танковый батальон майора Рябухина. На броне самоходок находился усиленный десантный взвод. На «тридцатьчетверках» разместилась пехотная рота и взвод саперов.
Как обычно, танки шли впереди. Дорога через пойменный лес была разбита. Машины прижимались к обочинам, чтобы избежать колдобин, заполненных мутной жижей и крошевом перемолотых гусеницами бревен.
В одном месте застрял по самый кузов «студебеккер». Его пытались вытащить, но, не рассчитав рывок, выдрали тросом передний мост. Машина уткнулась капотом в заполненную водой яму, водитель сидел в кузове.
«Тридцатьчетверка», идущая перед самоходкой Чистякова, забуксовала в грязи. Механик дал слишком сильный газ. Танк крутнуло и всей массой прижало к борту «студебеккера», и без того смятого проходящими машинами.
Борт лопнул, словно выстрелила небольшая пушка. Металлические дуги, на которых болтались обрывки брезента, согнулись. Шофер, мокрый, заляпанный грязью, матерился и грозил кулаком десантникам, сидевшим на броне.
Ему тоже отвечали матюками и советовали убираться подальше, пока не утопили вместе со «студером».
— Я вам утоплю! — выкрикивал в ответ замерзший шофер, который, видать по всему, торчал здесь давно и согревался спиртом. — Разбросались такими машинами, а она тыщи стоит!
Миша Савушкин провел самоходку аккуратно. Глубина полтора метра ему не мешала. Кроме того, он, навалившись, подмял осину и расширил проход для остальных машин.
Старшина сочувствовал измученному шоферу, который не мог бросить дорогостоящую американскую технику даже на час. «Студебеккеры» ценились высоко — приберут к рукам даже в такой суматохе. Подцепят и уволокут вместе с оторванным мостом.
Миновали поляну, которую ломаной линией пересекала траншея с отсечными ходами и пулеметными гнездами.
Все было перепахано снарядами и бомбами. Многочисленные воронки наползали друг на друга, траншея была наполовину завалена землей, кое-где дымили сгоревшие блиндажи, виднелись тела убитых немецких солдат.
Позиция противотанковой батареи была пристреляна заранее. На нее обрушили несколько десятков тяжелых гаубичных снарядов. Три длинноствольные пушки были искорежены и разбиты. Четвертая стояла с вывернутым стволом.
Здесь же, усиливая разрушения, сдетонировали ящики со снарядами. Валялось множество смятых гильз, разбитых зарядных ящиков. Защитные щели, в которых прятались артиллеристы, были завалены землей. По всему было видно, что мало кто из них уцелел. Выползли несколько человек, но их добила пехота.
В одном месте полузасыпанный труп прижало бревном, торчали ноги в коротких сапогах с блестящими подковами. Несколько тел лежали поперек колеи. Объезжать их возможности не было, они были сплющены в блин.
Бетонный дот приподняло и раскололо попаданием авиабомбы. В глубокой воронке стояла болотная жижа и тоже лежали трупы немецких солдат.
— Сбросили, чтобы проезду не мешали, — сказал один из десантников.
— Там им самое место, — сплюнул другой.
Возле следующей траншеи разбросались тела наших бойцов. Судя по изорванным пулями бушлатам и шинелям, они угодили под пулеметные очереди. Пулеметчики тоже не ушли далеко.
Расчет станкового МГ-42 закидали гранатами. Разбитый станок-тренога опрокинулся на тела двух пулеметчиков. Расплылась застывшая кровь, покрывая коркой груды стреляных гильз.
На краю леса остановились. Дальше начиналось открытое поле, переходящее в склон длинной извилистой гряды. Здесь пытались наступать. На склоне лежали несколько десятков погибших красноармейцев. Застыли три самоходки СУ-76.
Они поддерживали наступление пехоты на рассвете, когда еще не было закончено строительство переправы. Вместе с пехотой могли пройти только эти легкие артиллерийские установки.
Их расстреляли с вершины гряды. Рубки самоходок были разворочены, машины сгорели, остались обугленные каркасы. Чистяков рассматривал в бинокль склон, изрытый воронками.
Здесь предстояло наступать, а точнее, прорывать немецкую оборону его батарее совместно с танковым батальоном и пехотой, которая отступила и находилась где-то неподалеку. Расстояние до вершины составляло километра полтора. Самоходки и пехоту близко не подпустили и расстреляли метрах в четырехстах от дороги.
— Склоны наверняка заминированы, — сказал Антон Рябухин.
Чистяков с ним согласился. Какое-то время продолжали наблюдать, перекидываясь короткими фразами. Советовались, что делать дальше. Командир саперного взвода, старшина Авдеев, пославший разведку, подтвердил, что склон заминирован.
— По-светлому мы ничего не сделаем, — показывал он на тела убитых красноармейцев и сгоревшие самоходки. — Надо темноты ждать, тогда начнем разминирование. Ребята всего шагов двадцать проползли, пулеметы такой огонь открыли, что головы не поднять.
— Так нам и дадут до ночи рассиживаться! — сплюнул Рябухин.
Комбат он был молодой, из тех, кого быстро выдвинула война. Старшина-сапер был постарше и на рожон лезть не собирался. Чистяков с ним согласился, тщательно осматривая склоны в бинокль.
— Ну и что будем делать? — спросил Рябухин у Чистякова, который хоть и был младше по званию, но опыта имел побольше. — Ждать с моря погоды?
— Сначала оглядимся, — коротко отозвался капитан. — Напролом не пойдем. До нас уже пытались лезть, весь склон убитыми завален.
