Кто-то тронул его за руку. Лаптев оглянулся: рядом стояла военфельдшер. Две недели назад ее перевели в медсанбат из медико-санитарной части стрелкового полка. Эта красивая рослая девушка со спокойными уверенными движениями была хорошей помощницей военного врача. Петряева несколько раз ассистировала Лаптеву, и он остался доволен ею. Она даже немножко нравилась ему, но об этом Лаптев никому не говорил.
— Вам надо поспать, Борис Сергеевич, — тихо сказала девушка.
— Да, пожалуй, — ответил он. — А сами-то что не отдыхаете?
— Столько впечатлений за день, что просто сон не идет. Давеча думала: не доберусь до бивака, упаду. А сейчас неохота ложиться.
Лаптев закурил.
— Вы откуда пришли в армию? — спросил он девушку, чтобы как-то поддержать разговор.
— Из Куйбышева, с третьего курса института. А вы?
— С Урала. Вообще-то я еще салага по армейским понятиям, служу всего полгода.
— У меня военный стаж больше, — засмеялась Петряева. — На месяц. Была санинструктором, потом перевели в полковую санчасть. Это в кавалерийской дивизии. Под Тихорецкой чуть в плен не попала. Хорошо, что моряки выручили.
— Как это было?
— Дивизию здорово потрепали, пришлось в спешном порядке эвакуировать. Собрала я своих раненых в школе и жду, когда придут повозки. Вдруг забегает казачок и кричит мне: «Что ты, дура, сидишь? Тихорецкую немцы заняли!» Я искать врача, а его и след простыл. Был у нас санитар Егор, здоровый такой детина. Оставила я его возле раненых, а сама побежала обстановку разведать. Смотрю, идет отряд морской пехоты. Я кричу: «Ребята, выручайте, так, мол, и так». Они свое барахлишко забрали с повозок и давай моих раненых грузить. А тут уже и немцы показались, перестрелка завязалась. Еле ушли. И вот опять в такую же ситуацию попала.
— Да, обстановка не из приятных, — подтвердил Лаптев. — Я никогда не бывал в горах, плохо ориентируюсь в них. Но раз дорога есть, значит она куда-то нас приведет. Другого пути у нас нет.
— У меня сердце чувствует: вырвемся.
— Дай бог, как говорят.
— У людей вся надежда на вас, Борис Сергеевич. Вы старший по званию.
Лаптев вздохнул.
— С удовольствием передал бы власть в другие руки. Оскольцеву хотя бы. Но не поймут бойцы, посчитают, что струсил.
— Вы женаты, Борис Сергеевич?
— Да нет, не успел. А вы замужняя?
— Тоже нет. Думала, институт закончу, тогда уж. А теперь… Не до свадьбы, живой бы остаться.
— Боитесь смерти?
— Боюсь. Считайте, что не жила еще. Ладно, Борис Сергеевич, отдыхайте. Я тоже пойду прикорну часок-другой.
Проснулся Лаптев от выстрелов. Соскочив с повозки, громко крикнул:
— Кто стрелял?
— Лазутчиков поймали, товарищ военврач, — ответил Буряк. — Троих егерей.
Светало, на дороге метались люди.
— Давайте их сюда.
К Лаптеву подвели троих высоченных, со спортивной выправкой парней в форме горных стрелков.
— Красноармейца Никитина хотели утащить с собой, а он крик поднял, — доложил моряк. — Ну наши и зацапали их. Здоровенные, еле справились.
— По-русски говорите? — спросил военврач у гитлеровцев.
Немцы молчали.
— Разрешите, товарищ военврач третьего ранга, я с ними по-немецки поговорю.
К Лаптеву подошел молодой боец.
— Спросите, кто они, из какой части.
— Это — тирольцы, — сказал боец, переговорив с одним из гитлеровцев. — Все из 49-го горнострелкового корпуса. Они говорят, что немецкие войска заняли Клухорский, Санчарский и Марухский перевалы, вышли в долины рек Пшиш и Хатыпс и готовятся ударить на Георгиевское.
— Как они попали сюда?
— Егеря ищут пути, чтобы выйти к побережью южнее Туапсе. Позади них несколько рот стрелков. Говорят, что скоро будут здесь.
Один из пленных что-то горячо сказал переводчику.
— Они предлагают сдаться, за это всем нам будет сохранена жизнь. Раненым окажут медицинскую помощь. Среди пленных егерей — сын оберста, полковника по-ихнему, начальника штаба дивизии.
— Поднимайте людей, — приказал военврач Буряку и Оскольцеву.
Лагерь зашумел, зазвякали металлические части амуниции, зафыркали лошади. Из каменоломни выносили раненых и грузили на повозки.
— Товарищ военврач третьего ранга, — окликнул Лаптева моряк. — Отойдите на минутку.
— Что случилось?
Буряк озабоченным жестом сдвинул мичманку на затылок.
— Вернулись ребята из разведки… Говорят, что в полкилометра отсюда дорога взорвана. По-видимому, нашими.
— Вот черт! Этого еще не хватало. И здорово?
— На совесть.
— Сержант Оскольцев! — позвал Лаптев. — Руководите сборами, мы скоро вернемся.
Бросившись в повозку, Лаптев с Буряком поскакали к перевалу. Внизу шумел горный поток. Впереди четкими контурами выделялись горные вершины. Перед ними, где-то на дальнем краю ущелья, толпились кряжи и скалы.
— Красиво? — раскрыв в улыбке рот, спросил моряк. — Вроде бы кто нарочно все это нагородил.
— Да, тут работа самого дьявола, — подтвердил военврач. — Как бы он нас за нос не поводил.
— Это вполне может быть.
Дорога круто пошла вверх. Лошади захрапели, с трудом преодолевая подъем, из-под копыт посыпались камни. Вдруг повозка резко остановилась.
— Вот где, товарищ военврач, эта штуковина! — крикнул Буряк, соскакивая на землю.
Впереди зияла глубокая, рваная по краям расщелина. До противоположного края было метров десять. Военврач и моряк заглянули в провал.
— Н-да, дела, — почесал в затылке Буряк. — Не перепрыгнешь и не переползешь.
— Какая, думаете, будет здесь глубина? — спросил Лаптев.
— Метров пятнадцать, не меньше. Ну и заковыка, елки-палки!
Оба закурили, обдумывая создавшееся положение.
— И по низу не пройдешь, — заметил Буряк, жестом указывая на бурный поток, который, пенясь, с бешеной скоростью несся между острых камней. — Поволокет, только ступишь ногой.
Лаптев хмурым взглядом окинул зубчатый верх ущелья. Высота его отвесных стен была не менее пятидесяти метров. «Разве что альпинисту под силу забраться, — подумал он. — А у нас, кроме вожжей, никаких снастей и нет».
— А нельзя забросать ров? — спросил Лаптев у моряка.
— Египетская работа, — ответил тот. — Да и где столько строительного материала наберем?
— В горах камня много.
— Нет, не успеем, товарищ военврач. Что, если сделать навесной мост? А? Ведь как-то устраивают горцы такие сооружения?
— Нужны канаты…
— Из вожжей и постромок изготовим.
— Как перебросишь туда людей, чтобы они могли закрепить их?
— Ну, одного-двух скалолазов мы найдем. В моем отделении ловкие ребята есть. Лаптев решительно возразил:
— Нет, Буряк, по твоему мосту ни одна повозка не пройдет, будем засыпать ров. Так надежнее.
В это время со стороны лагеря донеслись автоматные очереди.
— Ну вот, началось, — махнув рукой, сказал Буряк. — Едемте назад, товарищ военврач.
На биваке царила суета. Испуганные стрельбой лошади рвали постромки, с повозок поспешно снимали и уносили в каменоломню раненых. Часть бойцов залегла, прижимаясь к камням.
— Прекратить выгрузку раненых! — скомандовал Лаптев. — Ездовым вперед! Буряк, веди колонну. Быстрей, быстрей!
Одна из упряжек, запутавшись в сбруе, стала пятиться к краю пропасти.
— Держи коней, — закричал Буряк ездовому, — держи… мать твою!
Трое моряков кинулись на помощь малорослому пареньку, который испуганно моргал глазами, повисли на вожжах. Лошадей удалось остановить на самом краю. Они дико вращали глазами, роняя на землю клочья пены. Приплясывая, лошади вышли на середину дороги и, успокоившись, рысью устремились вперед. За ними тронулся весь обоз. Рядом бежали красноармейцы и моряки, придерживая за борта вихляющиеся повозки. Чувствуя опасность, раненые не стонали.
Когда последняя повозка, оставляя за собой густое облако пыли, вышла из опасной зоны, Лаптев вернулся в цепь. Кругом трещали выстрелы. Выглянув из-за камня, он увидел фашистов, бежавших по усыпанному камнями дну ущелья, откуда дорога уходила вверх, к позициям отряда. Они наступали короткими перебежками, умело прячась за выступы скал и камни. Казалось, еще рывок-другой — и сытые, вооруженные до зубов егеря ворвутся в расположение отряда.
— Приготовить гранаты! — скомандовал сержант Оскольцев, снимая с лимонки чеку. Две другие гранаты он положил рядом. — Подпустить егерей ближе.
Лаптев видел, как сержант, зажав крепкой пятерней рычаг гранаты, отвел руку назад. Потом военврач перевел взгляд на бойцов. Лица их были сосредоточенно спокойны. Это был обстрелянный народ, протопавший по дорогам войны не одну сотню километров. На многих белели повязки.
— По-фашистским захватчикам — огонь!
Над позицией стаей птиц взметнулись гранаты. Бойцы бросились ничком на землю. Будто кто дубинкой прошелся по пустым железным бочкам. Эхо несколько раз повторило звуки разрывов. Раздались крики, ругань. Словно захлебнувшись, умолкли немецкие автоматы.
