Я пыталась встать и убежать, но они издевались надо мной еще несколько часов. Мне страшно это вспоминать и жить после этого тоже. Когда им надоела эта забава, меня как вещь выкинули у окраины моей деревни.
Бабушка выбежала ко мне на встречу, она знала, куда и зачем я пошла, поэтому догадалась и не стала меня расспрашивать. Я была в ступоре, еле переставляя шаг, меня как куклу водила по дому и уложила спать. Она не проследила за моим сном. Я зажгла свечу и начала писать свой рассказ, свое прощальное письмо, сейчас я постараюсь перестать плакать и пойду в сарай соседа, чтобы остановить свои мучения, мысли и жизнь.
Прошу не винить меня в принятом мною решении. Вините тех, кто сотворил это со мной. Моя смерть олицетворение жестокости и власти сильного над слабым. Я была не первой изнасилованной женщиной, но надеюсь, буду последней.
на футбольном поле
– Коля, дай пас! Пас мне! – Ваня бежал справа от друга, размахивая руками, но тот даже внимания не обратил, отчего появилось желание его пнуть.
– Отстань, беги лучше к воротам, – крикнул я товарищу.
На удивление, Ваня все же послушал меня и побежал вперед. Футбольное поле у нас было самодельное: дорога перед домом, вместо ворот – два ящика, а у вратарей почти настоящие перчатки, только кухонные, которые они втайне стащили у мам.
Военное время было тяжелым, но мы были детьми, оттого никто из нас не был готов сразу забыть про футбол и другие детские забавы. Порой родители сердились на нас, когда за игрой мы забывали о работе и не сразу приходили помогать по хозяйству, часто были в пыли и песке, за что девчонок, в отличие от мальчишек, ругали больше.
Но были у нас защитницы, любимые баба Шура и баба Маня. Мудрые старушки не разрешали прекращать игры, они тогда переживали уже вторую войну и больше всех понимали, как нужны ребенку друзья и веселье. Бабушки пытались отсрочить наше взросление, берегли от родительских взбучек и работы, рассказывали истории и учили играм своего детства. Но наши родители не очень жаловали старушек, которые часто смотрели наши «футбольные матчи», махали своими платочками и пели частушки и кричалки, иногда с парой крепких словечек.
Вот так и сегодня мы сошлись с соседскими ребятами. Ваня уже добежал до ворот и толкался с защитником, поглядывая на меня. А я мчался вперед, не давая мяч ни соперникам, ни товарищам по команде, за что часто получал. Но тогда, конечно, чувствовал себя героем, эдаким великим футболистом.
– Колька, я открыт! – Ванек так пихнул защитника, что тот не удержался на ногах.
Друга я видел, но больше меня занимали незащищенные ворота, к которым побежал еще быстрее и со всей силы пнул мяч. Но вратарь в последний момент поднял ногу и, не успел я опомниться, как мяч полетел в сторону Вани. Он упал. Все замерли в ожидании. Наконец Ванька начал вставать, качаясь, как колос на ветру, у него из носа текла маленькая струйка крови, взгляд был затуманенный, сосуд у правого глаза лопнул. Тут друг повернулся ко мне, улыбнулся и снова упал, больше не поднимаясь. Стало жутко и страшно. Бабушки Шура и Маня подскочили, ребята рванули к Ване. Меня отправили к колодцу за водой, никогда я не бегал так быстро, как в те минуты.
Наши болельщицы своими платочками вытирали Ваньке лицо и руки, пытаясь привести его в чувство. Наконец, он потихоньку начал приходить в себя:
– Ну ты мне и вдарил. Коля – ты дурак, с тобой уж точно гонять в футбол не буду, – Ваня засмеялся и попытался подняться.
«А Ванька-то крепким оказался» – казалось, такой была наша общая мысль.
На улицу вышла моя мама и позвала обедать. Время было около двух часов, и все ребята разошлись по домам.
– Что ты опять натворил? – спросила мама, как только я зашел домой. – Ты как поросенок, лицо все в пыли, нечего грязным за стол садится, иди умойся в летнем душе и переоденься!
Я, не сказав ни слова, пошел умываться. Тихо вернулся на свое место, ведь знал, что за мою случайную выходку мама могла поругать или наказать меня. Мама Вани, тетя Света – ее лучшая подруга детства, а я разбил ее сыну нос, хоть и случайно. Старался не смотреть маме в глаза, и вообще был очень тихий.
– Так что, я спрашиваю, ты сделал на этот раз? – мама уже знала обо всем, баба Маня заходила, пока я умывался, но ей нужно было услышать всю правду от меня.
– Мам, это не я, я случайно… – быстро ляпнул, не продумав заранее ответ.
– Это как понимать: «Это не я, я случайно»? Хочешь сказать, Ване не ты разбил нос и глаз? А кто тогда, я слушаю?
– Я пнул мяч, а Саша подставил колено и мяч отлетел в Ваню…– еле слышно протараторил, ожидая наказания.
– Ты хоть извинился?
– Не успел, – сказал еще тише, мама молчала. – Меня отправили за водой с колодца и бабушка Шура и Маня промыли ему нос. Я честное слово не специально ему нос разбил, как думаешь, тетя Света придет ругаться?
– Ты обещал после обеда отвезти корову на луг, помнишь?
– Помню. Позже извиняюсь, честно.
– И перед тётей Светой?
– И перед тётей Светой, – сказал то, что хотела услышать мама.
– Ты ударил её сына, ты же знаешь какая у неё ранимая девичья душа, она же потом и на тебя, и на меня взъестся.
– Понял.
– Ну все, кушать пора.
Обеденный стол не был богатым, в первые годы войны почти все запасы кончились, я даже забывал вкус хлеба. Мама постоянно пыталась раздобыть печенья и сахара. Она была для меня лучшей матерью, много пережила, но держалась молодцом. Отца забрали на войну, старший брат и младшая сестра умерли, я почти позабыл их. Но тревожить мамино сердце и расспрашивать не хотел, хотя было интересно. И остались только мы с мамой и бабушка с дедушкой через дорогу. Это мысль на меня нагоняла тоску и осознание, что может быть во всем мире, мы останемся одни с мамой.
– Как суп? добродушно спросила мама.
– Вкусный, – я врал уже многие месяцы, еда её была пресной, не имела почти никакого вкуса, но это была не её вина. Поэтому расстраивать или как-то упрекать я не хотел и не считал это вообще нужным.
– Спасибо, сынок, ты пойдёшь ещё гулять? – мама почти плакала, ведь знала, что суп «никакой», но она воспитала чуткого и понимающего сына, чем гордилась.
– Да, как доем.
– В мяч пока не играйте, –захохотала мама. – А то Света мне даст.
–Хорошо, мам, – смеясь, выдавил я.
Мы уже начали убирать
