Ввиду этого и во избежание нежелательного ни для нас, ни для англичан обострения отношений с Афганистаном генерал-губернатору разрешено было отпустить посланцев, разумеется, без всякого ответа.
Об этом сообщено здешнему великобританскому послу».
Эти события заставили англичан изменить тактику давления на эмира. Они согласились выдать ему требуемую сумму, но с новым условием.
В Кабул прибыл огромный караван, нагруженный слитками золота и звонкой монетой. Однако непременное условие выдачи денег эмиру было сформулировано четко — «немедленное прекращение деятельности немцев против Индии». В своем послании вице-король прозрачно намекал, что «если немедленное удаление германской миссии окажется несовместимым с его достоинством, как независимого правителя, то возможна локализация этой деятельности путем направления немцев в северные провинции Афганистана».
Другими словами англичане требовательно говорили: пусть немцы находятся не в Кабуле, а в Герате, пусть продолжают действовать, но не против Англии, а только против России.
Эмир, как и ожидали англичане, на такие условия согласился.
Немцы, в свою очередь, тоже особенно не огорчились. Наладив работу, они решили, что демонстративный отъезд основного ядра миссии лишь накалит атмосферу, а также снимет с них ответственность за возможное удаление эмира с политической арены насильственным путем, если оно окажется необходимым.
Таким образов, все остались при своих интересах. Эмир получил то, что просил. Англичанам казалось, что они достигли своей цели и теперь немцы всю деятельность направят исключительно против России. Германия, обозленная неудачной попыткой заключить тайное соглашение, активизировала подрывную работу против Российской империи, но так же не оставляла, а еще больше усилила антианглийскую агитацию, особенно среди духовенства, вождей приграничных племен, купечества, офицерства, националистически настроенной молодежи и даже в гаремах. А русские чиновники вообразили, что немцы действуют исключительно против англичан, и дипломаты были весьма довольны «таким успехом».
Но не прошло и нескольких месяцев, как российским чиновникам и дипломатам пришлось горько разочаровываться в своем поспешном оптимизме. Наступила очередь английских чиновников весело потирать ладони. Но и их радость окажется недолгой…
События начали развиваться в нарастающем темпе.
Опираясь на верхушку окружения эмира, пользуясь покровительством чиновников, немецкие и турецкие эмиссары начали спешно готовить выступление пограничных племен и форсировать подготовку восстания в Туркестане. Вдоль границы с Россией был создан целый ряд опорных пунктов. В Туркестан переправлялись караваны с оружием и огромное количество воззваний. Были сформированы особые отряды проводников, снабженные оружием, ракетами, сигнальными флажками, лодками и лошадьми. Вся пограничная афганская стража на русской границе, по указанию эмира, была приведена в боевую готовность и способствовала немцам в «борьбе за торжество ислама».
Германцы с радостным вниманием следили за развитием событий в Ферганской долине, где уже началось сильное брожение среди местного населения. Именно в это время царское правительство само подбросила порох в костер. Оно начало мобилизовать мусульманское население для выполнения рабочей повинности и тыловых работ. Вспыхнувшее пламя недовольства, переросло в крупное восстание, которое огненной полосой покатилось по горным долинам и степным просторам. Немецкие эмиссары и турецкие офицеры готовились перейти границу и руководить всеми операциями на русской территории.
Царское правительство подняло шум. Оно знало, откуда «торчат уши». Генерал-губернатор Туркестана генерал Куропаткин обвинил в близорукости и неосведомленности русское посольство в Лондоне и генеральное консульство в Индии. В обширной телеграфной переписке приняли участие премьер-министр и министр иностранных дел России, контрразведка, посол в Лондоне, консул в Индии и еще многие важные лица. Куропаткин и органы разведки утверждали, что афганцы сосредотачивают войска и при содействии немцев организуют восстания. А правительство Великобритании, отвечая на запросы русских дипломатов, в категорической форме все отрицало.
Тогда русские полковники и генералы, по приказанию Куропаткина, сели на коней и поскакали к границе.
Волнения в Туркестане подавлялось быстро и жестоко. А помимо этого, англо-индийскому правительству было весьма откровенно заявлено, что «буде неприятельские войска действительно проникнут на нашу территорию, то русским войскам придется занять и эту окраину, если, впрочем, англо-индийское правительство не озаботится обузданием афганистанского эмира».
Тут уж было не до шуток. Англичане прекрасно помнили, как еще недавно русские с большим успехом побили английских полковников в Пендинском районе, после чего понадобилось много усилий, чтобы урегулировать вопрос о границах. Поэтому эмиру были предъявлены жесткие требования по «обузданию немцев» и приостановлена выплата субсидий.
Эмир был взбешен. Он снова оказался «крайним» в игре больших стран. Нужно было срочно что-то предпринимать. Немецкие и австрийские офицеры по его приказу были изолированы и переведены вместе с солдатами в загородное помещение. По отношению к Насрулле-хану, своему брату, и Аманулле-хану, своему сыну, эмир применил ряд ограничений: у первого отнял право управления государственной казной, второй попал в немилость. Но оба они пользовались большой популярностью в народе, и положение опальных только усилило их популярность. Турецкие эмиссары и индийские мусульмане возбуждали народ, указывая на враждебные действия эмира по отношении к немцам — союзникам турок в деле освобождения всех мусульман. Обстановка в стране выходила из-под контроля. А все вместе создавало условия, как писал генеральный консул, «когда малейший промах эмира может стоить ему головы».
Это произошло в ночь с 20-го на 21-е февраля 1919-го года в Лагмане под Джелалабадом.
После сытного ужина и развлечений эмир уже за полночь отправился в свою роскошную охотничью палатку. Хабибулла-хан был последним эмиром, поддерживавшим типичную для востока традиционную роскошь быта. Его охоты на слонах были блестящими увеселительными поездками в сопровождении обширной свиты, большого гарема и важных сановников.
На рассвете, когда все в лагере еще досматривали сны, в тишине, среди покоя и беззаботно дремавшей стражи, в палатке эмира вдруг прозвучал выстрел. Стража, вбежавшая туда вместе с военным министром Надир-ханом, увидели безжизненное тело владыки Афганистана.
К палатке сбежались обитатели лагеря. Надир-хан объявил о том, что эмир убит. Тут же началась жестокая расправа с охраной, но убийцу не нашли. Надир-хан немедленно потребовал у коменданта Джелалабада ключи от арсенала.
На следующий день брат убитого Насрулла-хан, который находился в Джелалабаде, провозгласил себя эмиром. Он арестовал военного министра Надир-хана и некоторых сердаров из племени махмудзаев, составлявших личную охрану покойного.
По стране стали быстро распространяться всевозможные слухи. В убийстве правителя обвиняли и Надир-хана, и Насруллу-хана и целый ряд именитых сердаров, у которых Хабибулла-хан отнял молодых и красивых жен. Покойный властелин страны был большой любитель красивых женщин и пополнял свой гарем, не особенно стесняясь в средствах и методах.
А в Кабуле сын эмира Аманулла-хан всенародно объявил, что прямым виновником в смерти отца является Насрулла-хан, отказался признавать его власть и в свою очередь тоже объявил себя эмиром.
Оба претендента на власть стали готовиться к войне, при почти одинаковом количестве сторонников и численности регулярных войск. Насрулла-хан мог опереться на воинственные горные племена, среди которых особенно преобладали антианглийские настроения. Зато Аманулле-хану, который пользовался большой популярностью в столице, ничего не стоило вооружить городское население. К тому же в Кабуле находилась государственная казна, и никто не мешал ему бесконтрольно распоряжаться средствами. Богатыми подарками Аманулла-хан подкупил многих племенных вождей, мобилизовал эмигрантов из Индии, турок и немцев, увеличил жалование своим солдатам.
Деньги сыграли, как всегда на востоке, решающую роль. По «доброму» совету Улии Хасрет, матери Амануллы-хана и весьма уважаемой в стране женщины, Насрулла-хан, во избежание кровопролития, отрекся от престола, а воинский гарнизон Джелалабада присягнул Аманулле-хану. Тут же были взяты под стражу не только сам Насрулла-хан, но и Надир-хан и многие другие. Впрочем, когда дело дошло до суда, виновным признали лишь одного полковника Шах Али Рези-хана, который сдал ключи от арсенала своему начальнику — военному министру Надир-хану по его приказанию.
