это — женщины. А для них природою отведён в жизни с мужчиной только один принцип: или я, или никто. Вернее, не так: я — и никого кроме!
Конечно, на стадии любовницы они этот принцип напоказ не выставляют. Но ведь страдают! И страдания свои так или иначе проявляют. Или специально демонстрируют. Не потому, что такие собственницы, а потому, что природой так заповедано. Вбито в спинной мозг: девять месяцев беременности и десять лет выхаживания ребёнка кто-то должен кормить её и семью. А кто? Да только свой мужчина! Свой! От кого ребёнок. На чужого в этом деле положиться нельзя. Вот и ищет женщина такого мужчину — чтобы и любовник, и защитник, и кормилец. И никакие эмансипации этого перебить не могут. Все эти феминистки — просто недолюбленные бабы. У которых любви не случилось, и они её заменяют общественной активностью и беспорядочным сексом.
Всплыла в мозгу история, рассказанная Тихоном со ссылкой на его карабахское пребывание. Как раз про феминисток.
* * *
Тогда был самый конец советской эпохи, что важно, рассказывал Тихон. Ибо советские воинские части на территории независимого в будущем Азербайджана, в том числе и в воюющем за будущую независимость Карабахе ещё стояли — а вот со свободами и правами человеков была уже полная горбачёвская перестройка.
А в Советском Союзе чего было много? Людей и автоматов Калашникова. А чего мало? А всего! Особенно всяких женских вещичек, чтобы нежные были, кружевные и красивые. Гэдээровские бюстгальтеры за роскошь считались. И косметики, само собой, западной, от Шанель или, как там, Ив Сен-Лоран. А на Западе всего этого навалом. По пфеннигу сбросятся — им ничего, а нам гора трусиков и радости.
А что тогда мог предложить за трусики западному человеку советский человек, если не считать автомата Калашникова и ракеты «Сатана»? А душу свою заблудшую! Которая ныне открывается западным ценностям и ищет соответствующих друзей.
И вот женсовет одного из полков решил сделать ход конём.
В общем, тётки эти, офицерские жёны, нашли гениальный, как им казалось, ход: прикинуться феминистками, объявив, что тут, у них, первый в Советском Союзе клуб феминисток в воинской части открылся. Написали что-то в духе бессодержательных, но трогательных речей генсека Горбачёва и отправили в Америку, по адресу, указанному в глянцевом журнале, каким-то чудом оказавшемся в войсковой части в Гадрутском районе.
Пока письмо достигло адресата, пока американские феминистки переживали радость от появления у них соратниц в глубинах русского Кавказа, пока обменивались первыми письмами, пока получали приглашение и выправляли визы, — Советский Союз возьми и скончайся. И советские части были из Нагорного Карабаха эвакуированы. В смысле — люди. А имущество и оружие приватизировали азербайджанцы — где смогли, или армяне — где дотянулись.
Ященко описывал со вкусом, будто там был. Несмотря на развал СССР, на совсем уж распоясавшуюся карабахскую войну, упорные американки всё-таки добрались сначала до Еревана. Потом на нанятом за доллары микроавтобусе поехали до места дислокации русских подруг-«феминисток» через пробитый уже тогда Лачинский коридор. Почему их никто не сумел убедить, что никаких феминисток из русских воинских частей в Карабахе не осталось, как и самих частей, — о том история умалчивает. Вероятно, американки не верили «мужским шовинистским свиньям», если вообще спрашивали их мнение.
На каком-то из блок-постов на горном серпантине то ли у Берддзора, то ли у Шуши, то ли вовсе уже на дороге в Гадрут американок остановили наконец бойцы сил местной самообороны. В просторечии федаины, они же фидаи — заросшие бородами по самые глаза, шерстистые на груди и животе, несколько дней не мывшиеся, в разномастной униформе карабахские вооружённые ополченцы.
А карабахские армяне, в общем, горцы и имеют мало общего с рафинированными армянами городов даже самой Армении, не говоря уже об армянах российских. Землепашцы и воины, не уделяющие своего драгоценного внимания различным фантазиям и перверсиям. И появление перед ними группы американских феминисток — иные в шортиках, иные в маечках без лифчиков, многие без презренной косметики на лицах — повергло фидаев в настоящий культурный шок. Когнитивный диссонанс. Хотя тогда так и не говорили.
От того, чтобы быть прикопанными тут же, у дороги, американок спасли лишь выправленные в Степанакерте по настоянию переводчика бумаги, не выветрившееся ещё преклонение советских людей перед иностранцами, да наличие сопровождающего от КГБ Нагорного Карабаха. Который, кстати, эту историю Тихону и рассказал.
Ну а когда первые шоки прошли, все успокоились и закурили подаренные американками сигареты, главный из федаинов — самый бородатый — и спросил: что, мол, ищут американские женщины так далеко от своего дома.
Ответ о том, что здесь должна быть войсковая часть, где исповедуется феминизм, вызвал новый шок. Молчание было им ответом, что называется. Правда, этакое, постепенно наливавшееся гневной горской кровью. Затем оно взорвалось бурной дискуссией. На непонятном, естественно, для американок языке, но с вполне внятным потрясанием автоматами и одним гранатомётом.
Наконец бородатый командир справился с эмоциями своими и своих фидаинов. И, ещё раз взвесив взглядом выпирающие сквозь маечки соски феминисток, ответил как мог вежливее: «Нет, женщины, мы феминизмом не занимаемся». Потом подумал и добавил: «Это вон у тех феминизма полно…», — и мотнул головой на восток, в сторону азербайджанских позиций…
* * *
Алексей не опасался того, что вдруг в его женщинах вспыхнет феминизм. Он трезво и ясно знал: всем им он не сможет уделять достаточно внимания. Не сможет по определению. И, главное, не захочет. Иметь двух любовниц он полагал моральным перебором. Ведь ты всё равно даёшь этим женщинам какие-то надежды — даже если наружно они ни на какие более глубокие отношения и не претендуешь.
Да и что он — султан, что ли, турецкий, гарем себе собирать? Нет, это и нечестно, и, если покопаться в душе, то даже противно. Непорядочно. Да, конечно: организм мужчины тянется ко многим женщинам. Но волю ему давать нельзя, ибо не один ты участвуешь в этом процессе, и не кукла резиновая с тобой, а человек. Который тоже хочет звучать — и имеет на это право! — гордо. И потому иметь несколько женщин в параллель — это унижать и их, и себя. Тем более, известно, что в головах их — совсем другие тараканы, нежели у мужчин.
Но в этом-то было всё и дело! Жена и в её отсутствие — любовница, это, в общем, нормально. Ну, относительно. Так биологией человеческой задано, что бы там ни говорили церковь и моралисты. Мужик биологически такой: ему надо разбросать семя по как можно большему количеству самок. Чтобы продолжился род. Это такой же
