В минуту мечтаний раздался в комнате повелительный окрик:
— Савельева, к шефу!
— Сейчас иду, — встревожилась Паша. «Вызывает начальник. По какому поводу? Донос? Или кто-то из освобожденных военнопленных оказался неудачником, попался и признался, от кого получил документ? Во всяком случае, — твердо решила Паша, — я ничего не знаю, ничего им не скажу!»
Постучала в дверь.
— Битте![5]
В кресле, развалившись, сидел молодой лейтенант. Он встретил Пашу подчеркнуто вежливо.
— Курите? Нет? Никогда не пробовали? Похвально! В нашей работе без сигарет не обойдешься. — Лейтенант на секунду умолк. Ему было лестно, что такая привлекательная девушка теперь, как птичка в клетке, оказалась в его руках. Он откинулся на спинку кресла.
— Мы знаем, фрейлейн Савельева, работаете вы хотя и не долго, но добросовестно. Немцы ценят ваши хорошие качества, но, к сожалению, писарская единица сокращается. Нам с вами придется расстаться, фрейлейн.
Притворный тон «сожаления» раздражал Пашу, но она понимала, где находится и с кем беседует. А как же с теми мучениками, которым подпольщики протянули руку помощи? Если она теперь отсюда уйдет..
Паша смотрела на отпрыска германской империи и удивлялась. Ведь по его прихоти угасали десятки жизней пленников, и он, Паша была в атом уверена, никогда над этим не задумывался. А с ней лейтенант еще милостив, слушает ее, проявляет «заботу» о ее судьбе. Истинные мотивы ей ясны. Лейтенант хотел подчеркнуть ее зависимость, унизить… Он надеялся на успех…
— Могу вас перевести в подсобное хозяйство лагеря. Вас это устроит? И всего на несколько дней!
В какой-то миг в голове вихрем пронеслись тревожные мысли. Уйти? Остаться? Какая должна быть плата за снисхождение немца? Ее боевые товарищи считали, что именно Паша должна поддерживать связь с узниками. Имеет ли она моральное право обманывать эти надежды? Нельзя упускать малейшей возможности задержаться на лагерной территории, и Паша почти выпалила:
— Конечно, я согласна!
В ландвиршафт, где теперь временно работала Савельева, немцы ежедневно пригоняли на работу военнопленных. Тяжело было смотреть на измученных товарищей, но утешало обстоятельство непосредственного общения с ними. Легче можно передать им медикаменты, справки. Однажды Савельева подошла к рослому, крепкому на вид парню в рваной, на выпуск, военной гимнастерке. Из-под засученных рукавов выглядывали большие, жилистые руки. Парень хромал на левую ногу, она была обмотана грязной тряпкой, сквозь которую просочилась кровь. Видимо, рана давала о себе знать.
— Возьмите марганцовку, промойте рану, а вот и бинт.
Парень стоял в нерешительности. Не шутит ли девушка? Вроде она и не сестра милосердия.
— Возьмите, возьмите, — настойчиво повторила Паша. — Вам полегчает… Да вы не бойтесь, я здесь работаю, если еще понадобится, завтра принесу.
— А почему именно мне принесете? — полюбопытствовал пленный.
— Не знаю, вас первого встретила, вам и говорю.
— Благодарствую, — растерянно пролепетал парень.
В другой раз Паша опять встретилась с ним. Чтобы никто не увидел, передала йод и вату. Между ними установилось доверие. Паша поинтересовалась, откуда он родом, женат ли, и неожиданно спросила:
— Вы хотите бежать из лагеря?
— Как? Ведь…
— В городе вам товарищи помогут добраться до… — Паша оглянулась, — до партизанского отряда.
Лицо парня застыло. Он молчал.
— Слушайте, — продолжала Паша, обеспокоенная тем, что долго задержалась возле военнопленного. — Подберите двух-трех выносливых и смелых товарищей. Я дам адрес, где сможете пересидеть в городе, а затем уйдете в лес.
Парень еще раз недоверчиво посмотрел на Савельеву. Отсюда сам черт ноги не унесет, тем более, когда они покалечены. Но можно ли отказаться от грезившейся днем и ночью свободы? Представится ли еще такая возможность, как эта? О, если бы ему удалось вырваться на волю! Как бы он повоевал с немцами! Под наплывом этого неодолимого желания недоверие постепенно отступило, и он негромко повторил вслух:
— Легко сказать «бежать»! А как?
— Пойдете грузить картофель, вон у той калитки. Видите? Сейчас она заперта, но ее, когда это понадобится, откроют.
Несмотря на искренний тон и честные глаза Паши, парня съедали сомнения. Как все рискованно! Он представил себе, чем может кончиться неудавшийся побег. Но и оставаться в лагере больше не было мочи.
— Ладно, — сурово процедил он сквозь зубы. — Но гляди, красавица, подведешь — несдобровать, под землей тебя сыщем!
Вечером Паша встретилась с Виктором Измайловым и Марией Ивановной Дунаевой. Вместе обсудили готовящийся побег военнопленных. Условились, что двое придут к Дунаевой, двое — к Паше. Затем их проведут к партизанам.
По хмурому небу плыли облака, как бы сговариваясь против солнца. В эту непогоду конвоиры привели в подсобное хозяйство около ста военнопленных. Паша узнала среди них вчерашнего собеседника. В его взгляде она прочла решимость и могла бы ничего не спрашивать, но когда подошла ближе шепнула:
— Решились?
— Да! А справки? Где нас встретят? Кто?
— Все улажено. Сколько вас человек?
— Четверо.
— Разберетесь сами. Запомните новые фамилии. — С этими словами Паша передала справки, гласившие, что четырех военнопленных посылают на работу по специальному заданию.
Парень сунул документы за пазуху.
— Через десять минут выбирайтесь. Калитка открыта. Запомните: улица Хлебная, № 14. Вас там встретят товарищи. Желаю успеха!
И Паше и парню, с которым ей довелось только что вести разговор, все чудилось, будто немцы их высматривают, а сзади кто-то ползет, шелестит и преследует… Паша видела, как парень шел посреди небольшого лужка, едва ступая, словно боялся стоптать траву.
Савельева волновалась вместе с беглецами. Расторопные ли они? Главное, чтобы не растерялись при встрече с полицейскими. Наконец Паша увидела, как четверо военнопленных подобрались к калитке. Самый рослый из них просунул в неё голову, осмотрелся. Два конвоира замешкались возле грузовой машины, а тем временем смельчаки проникли через калитку и плотно ее закрыли за собой. Разбившись на две группы, они поспешили туда, где их ждали неведомые друзья. А вечером вместе со связным они пробрались в партизанский отряд.
Немцы обнаружили исчезновение военнопленных лишь на следующий день и забили тревогу. Усилили охрану лагеря, на улицах расставили полицейские посты. Начались облавы и обыски. В этот же день возле кинотеатра появилась листовка, которая призывала население города активно бороться против оккупантов.
В лагере бесчинствам фашистов не было границ. Поминутно раздавалась команда «становись!», «ложись!», «бегом!». Подходил рыжий гестаповец и в упор стрелял в узника, приговаривая:
— Теперь ты не побежишь! И ты тоже! И ты!
Таким же садистом был немец в больших роговых очках. Он стрелял в свои жертвы с особым наслаждением, демонстрируя профессиональное мастерство палача.
Обстановка в лагере сложилась невыносимая. Кое-кто из охраны недовольно косился на «путавшуюся под ногами девчонку». Более откровенными стали притязания к ней лейтенанта.
— Надо менять работу, — предложили Паше боевые друзья. — Оставаться в ландвирштафте небезопасно. К тебе там уже пригляделись.
И когда открылся банк, связанный с конторами оккупантов, Паша, по настоянию подпольщиков, устроилась туда на должность младшего кассира.
Но недремлющим оставалось и око гестапо. За Пашей был установлен негласный надзор. Полицейский агент Леонид Козырь нутром учуял неблагонадежность Савельевой. Доложит о результатах слежки, и тогда ее арестуют. Старания будут замечены, и он получит должное вознаграждение.
Мечтая об этом, Козырь сам с собой рассуждал: неправда, будто немцы плохо относятся к украинцам. Как же, вот он, украинец, а всегда испытывает к себе их расположение. Безусловно, есть нерадивые, но кто им виноват, что не ценят освободительную миссию немцев на Украине! Пишет же украинская газета «Волинь» о совместных действиях немецких фашистов и украинских националистов по освобождению Украины от большевиков. Он почти наизусть запомнил строки:
«Німецький вояк вкладає нечувані жертви на фронті за визволення всієї Європи. А тому також українці повинні від себе дати вклад виборення».
«Да, не все понимают великую миссию немцев, — умозаключил Козырь. — Надо им помогать, неважно какими средствами».
С таким настроением агент направился в гестапо. У него уже есть кое-какие сведения, гестаповцы, безусловно, ими заинтересуются. Дежурному Козырь объяснил, что должен лично видеть шефа. Но дежурный не понимал, какого именно шефа хотел видеть этот назойливый посетитель. Он его еще раз переспросил на немецком языке, кто ему нужен, но опять не понял. На помощь пришел переводчик. Капитан вошел в помещение как раз в тот момент, когда дежурный по-немецки крикнул на Козыря: «Вот, баран, да кто же, черт возьми, тебе нужен и по какому делу?!»
