«СМУ — не помеха», — записано в моей записной книжке. И на полях: «Авиация — любовь моя!»
…Наверное, я очень странно выглядел в нашей опергруппе: всегда ходил в полной авиационной форме, в синей шинели авиатора, с «птичками» на петлицах. Лишь, отправляясь на передовую, по приказу начальства надевал полушубок и шапку-ушанку, как все командиры.
Авиационную форму носил я по праву: в действующую армию прибыл из политотдела Ленинградской военно-воздушной академии, до войны был политработником авиационных подразделений, имел военную авиационную специальность, при надобности входил в боевой расчет бомбардировщика… И хотя всю Тихвинскую операцию воевал на земле, всегда с особой радостью бывал в авиационных частях, с волнением следил за боевыми действиями летчиков. Записная книжка на многих страницах полна названиями эскадрилий и полков, фамилиями истребителей, бомбардировщиков, пикировщиков — ЛАГГ-3, Пе-2, СБ…
Наступательная Тихвинская операция, рассчитанная на внезапность и стремительность, не могла быть успешной без непрерывной поддержки авиации.
И наши летчики нередко свершали невозможное — сложнейшие метеорологические условия действительно не могли помешать выполнению боевых заданий.
Помню, в один из последних дней ноября довелось мне быть на аэродроме пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Новая и лучшая по тем временам машина была гордостью эскадрильи Василия Панфилова. Летчики дорожили своими «пешечками», как любовно называли они грозный пикировщик, и в это пасмурное утро, когда небо висело низко и тяжело, засыпая землю мокрым снегом, погода была явно нелетной. Но Панфилов получил данные о замаскированном мощном фашистском аэродроме. И весь состав эскадрильи рвался в бой.
Василий Дмитриевич — смелый и опытный бомбардир, за плечами у него годы учебы и боев (в финскую кампанию Панфилов был награжден орденом Красного Знамени), он тщательно взвесил все плюсы и минусы атаки на вражеский аэродром именно в нелетную погоду. Быстро был разработан план опасной и невероятно трудной операции, получено «добро» командования. И вот у нас на глазах свершается чудо: тяжелые бомбардировщики стремительно отрываются от земли, взметая тучи грязного снега, и в сером небе один за другим проносятся характерные силуэты с двумя круглыми «тарелками» на хвостах…
Казалось, прошло много часов, пока одна за другой все «пешечки» стали садиться на своем поле. Сел Панфилов, и командир полка тут же принял первый рапорт… А потом пошли расспросы…
…В густых облаках Пе-2 домчались до вражеского аэродрома и скрытно дали внезапный бомбовой залп. Забелели вокруг разрывы зениток, бомбардировщики вихрем пикируют, бомбовые удары дополняют пушки и пулеметы… Аэродром в огне, вспыхивают взрывы…
Фоторазведка установила: больше двадцати «юнкерсов» и «мессеров» уничтожено, взорваны цистерны с горючим, аэродром надолго выведен из строя.
А через два-три дня Пе-2 эскадрильи Панфилова громили вражеские укрепления и танки в районе Тихвина, бесстрашно пикировали над самим городом… Как радовал наших солдат грозный рев боевых машин! И с какой злобой пытались сбить их фашисты! А пикировщики носились над самой землей. Их мужество и мастерство не знали предела: всего сто метров, семьдесят, пятьдесят метров от земли!.. Огромная машина, кажется, неминуемо врежется в лес. Но прогремел пулемет стрелка-радиста, неся возмездие врагу, и самолет от самой земли резко взмывает вверх. В такой миг пикировщик Панфилова поразил зенитный снаряд. Весь в огне, самолет пронесся над колонной врага, сбросил последние бомбы и исчез за лесом. Взметнувшееся пламя возвестило о его гибели.
Болью в наших сердцах отозвалась эта весть… Но на третий день Василий Дмитриевич со своим штурманом Ковшаровым и стрелком-радистом Матричко, обгорелые и голодные, вернулись на свой аэродром. Их доклад — приключенческий рассказ о железном мужестве трех героев-летчиков, с боями пробившихся к своим…
Прошло еще три дня, и 6 декабря Василий Панфилов во главе своей эскадрильи на новом пикировщике летел на окончательный штурм Тихвина.
А через две недели вся страна читала в «Правде» Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР:
«За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство, присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»:
лейтенанту Панфилову Василию Дмитриевичу,
лейтенанту Ковшарову Ивану Акимовичу».
Несколькими строками ниже, этим же Указом звание Героя было присвоено и старшему лейтенанту летчику Силантьеву Александру Петровичу. Он летал на истребителе, и его «лагг» не знал поражений.
Все небо в мокрых низких облаках. Хорошо это или плохо? Силантьев отвечал боем. То появляясь над нашими войсками, то исчезая в облаках, поистине «черной молнии подобный», истребитель искал и находил врага, оберегая своих солдат… Лишь в один из дней в районе Тихвина Силантьев сбил два «юнкерса», заставил умолкнуть около десятка зенитных точек… В боях за Тихвин счет сбитых в воздухе вражеских самолетов достиг семи, уничтоженных на аэродромах — превысил пятнадцать… Счет Силантьева продолжал расти, росли и его мужество и мастерство.
Ныне Александр Петрович — генерал-полковник авиации. Он по-прежнему служит в Военно-Воздушных Силах… Но тихвинские бои 1941 года, увенчанные Золотой Звездой, первые боевые вылеты в любую погоду, воздушные сражения не на жизнь, а на смерть, — генерал, наверное, не забудет никогда…
Топографическая карта, подсказанная ребятами…Эту историю рассказывал нам, политотдельцам, комбриг Стельмах, который слышал ее от самого командарма Мерецкова. Так и помечено в моей записной книжке: «Необычная военная карта». О ней поведал недавно и Маршал Советского Союза П. К. Кошевой. В 1941 году он командовал 65-й стрелковой дивизией, будучи еще полковником.
Сибирская эта дивизия была срочно направлена в район Тихвина 8 ноября 1941 года из Куйбышева, прямо с парада в честь 24-й годовщины Октября. Да, 7 Ноября 1941 года военный парад войск состоялся не только в Москве, но и в Куйбышеве. Здесь тогда размещались некоторые народные комиссариаты (министерства), посольства разных зарубежных стран. Парад принимал маршал Ворошилов…
Эшелоны дивизии по «зеленой улице» домчались с Волги в район Тихвина. Полки и батальоны быстро рассредоточивались в лесу, а командование дивизии торопилось разведать, уточнить обстановку.
«Итак, — вспоминает маршал Кошевой, — враг в восьми километрах от нас… В первую очередь надо сориентироваться на местности, определить, где же свои, где противник. Топографической карты этого района у меня еще не было. Я увидел нескольких ребятишек, неизвестно откуда появившихся на безлюдном полустанке. Пришлось взять газету и превратить ее в карту. Я стал расспрашивать подростков, как называется их поселок, затем выяснил, какие населенные пункты находятся вправо, влево, сколько примерно до них ходу. Нанес показания на газетный лист, сориентировал самодельную карту по странам света и приказал командиру разведывательного батальона уточнить полученные сведения. Это была моя первая фронтовая карта».
Можно представить себе восторг ребятишек, их гордость от того, что большой командир советуется с ними по военным делам, их радость и счастье: Красная Армия пришла и разгромит фашистов!..
Разумеется, скоро дивизия получила настоящие топографические карты и стала готовиться к боям. Но самая первая «карта» на газетном листе долго хранилась как память о первых шагах еще не обстрелянной дивизии на суровом фронте. Можно сказать, что с этой карты-самоделки начался ее боевой путь — от Тихвина в декабре 1941-го до великого Дня Победы в 1945-м.
…Дивизия Кошевого вела бои слева от нашей Северной опергруппы, и мы рады были ощущать успехи сибиряков. Упорно и настойчиво прорывали они оборону немцев, умело седлали шоссейные и железные дороги… Пленные не раз со страхом повторяли: «Рус»… «Сибир»… «Сибир»… И показывали, что боязнь окружения все больше проникает в сознание еще недавно, казалось, «непобедимых» солдат и офицеров корпуса Шмидта.
В штурмовых боях свежая, хорошо вооруженная и одетая Сибирская дивизия являлась ударной силой…
Никогда не забудется ночной штурм Тихвина в ночь на 9 декабря!
Фашисты укрепили улицы и дома, вели непрерывный огонь, рвались в контратаки. Но страх окружения явно нависал над захватчиками. Наши части наступали с юга, с северо-востока, с севера… Захватчики бежали из города, бросая все, что не могли утащить с собой.
КомандармКогда бывало очень трудно, когда нужно было свершить невозможное, мы говорили бойцам: «Это — приказ Мерецкова», «Командарм лично дал указание». И не было на всем фронте командира и солдата, который не сделал бы все, чтобы выполнить приказ командующего. Его любили и уважали. Знали: распоряжение Мерецкова выражает приказ Верховного Главнокомандования, требование партии, устремление ленинградцев…
