– Пойдем побыстрей, и станет тепло, – сказал Керн. – Через час выпьем где-нибудь кофе.
Рут кивнула.
– А может, и солнышко покажется. Тогда быстро обсохнем.
Но весь день было холодно и ветрено. С утра над полями проносились ливни. Это был первый по-настоящему холодный день, низко плыли рваные облака. Днем снова разразился ливень. Рут и Керн переждали его в небольшой часовне. Здесь было очень темно. То и дело раздавались раскаты грома, молнии прорезали пестрые витражи с изображениями святых в синих и красных одеяниях; святые держали в руках развернутые свитки с изречениями о мире в небесах и благоволении в душе человеческой.
Керн почувствовал, что Рут сильно дрожит.
– Тебе очень холодно? – спросил он.
– Нет, не очень.
– Давай походим немного. Так лучше. Боюсь, как бы ты не простудилась.
– Я не простужусь. Дай мне только немного посидеть.
– Ты устала?
– Нет. Просто хочется еще немного посидеть.
– Все-таки походим. Хоть две-три минуты. Нельзя сидеть так долго на холодном каменном полу, да еще в мокрой одежде.
– Ладно.
Они стали медленно бродить по часовне. В пустом помещении гулко отдавались шаги. Они проходили мимо исповедален – зеленые портьеры вздувались от сквозняка, обошли алтарь, заглянули в ризницу.
– До Муртена осталось целых девять километров, – сказал Керн. – Надо где-нибудь заночевать.
– Девять километров мы вполне можем пройти.
Керн что-то пробормотал.
– Что ты сказал? – спросила Рут.
– Ничего. Просто проклинаю некоего Биндинга.
Она взяла его под руку.
– Да забудь ты про это! Бог с ним!.. Кажется, дождь стихает.
Они вышли на дорогу. С неба еще падали капли, но над горами встала огромная радуга. Она перекинулась через всю долину, словно огромный многоцветный мост. Далеко за лесами, сквозь разрывы облаков хлынул поток желтовато-белого света, залившего весь пейзаж. Солнца они не видели: свет, вырывавшийся из-за облаков, слепил их.
– Идем, – сказала Рут. – Как будто распогодилось.
К вечеру они пришли к какой-то овчарне. Пастух, пожилой и молчаливый крестьянин, сидел перед дверью. У его ног лежали два сторожевых пса. С громким лаем бросились они на Рут и Керна. Крестьянин вытащил из зубов трубку и присвистнул. Собаки тотчас же вернулись к нему.
Керн подошел к крестьянину.
– Можно переночевать у вас? Мы промокли в устали. Идти дальше нет сил.
Крестьянин долго смотрел на него.
– Наверху сеновал, – сказал он наконец.
– Это все, что нам нужно.
Пастух снова уставился на него.
– Отдайте мне спички и сигареты, – проговорил он после паузы. – Там много сена.
Керн повиновался.
– Поднимитесь по внутренней лестнице, а я запру за вами овчарню. Я живу здесь в городке. Утром приду и выпущу вас.
– Спасибо! Большое спасибо!
Они вскарабкались по лестнице. Сеновал был полутемный и сырой. Через некоторое время пришел крестьянин. Он принес им винограда, немного козьего сыру и черного хлеба.
– Теперь я вас запру, – сказал он. – Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! И еще раз спасибо!
Они слышали, как он спустился. Затем сняли с себя мокрую одежду и разложили ее на сене. Достав из чемоданов пижамы и шлепанцы, принялись за еду. Оба очень проголодались.
– Вкусно? – спросил Керн.
– Чудесно!
– Нам здорово повезло, правда?
Она кивнула.
Крестьянин запер овчарню на замок. На сеновале было круглое окно. Примостившись около него на корточках, они смотрели вслед удаляющемуся крестьянину. Ясное небо отражалось в соседнем озерке. Крестьянин неторопливо шел по скошенному полю, шел степенным шагом человека, постоянно живущего на природе. Кроме него, не было видно никого. В полном одиночестве брел он через поле, и, казалось, весь небосвод покоится на его темных плечах.
Они просидели у окна до сгустившихся сумерек, до того предночного часа, когда все обесцвечено и серо. Колыхались последние тени, и сено за их спинами выросло в какую-то фантастическую гору. Его аромат смешивался с запахами торфа и виски, исходившими от овец. Животные были видны сквозь люк – смутная мешанина пушистых спин. Отрывистое блеяние. Понемногу овцы утихомирились.
Утром пришел крестьянин и отпер овчарню. Керн спустился вниз. Рут еще спала. Ее щеки горели, и она порывисто дышала. Керн помог крестьянину выгнать овец.
– Можно нам остаться у вас еще на день? – спросил он. – За это мы вам охотно поможем, если найдется работа.
– Помогать тут особенно нечего. Но остаться можете.
– Спасибо!
Керн спросил, есть ли немцы в городке. В списке Биндера этот городок не значился. Крестьянин назвал ему нескольких лиц и объяснил, как их найти.
Когда стемнело, Керн отправился в путь и без труда нашел первый из указанных ему домов – белую виллу, расположенную в небольшом палисаднике. Дверь отворила чистенькая горничная. Она не заставила его ждать на пороге, а сразу впустила в переднюю. Хороший признак, подумал Керн.
– Могу ли я повидать господина Аммерса? Или фрау Аммерс? – спросил он.
– Одну минутку.
Девушка ушла и вскоре вернулась. Она провела его в гостиную, обставленную новой мебелью красного дерева. Паркет был так сильно натерт, что Керн едва не упал. На столиках, креслах и диванах лежали кружевные накидки.
Вскоре появился господин Аммерс, невысокий мужчина с седой бородкой клинышком. Он казался вполне доброжелательным, и поэтому из двух историй, которые Керн держал в запасе, он решил рассказать истинную.
Аммерс приветливо выслушал его.
– Итак, вы – эмигрант без паспорта, без вида на жительство, – резюмировал он. – Вы торгуете мылом и другими предметами домашнего обихода?
– Да, именно так.
– Хорошо. – Аммерс встал. – Сейчас жена посмотрит, что вы принесли.
Он вышел. Через некоторое время появилась его жена, поблекшее существо как бы нейтрального пола, с лицом цвета переваренного мяса и белесыми глазами трески.
– Чем же это вы торгуете? – жеманно спросила она.
Керн разложил остатки своего ассортимента. Женщина принялась перебирать все подряд. Она разглядывала иголки так, словно раньше никогда их не видела, долго обнюхивала куски мыла и большим пальцем проверяла жесткость зубных щеток; затем осведомилась о ценах и наконец решила позвать свою сестру.
Сестры были похожи одна на другую, как две капли воды.
Козлобородый Аммерс, невзирая на свои малые размеры, по-видимому, поддерживал в доме железную дисциплину. Сестра его жены также выглядела совершенно обескровленной и разговаривала каким-то сдавленным, боязливым голоском. Обе женщины то и дело оглядывались на дверь; они никак не могли решиться на что-либо. Керну все это постепенно надоело. Поняв, что их колебаниям не будет конца, он завернул свой товар.
– Подумайте до завтра, – сказал он. – Могу зайти к вам еще раз.
Фрау Аммерс испуганно взглянула на него.
– Может, выпьете чашку кофе? – вдруг предложила она.
Давно уже Керн не пил кофе.
– Если у вас есть…
– Конечно, есть! Сейчас же подам! Секунду!
Неловко, но быстро переваливаясь с ноги на ногу, она устремилась к двери, чем-то напоминая покосившуюся бочку.
Ее сестра внезапно залилась смехом, – казалось, закулдыкала индюшка, – но тут же умолкла, словно поперхнувшись. Керн удивленно посмотрел на нее. Она чуть пригнулась под его взглядом и неожиданно издала высокий свистящий звук.
В этот момент снова вошла фрау Аммерс и поставила перед Керном дымящуюся чашку кофе.
– Пейте, не торопитесь, – озабоченно проговорила она. – Времени у вас достаточно, а кофе очень горячий.
Сестра опять рассыпалась визгливым хохотком и сразу же испуганно съежилась.
Но Керну так и не пришлось выпить кофе. Дверь распахнулась, и мелкими, пружинистыми шажками в гостиную вошел Аммерс, сопровождаемый жандармом угрюмого вида.
Многозначительным жестом Аммерс указал на Керна:
– Господин жандарм, исполняйте свой долг! Перед вами индивид, лишенный отечества, не имеющий паспорта, изгнанный из Германской империи!
Керн замер. Жандарм с вялым любопытством разглядывал его.
– Пойдемте со мной! – буркнул он.
На мгновение у Керна было такое ощущение, будто его мозг вообще исчез. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Медленно и машинально, словно в замедленном кадре кинофильма, он собрал свои вещи. Затем выпрямился.
– Значит, вот почему кофе… и вся эта приветливость! – запинаясь, проговорил он, точно сам хотел осмыслить происшедшее. – Все только ради того, чтобы… чтобы выдать меня!.. Вот почему, значит…
Сжав кулаки, он сделал шаг в сторону Аммерса. Тот мгновенно отпрянул назад.
– Не бойтесь, – очень тихо сказал Керн. – Я не трону вас. Но я вас проклинаю! Всеми силами своей души я проклинаю вас, и ваших детей, и вашу жену! Пусть все горе мира обрушится на этот дом! Пусть ваши дети восстанут на вас, пусть бросят на произвол судьбы одинокого, бедного, жалкого, нищего!..
