– Довольно грустить, – сказал Керн. – Только что ты так радовалась!
Она беспомощно взглянула на него.
– Не слушай меня, – проговорила она. – Иногда я сама не понимаю, что со мной происходит. Может быть, это из-за шампанского. Считай, что из-за него. Давай посидим. У нас еще есть несколько минут.
Они сели на скамью в парке. Керн обнял ее плечо.
– Ты побольше радуйся, Рут! Все остальное ни к чему. Вообще, это, конечно, довольно глупый совет, но ты должна меня понять: нам так важна каждая крупица радости! Именно нам.
Она неподвижно смотрела в одну точку.
– Да я и сама хотела бы радоваться, Людвиг. Но какая-то я тяжелая на подъем. А так хочется быть легкой!.. Хочется делать все хорошо, но почему-то всегда получается неловко, тяжело…
Рут произнесла эти слова с горечью. Вдруг Керн заметил, что ее лицо в слезах. Она плакала беззвучно и беспомощно.
– Не знаю, почему я плачу, – сказала она, – ведь сейчас у меня как будто нет особых причин для слез. Или, может быть, именно поэтому? Не смотри сюда… не смотри на меня…
– Нет, буду смотреть!
Рут приблизила к Керну лицо и положила ладони ему на плечи. Керн привлек ее к себе. Она поцеловала его – слепо, закрыв глаза, плотно сжав жесткие губы, страстно и гневно, словно хотела оттолкнуть.
– Ах… Что ты знаешь… – Она немного успокоилась, но глаз не открыла. – Что ты можешь знать… – Ее губы разомкнулись и стали мягкими, как спелый плод.
Они пошли дальше. У вокзала Керн куда-то исчез и вскоре вернулся с большим букетом роз. Мысленно он благословлял человека с моноклем и хозяина «Черного поросенка».
Цветы привели Рут в полное замешательство. Она покраснела. Выражение печали и озабоченности исчезло.
– Цветы, – сказала она. – Розы! Ты провожаешь меня, как настоящую кинозвезду.
– Вообрази, что я преуспевающий делец и провожаю свою жену, – гордо заявил Керн.
– Дельцы не дарят цветов.
– Не скажи, самые молодые из них возобновили этот обычай.
Он положил ее чемодан и пакет с пирожными в багажную сетку, и они вышли. На перроне Рут сжала ладонями его лицо и очень серьезно посмотрела ему в глаза.
– Как хорошо, что ты был рядом. – Она поцеловала его. – А сейчас иди! Уходи, я сяду в вагон. Не хочу опять плакать. Еще подумаешь, что ничего другого я делать не умею. Иди…
Он не сдвинулся с места.
– Я не боюсь расставаний, – сказал он. – Сколько их уже было! А у нас с тобой и расставания-то никакого нет.
Поезд тронулся. Рут помахала рукой. Керн стоял на месте, пока поезд не скрылся из виду. Потом пошел обратно. На душе было тяжело – казалось, весь город вымер.
У входа в отель он увидел Рабе.
– Добрый вечер, – сказал он, достал пачку сигарет и протянул тому. Рабе вздрогнул и поднял руку, словно защищаясь от удара. Керн удивленно взглянул на него.
– Простите меня, – смущенно пробормотал Рабе. – Это у меня еще… ну, такое непроизвольное движение…
Он взял сигарету.
Третью неделю Штайнер работал кельнером в трактире «Под зеленым деревом». Была поздняя ночь. Хозяин спал уже два часа. За столиками остались последние посетители.
Штайнер опустил жалюзи.
– Закрываемся! – объявил он.
– Давай, Иоганн, пропустим еще по рюмочке, – ответил ему один из гостей, столяр, с головой, похожей на огурец.
– Ладно, – сказал Штайнер, – «Миколаш»?
– Нет, венгерского больше не хочу! Начнем-ка мы сейчас с доброй сливовицы!
Штайнер принес бутылку и рюмки.
– Чокнись со мной, – предложил столяр.
– Не сегодня. Либо капли не выпью, либо в дымину напьюсь.
– Тогда возьми да напейся! – Столяр почесал свой огурец. – И я напьюсь! Ты только представь: третья дочка! Понимаешь, сегодня утром выходит ко мне акушерка и говорит: «Поздравляю вас, господин Блау, с третьей, здоровой дочкой!» А я-то думал, на сей раз наверняка мальчик получится! Три девчонки и ни одного продолжателя рода! Как же тут не спятить? Ну скажи, Иоганн, сам скажи – как тут не спятить? Ведь ты все-таки человек, должен это понимать!
– Еще как понимаю! – сказал Штайнер. – Принести рюмки побольше?
Столяр грохнул кулаком по столу.
– Проклятие! Да ты ведь верно говоришь, черт бы тебя побрал! В том-то все и дело! Надо, чтобы рюмки побольше! Правильная идея! И как это она мне самому не пришла в голову!
Они взяли рюмки побольше и в течение часа распили бутылку, после чего столяр перепутал все на свете: стал сетовать на жену, якобы родившую ему трех мальчиков. С трудом расплатившись и едва держась на ногах, он вышел из трактира в сопровождении собутыльников.
Наведя порядок, Штайнер налил себе еще один полный стакан сливовицы и выпил ее. В голове загудело. Он сел за столик и погрузился в раздумье. Потом встал и направился к себе в каморку. Порывшись в чемодане, достал фотографию жены и долго разглядывал ее. С тех пор он не имел о Мари никаких сведений, сознательно не писал ей, предполагая, что за ее корреспонденцией следят, считал, что она уже оформила развод.
– К черту все! – Он встал. – Может, Мари уже давно живет с другим и забыла меня! – Резким движением разорвал фотографию надвое и бросил половинки на пол. – Надо взять себя в руки, не то рехнусь. Теперь я одинокий мужчина, Иоганн Губер, а никакой не Йозеф Штайнер. Вот и все!
Он выпил еще стакан, запер дверь и вышел на улицу. Недалеко от Ринга[28] с ним заговорила девушка.
– Пойдешь со мной, котик?
– Пойду.
Они пошли рядом. Девушка испытующе разглядывала его сбоку.
– Да ты и не посмотрел на меня.
– Посмотрел! – возразил Штайнер, не поворачивая головы.
– А мне кажется, что нет. Нравлюсь я тебе?
– Да, ты мне нравишься.
– Быстро это у тебя получается.
– Да, – сказал он. – Это у меня быстро получается.
Она взяла его под руку.
– А что ты мне подаришь, котик?
– Не знаю. А ты сама чего хочешь?
– Останешься на всю ночь?
– Нет, не на всю ночь.
– Что ж, тогда двадцать шиллингов, пожалуй.
– Десять. Я кельнер и зарабатываю не очень-то много.
– Ты не похож на кельнера.
– Есть люди, которые не похожи на президентов и все-таки являются ими.
Девушка расхохоталась:
– А ты веселый! Люблю веселых людей… Ладно, пусть десять. У меня уютная комнатка. Я тебя сделаю очень счастливым, увидишь.
– Вот как? – сказал Штайнер.
Комната была отделана красным плюшем. Везде стояли фарфоровые фигурки. На столиках и креслах красовались накидки. Диван был уставлен плюшевыми мишками, карнавальными куклами и матерчатыми обезьянками. Над диваном висела увеличенная фотография какого-то фельдфебеля в парадном мундире, с нафабренными усами и неподвижным тупым взглядом.
– Твой муж? – спросил Штайнер.
– Нет, покойный супруг хозяйки.
– Она небось рада, что избавилась от него?
– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – До сих пор все не наплачется. Очень, говорит, был хорош. Сильный был, понимаешь?
– Так зачем же она повесила его к тебе в комнату?
– А у нее висит другой его портрет. Совсем большой, раскрашенный. Мундир расписан красками, понимаешь? Ну-ка расстегни мне крючок сзади!
Штайнер ощутил крепкие плечи. Это было неожиданно. Еще со времен воинской службы он помнил, каковы проститутки на ощупь. Их тело почти всегда довольно мягкое.
Девушка бросила блузку на диван. У нее была полная, тугая грудь – под стать сильным плечам и красивой шее.
– Садись, котик, – сказала она. – Устраивайся поудобнее. У кельнеров и у нас всегда болят ноги.
Она скинула юбку.
– Черт возьми, – сказал Штайнер, – а ты ведь красивая!
– Слышала, много раз слышала! – Девушка аккуратно сложила юбку. – Если, конечно, тебя это не обижает…
– А вот и обижает!
Она полуобернулась к нему.
– Ты, я вижу, шутник… Веселый у тебя характер!
Штайнер внимательно посмотрел на нее.
– Чего ты так смотришь? – спросила девушка. – Того гляди напугаешь меня. А глаза-то у тебя какие! Господи, прямо как ножи! Давно женщину не имел, да?
– Как тебя зовут?
– Смеяться будешь – Эльвира. Это моей маме взбрело в голову. Ей всегда хотелось взлететь высоко. Давай ляжем.
– Нет, – сказал Штайнер. – Сначала выпьем чего-нибудь.
– А деньги у тебя есть? – быстро спросила Эльвира.
Штайнер кивнул. Обнаженная и беззаботная, она подошла к двери.
– Фрау Пошнигг! – крикнула она. – Принесите чего-нибудь выпить!
Хозяйка появилась так поспешно, словно стояла за дверью и подслушивала. Это была полная женщина в плотно затянутом платье из черного бархата. На румяном лице выделялись блестящие глаза навыкате.
– Могу принести шампанское, – услужливо сказала она. – Сладкое, как сахар!
– Водки, – ответил Штайнер, не глянув на нее. – Или там сливовицы, вишневки, можжевеловой – все равно!
Обе женщины обменялись взглядом.
