К нему подбежал командир:
— Старшина, ранен? Прыгай в воду!
В холодной балтийской воде ему пришлось пробыть недолго. Через несколько минут весь личный состав подняли на катер лейтенанта Ущева. Отбив атаку «мессершмитта», Ущев вернулся за своими товарищами. Вытащили и пулеметчика Демидова, но он был уже мертв.
На отходе с торпедных катеров видели черное облако над миноносцем. Крейсер медленно удалялся в сторону моря. Из трубы его поднимался густой желтый столб дыма.
Вылетевший в район боя летчик доложил, что в результате действий торпедных катеров и батарей Береговой обороны два вражеских эскадренных миноносца потоплены, а еще один миноносец получил повреждения. Обстрел наших позиций на полуострове Сырве прекратился.
За этот бой с фашистскими кораблями комендант Береговой обороны представил его участников к правительственным наградам. Многим, в том числе и Букот-кину, досрочно присвоили очередные воинские звания.
Упорнейшие бои на Сырве продолжались. На 6-й день обороны на участке Сальме — Мельдри из 137 пулеметов осталось 11, из 32 орудий — 3. Потери в личном составе были очень большими. Поредевшие роты отошли на вторую позицию. Именно в эти дни прибывший на острова представитель из штаба флота радировал в Ленинград: «На месте убедился в тяжелом положении. Командованием БОБР приняты меры к удержанию Сырве. Личный состав несет большие потери от авиации противника. Нужна немедленная помощь самолетами, которых до сего времени нет, несмотря на сообщение о вылете. Шлите самолеты, снаряды, мины, станковые и ручные пулеметы, ускорьте вывоз раненых самолетами «дуглас».
30 сентября части гарнизона отошли на последний рубеж обороны — Каймри — Рахусте. С Ханко на помощь гарнизону выслали все исправные истребители, но их было всего восемь.
Изнуренные непрерывными боями, не получая пополнения, ряды защитников Сааремаа таяли. На передовую ушли все тыловые подразделения. Вместе с командами торпедных катеров, чьи катера погибли в боях, возглавляемые политруком секретарем партбюро А. И. Сухановым, с винтовками в руках ушли на передовую десять комсомольцев — артистов театра КБФ. Прощаясь с товарищами, артисты не обошлись без шуток. «Погибать, так с музыкой», — заявил один из них.
Каждый метр земли, скупой, каменистой эстонской земли полуострова доставался фашистам дорогой ценой. Недаром все тот же В. Мельцер писал, что на Сырве «пехота вынуждена была буквально прогрызать расположенные одна за другой оборонительные полосы».
Днем после непрерывной бомбежки и обстрелов вражеские солдаты врывались на полуразрушенный рубеж и занимали его. Ночью штыковой атакой советские моряки и солдаты возвращали обратно свои позиции.
О героях этих ночных боев рассказывали удивительные истории. Выделенный отряд коммунистов и комсомольцев 76-го стрелкового полка направлялся для ночной атаки противника. Командовал отрядом лейтенант Ворона, военкомом назначили Манченко. В полку молодого политработника с орденом Красной Звезды на гимнастерке хорошо знали. Сколько раз выступал он перед бойцами с воспоминаниями о боях в Финляндии, рассказывал о дерзких рейдах советских лыжников по тылам врага.
Они сосредоточились в лесу близ оборонительного рубежа. Сюда же подошли кухни. Ели прямо из касок. Котелков в такую вылазку не брали.
С наступлением темноты, скрытно для врагов пройдя минное поле и углубившись на территорию, занятую противником, отряд внезапно атаковал фашистов. Гитлеровцы не ждали нападения с тыла. После короткого боя они бросили позиции и бежали. Стрельба послужила сигналом для атаки наших частей и с фронта. В ту ночь, понеся большие потери, фашисты отошли на несколько километров. Отряд Вороны — Манченко в этом бою потерь не имел.
Только днем, подтянув резервы и бросив на перешеек большое число бомбардировщиков, фашистам удалось вернуть захваченные позиции.
С началом боевых действий на Сааремаа оба госпиталя гарнизона рассредоточились по хуторам. В этом было известное неудобство, но достигалось главное — в небольших крестьянских домиках, часто расположенных в лесу, раненые находились в большей безопасности, чем в крупных зданиях, привлекавших внимание вражеских летчиков.
Особенно много раненых оказалось на полуострове Сырве. Туда в ожидании эвакуации на Большую землю их заблаговременно начали вывозить. Начальнику госпиталя В. И. Бондаренко и его помощникам крепко доставалось. Хирурги по двадцать часов работали у операционных столов. Чтобы экономить время, медики спали здесь же.
Но отправить на Ханко или в Ленинград удавалось немногих. Слишком опасен был путь по минным полям Финского залива. Еще рискованней лететь на тихоходной громоздкой машине, представляющей хорошую цель для вражеских истребителей и зениток.
Там, где когда-то был клуб 34-го инженерного батальона, теперь тоже находились раненые. На севере шла бомбежка. Вздрагивала земля. Красные всполохи разрывов гуляли по небу, и края низких взлохмаченных облаков наливались зловещим багрянцем и снова меркли.
Вечер выдался по-летнему погожим. Раненые выбрались во двор. В темноте белели повязки. Слышался сдержанный говор, позвякивание котелков. Изредка мелькал огонек цигарки и исчезал так же быстро в натруженных солдатских ладонях. Прошла крытая машина и остановилась у дома.
— Пополнение к нам, — невесело пошутил кто-то.
Маленький санитар в каске выскочил из кабины, помог первому раненому сойти на землю. Подошли еще несколько.
— Откуда, ребята?
— Дорогу, дорогу! — совсем по-мальчишески крикнул санитар. — Люди чуть держатся, а они с расспросами.
— Кто это? — спросил красноармеец с перевязанной головой, когда дверь за ранеными закрылась.
— Санитар-то? Воспитанник музвзвода Юра Трошнев. Весной в шестой класс ходил. А теперь с сумкой на боку на передовой раненых подбирает. И не гляди, что мал. Лезет в самое пекло и, говорят, даже к ордену представлен.
Неожиданно раздавшаяся песня прервала разговор. Голос певца был несильный, но разговоры и даже звяканье котелков прекратилось. Раненые прислушались к простым, близким их сердцу словам, исполняемым на мотив «Каховки»:
У выхода в море, где ветры норд-оста
Холодную гонят волну.
Наш Эзель-красавец надежным форпостом
Лежит, охраняя страну.
— Наша островная песня, в редакции ее сложили, — тихо произнес кто-то в темноте.
Дальше говорилось о подвиге моряков с Цереля, оставшихся взрывать в 1917 году свою батарею. Пел кто-то, а люди, всего несколько часов покинувшие поле боя, с жадностью ловили каждое слово.
Недалеко гремел бой. Фашисты захватили почти весь остров, а песня вселяла бодрость, звала на подвиг.
И снова война маяки погасила,
И снова пришли к нам враги,
Но в наших руках небывалые силы,
Наш остров давно стал другим.
Тут меткие залпы морской батареи
И верный «максим» — пулемет
Помогут фашистов отбросить обратно,
Списать навсегда их «в расход»
Смолк певец, и, словно ожидая этого, громовым раскатом рвануло сзади. Со свистом над головами раненых понеслись снаряды.
— Батарея капитана Стебеля бьет! — крикнул кто-то. — Держитесь теперь, фашисты!
Какой-то человек с пачкой газет появился в кустах. Видимо, раненые его хорошо знали. Послышались возгласы.
— Товарищ политрук, сюда!
— Сюда газету!
Это в небывалых по сложности условиях продолжала выходить, уменьшаясь и размером и тиражом, островная газета «На страже». Маленький коллектив редакции, возглавляемый политруком Михаилом Дмитриевичем Крыловым, проявлял чудеса изобретательности, стремясь сделать свою газету боевой, острой, злободневной. На страницах «На страже» приводились сводки Информбюро, перепечатывались наиболее интересные материалы из центральных газет, информация корреспондентов газеты «Красный Балтийский флот» политруков В. Максимова и В. Лебедева, выходил сатирический уголок «Прямой наводкой». Под взрывы бомб и снарядов в землянке, где помещалась типография, художник на линолеуме вырезал хлесткие карикатуры. Это в газете был помещен стихотворный фельетон ленинградского поэта, тоже попавшего на Сааремаа, Всеволода Веденского (Вальде) «Открытое письмо». Особенной популярностью пользовалось четверостишие о фашистских летчиках, сбрасывавших свои бомбы в воду:
Говорят, вчера салаки
Тебе выслали протест.
Не участвуем мы в драке,
Не бомби ты наших мест.
Газета быстро разошлась по рукам. Несколько человек забрались в шалаш. Вспыхнул затемненный фонарик. Стало слышно, как кто-то начал читать:
— «От Советского Информбюро. Утреннее сообщение от 1 октября. В течение 1 октября наши части вели упорные бои с противником на всем фронте».