Голод давал о себе знать. Бектемир стал собирать с кустов и кидать в рот красные и черные ягоды — горькие, кислые. Но от этой пищи было не легче. Он словно напился уксуса.
Вдали на косогоре, поросшем редким кустарником, Бектемир наконец заметил двух женщин и старика с узелками.
Это, должно быть, местные колхозники, бежавшие от немцев в надежде сохранить свою жизнь. Бектемир, радостный, бросился навстречу.
Но люди неожиданно исчезли.
Боец закричал изо всех сил и побежал, налетая на деревья. Под ногами хлюпала застоявшаяся вода.
Бектемир растерянно озирался по сторонам. Никого, ни единой души. Он чувствовал себя ребенком, который увязался с отцом в лес и где-то его потерял.
Боец прилег на косогоре, поросшем пожелтевшей травой, среди стройных зеленых елок. Отсюда можно было наблюдать.
Солнце вышло на нежный голубой простор из черных облаков. И лес загорелся, засверкал.
Стволы стройных берез стали серебристыми. Еще не успевшие опасть золотые листья загорелись яркими, слепящими глаз красками. Рослые сосны словно протянули свои руки к небу, казались еще более могучими и гордыми. Зеленые волны елок засверкали от света. На их ветвях, подобно звездам, замерцали капли. Даже кое-где торчавшие голые пни, словно греющиеся на солнце старики, ожили. Лужи засветились, погруженные в глубокую дрему.
Чабан Бектемир часто оставался в одиночестве среди каменных громад родных гор. Он привык в тишине предаваться своим мыслям и только в такие минуты испытывал наслаждение. И сейчас он невольно залюбовался неизвестными ему раньше картинами поздней русской осени.
Осень. Пора разлуки, пора отделения созревших плодов жизни от своих корней. Время, когда все отходит ко сну, чтобы потом ожить с новой силой, заиграть новыми красками.
Ветер срывает последние листочки и, поиграв ими в воздухе, медленно опускает на землю.
Высоко над лесом стаи каких-то незнакомых птиц плывут невесть куда в далёкие, жаркие страны.
Пора разлуки, расставания…
Но в лесу жизнь еще дает о себе знать. Солнце, используя каждую возможность, выглядывает из облаков. От этого лес то переливается ярким светом, то погружается в печальные тени. С веток, подобно слезам, текущим из глаз матерей, подают капли.
Лес живет… Из-за пня появляется заяц с торчащими ушками и, подпрыгнув мячиком, скрывается среди кустов.
Отовсюду доносится мощный запах земли.
Бектемир, размотав спутавшиеся портянки, потер ноги и снова обулся. Надев каску на голову, он безнадежно посмотрел вокруг. Но на этот раз вдалеке, за реденькими деревьями, снова заметил силуэты людей.
"Это не солдаты. Это местные жители бегут от немца", — прошептал Бектемир. Сердце его забилось сильнее, словно он увидел своих родных.
Боец вскочил и, сжав винтовку, побежал.
Петляя между деревьями, перепрыгивая через пни, он бежал к людям, которые были где-то совсем рядом.
С трудом ворочая языком, он хрипло закричал. Но в лесу одиноко зазвучало только эхо.
Так он бродил в глухом лесу и на другой день, пока не вышел к шоссейной дороге. Солдат заметил на обочине девочку трех-четырех лет. Бектемир, словно не веря своим глазам, остановился как вкопанный, потом подбежал к девочке. Посмотрел в ее маленькие прозрачно-голубые глазки, погладил прядки развевающихся золотистых волос.
— Буран смерти опрокинул могучие деревья, но смилостивился над этим нежным ростком! — прошептал солдат.
Девочка внезапно закричала, стала вырываться из рук.
Бектемир опустил ее на землю. Девочка бросилась к женщине, которая лежала вниз лицом. Девочка пыталась поднять голову убитой.
Бектемир изменившимся от волнения голосом спросил:
— Доченька, это твоя мама? Ма-ма? Мама?
По пухлым щечкам девочки покатились слезы. Бектемиру все стало ясно.
— Мама твоя спит. Ничего, пусть поспит немного. Я тебя понесу вон туда, к папе. Хорошо?
Откуда-то донесся гул самолета. Девочка обняла колени Бектемира и спрятала голову в полы его шинели.
Бектемир поднял девочку с земли, прижал к груди и быстро зашагал.
— Не бойся, пойдем к папе. Знаю, папа твой хороший, он даст тебе сахар. Сахар сладкий…
Бектемир сделал всего несколько шагов по дороге. Но, заметив невдалеке немецких солдат, вбежал в лес.
Шагая по болоту, между кустарников, он остановился только под вечер. Опустив девочку на землю, собрал сухую траву, соорудил что-то вроде постели. Посадив девочку рядом с собой, прилег. Девочка, нахмурив брови, отвернулась. Она боялась незнакомого человека.
Бектемир дул на ее обледеневшие холодные ручонки, пытался согреть их, погладил головку.
"Чем бы утешить эту сироту, бескрылую, слабую птичку…" — думал солдат.
Пощелкал затвором винтовки. Потом надул щеки и, словно ударяя пальцами в бубен, стал выбивать какие-то странные звуки.
— Как тебя звать? Скажи, как звать? Скажи, как? Ну скажи же…
— Зиночка, — тихо ответила она с каким-то безразличием.
— А, Зиночка, хорошо! — обрадовался ее голосу Бектемир. — Теперь мы с тобой близкие друзья. Давай руку, Зиночка!
Девочка, вдруг положив головку на колени Бектемира, умоляюще попросила:
— Дай хлеба. Кушать хочу…
Сердце Бектемира сжалось. Если бы этот птенец попросил у него жизнь, он не пожалел бы. Но где взять хлеб? Он знал, что в мешке не только хлеба — крошек нет. От голода он сам еле держался на ногах.
Не зная, что ответить ребенку, он низко опустил голову, словно был в чем-то виноват. Похлопав девочку по спине, начал утешать:
— Зиночка, хлеб завтра… Дам большой хлеб. В деревне есть бабушка, сейчас печет хлеб. Все отдам тебе.
— А мама? Ей тоже дадим?
— Да, конечно, — с болью ответил Бектемир. — А сейчас что будем есть? — широко открыв голубые глаза, спросила девочка.
— Сейчас? Сейчас будем спать.
Зина нахмурилась, скривила губки.
На фоне голубоватого неба с реденькими облаками замерла бесформенная тусклая луна. Бектемир словно впервые увидел ее. С интересом рассматривал, показывал девочке, будто чудную игрушку.
— Знаешь, что это такое? Видишь, блестит, а?
— Луна, — ответила Зина.
— По-узбекски — "аймума", — сказал, смеясь, Бектемир и вспомнил детскую песенку:
Аймума пышки,
Золотые крылышки…
От голода и усталости не было сил говорить. Он прикрыл одной полой шинели девочку и сразу же заснул.
Когда Бектемир открыл глаза, шел дождь. Не спасли даже ветви деревьев: шинель промокла насквозь, по лицу стекали капли, вода по шее текла за ворот. Девочка, уткнувшись ему в грудь, плакала.
— Зиночка! — Бектемир встал с места. Повесил винтовку через плечо и, прикрыв голову девочки, поднял ее. В намокшем платьице Зина совсем замерзла.
Холодный ветер, стонавший, как голодный волк, хлестал лицо. Лес гудел.
Шагая без дороги, Бектемир иногда по колено погружался в грязь, падал, опять поднимался.
Бектемир знал много сказок. В них герой шел по таким дорогам, где на каждом шагу подстерегали несчастья. У таких мест было название "Барса-Кельмес" — "пойдешь — не вернешься". Каких только мук и лишений не терпел герой этих сказок! Сейчас Бектемир был не в лучшем положении. Но в отличие от сказочных героев у него, на руках еще голодный ребенок.
Бектемир решил дойти до какой-нибудь деревни и оставить там девочку. Почувствовав, что нужно отдохнуть, он Остановился и тут же заметил построенный из зеленых веток треугольный шалаш.
В шалаше никого не было. Внимательно осмотревшись, Бектемир опустил девочку на землю.
— Теперь отдохнем. Дождь совсем плохой, совсем плохой, — сказал он, гладя холодное, побледневшее личика Зины.
Девочка молчала.
Бектемир вытер винтовку. Сквозь листья и ветки текла и капала вода. А все-таки это было убежище! Через некоторое время солдат снял шинель, очистил грязь с ботинок и портянок.
Когда он вышел, чтобы наломать сухих сучьев, услышал пронзительный крик девочки. Хлюпая по грязи, побежал к шалашу.
— Что случилось, кузичогим? Испугалась? Я здесь, — ласково произнес Бектемир.
Зина плакала навзрыд, задыхаясь, как плачут, лишившись близкого, родного человека.
В горле Бектемира будто застрял комок. Солдат, еле удержавшись от слез, погладил головку девочки:
— Тихо. Не плачь. Сейчас огонь разведем. Тепло будет. Не надо плакать.
Бектемир сложил ветки посреди шалаша. В коробочке три спички, каждую нужно беречь.
Наглухо закрыв вход в шалаш шинелью, зажег спичку. Спичка вспыхнула и погасла. Следующая не пропала напрасно. Только пришлось дуть вовсю, прежде чем ветки с веселым треском загорелись. Бектемир посадил Зину около огня. Уселся и сам на корточки. На усталое и голодное тело огонь навевал какую-то опьяняющую усладу. Наполнив котелок дождевой водой, поставил его на огонь. Выпить горячего — об этом столько дней мечтал Бектемир. Девочка, заглянув в котелок, обрадованно захлопала в ладоши: