class="p1">– Куда ты так спешишь, Зигель?
– У нас казнь, герр оберштурмбаннфюрер. Полицейский Клинько признался в связи с диверсантами.
– Ты сумел-таки выбить из него нужные показания. Впрочем, я не сомневался в этом.
– Не я, герр оберштурмбаннфюрер, начальник полиции. Это он проводил допросы.
– Ты молодец, остался в стороне. Но если вдруг нагрянет проверка и комиссия заинтересуется тем, как были получены показания?
– Когда такое было? В моей практике ни разу не случалось ничего подобного.
– Ладно, конец связи.
– Мне смотреть за гостем?
– Но очень аккуратно. А лучше поручи это начальнику полиции. Если что, пусть он за это и отвечает.
– Я понял. Конец связи.
Зигель положил трубку на рычаги аппарата и вышел во двор. Там уже собрались комендант, заместитель и командир взвода охранной роты, отвечавший вместе с полицией за порядок на площади. Рядом с ними стоял гауптштурмфюрер Бидерлинг в дорогом гражданском костюме, при галстуке, в лакированных туфлях. От него за несколько метров несло французским одеколоном.
– Вы не любите носить форму? – съехидничал Зигель.
– По-моему, унтерштурмфюрер, вам было ясно сказано, в мои действия не вмешиваться и не обсуждать их. Или вы желаете попасть в мой рапорт как офицер, не справляющийся со своими обязанностями?
Зигель вынужден был сдаться.
– Извините, герр Бидерлинг.
– Кстати, я буду говорить с начальником полиции насчет того, как были получены признательные показания полицейского. Уверен, он ничего не станет скрывать.
– Что вы хотите узнать? Применялись ли к нему пытки? Да, применялись. Кто конкретно поручил лейтенанту работу с Клинько? Я поручил. Хотя извините. Я ведь не должен вмешиваться в ваши дела. Кстати, а вот и начальник полиции.
Во двор зашел возбужденный Ленц и доложил коменданту:
– Герр гауптман, на площади все готово.
– Лейтенант, на минуту, – окликнул его Сосновский.
Начальник полиции подошел к нему.
– Да, герр гауптштурмфюрер. Но, пожалуйста, побыстрее, если можно. Время!..
– Один вопрос, лейтенант. Вы уверены в том, что Клинько действительно агент русских?
Лейтенант Ленц немного побледнел.
– Да. Ведь он собственноручно…
– Почему вы так волнуетесь?
– Вы задаете такие вопросы…
– Вы предпочитаете другие? И в другом месте?
– Я готов ответить. Но если вы сомневаетесь в том, что Клинько виноват, то отмените казнь.
– Нет, вы не вмешиваетесь в мою работу, я – в вашу. Пока, во всяком случае. Свободны!
Начальник полиции вернулся к коменданту.
Тот не стал задавать ему вопросов.
– Господа, прошу на площадь, на трибуну, проход у ресторана, – сказал он.
Руководство оккупационной администрации двинулось к площади.
Зигель выбрал момент и спросил у Ленца:
– Георг, о чем говорил с тобой наш дорогой гость?
– Он спросил, уверен ли я в том, что Клинько виновен. – Начальник полиции передал представителю СД суть короткой беседы.
Тот выслушал его и проговорил:
– Значит, Бидерлинг не отменил казнь. К чему тогда расспросы?
– Не знаю, герр унтерштурмфюрер.
– Ступай, Ленц, и делай все так, как мы запланировали. Кстати, бабу доставили?
– Так точно! Врачу пришлось вколоть ей успокоительное. Когда узнала, куда ее везут, забилась в истерике. После укола вроде притихла.
– Палач предупрежден?
– Конечно. Он сделает все так, как надо.
– Хорошо. Ступай и не подходи ко мне во время казни и после нее. От Бидерлинга не прячься, только себе хуже сделаешь. Он знает, что ты работаешь по моему поручению.
– Благодарю.
– За что?
– За то, что не бросаете.
– Тебе ничего не угрожает. А интерес гауптштурмфюрера объясним. Он привык совать свой нос во все щели.
– Так я побежал?
– Давай!
Офицеры и бургомистр поднялись на сколоченную наспех трибуну. Над ней был натянут брезентовый навес, впереди полукругом выстроились десять солдат охранной роты.
Напротив трибуны стояли два столба, вбитых в ямы, между ними поперечина, на ней две веревки с петлями на концах. Далее коридор, образованный полицаями.
Народ толпился по всей площади. Многие и рады бы уйти, да их окружили полицаи, грозя винтовками. И все же вокруг виселицы образовалось свободное пространство.
В 12.56 раздался звук двигателя грузового автомобиля. Водитель, постоянно сигналя, подавал назад. В кузове два солдата держали за руки, сцепленные сзади веревками, недавнего полицая Клинько и Варвару Тернову. У кабины пристроился ефрейтор-палач.
Клинько был сильно избит, его с трудом можно было узнать. Смертника нисколько не интересовало все то, что с ним происходило. Его сорочка превратилась в серую массу, смешанную с кровью. Штаны обычные, штатские, карманы вырваны. Ноги босые, на ступнях нет ногтей, только нарывы. Тернова была одета в какой-то лиловый балахон, волосы растрепаны, взгляд безразличный, непонимающий, лицо как мел. Она выглядела мумией.
Водитель грузовика остановил машину точно под виселицей.
Комендант взял в руку рупор и выкрикнул:
– Внимание всем!
Народ отвел глаза от бедолаг в кузове, воззрился на гауптмана.
– Сегодня вы присутствуете на казни бывшего полицейского Клинько и его сожительницы Терновой. Они обвиняются в пособничестве партизанам, устроившим диверсию на железной дороге, в результате которой погибли более ста двадцати солдат вермахта. Следствие полностью доказало вину данных лиц. Клинько признался в содеянном. Суд приговорил Петра Клинько и Варвару Тернову к смертной казни через повешение. Казнь будет публичной. Жители поселка Копино должны видеть, как новая власть беспощадно карает врагов. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно.
– Люди! – вдруг закричала Варвара. – Меня-то за что казнят? Я же ничего не сделала.
По толпе прошел ропот, но очередь пулемета из коляски мотоцикла, стоявшего у ресторана, прекратила его.
Комендант махнул перчаткой:
– Приступайте.
Палач действовал профессионально, быстро. Он подошел к приговоренным сзади, накинул на шеи петли, затянул их. Солдаты охраны спрыгнули из кузова на землю.
Палач, который почему-то держал в руке нож, крикнул водителю:
– Пошел!
Двигатель взревел, и грузовик медленно двинулся вперед.
Клинько и Тернова машинально переставляли ноги по дну кузова. До края остались считаные сантиметры, когда палач вдруг метнулся к Терновой и разрезал веревку. Варвара свалилась на асфальт, под ноги бывшему полицаю, своему сожителю, дергающемуся на виселице.
Осознание того, что произошло, пришло к ней не сразу. Но как только она поняла, что жива, то тут же вскочила и со связанными руками, вопя на всю площадь, бросилась к толпе.
Народ в испуге расступился. Тернова скрылась в переулке.
Комендант вновь поднял рупор:
– Как видите, мы невинных людей не трогаем. Тернова являлась соучастницей Клинько неосознанно, он ее использовал. Следствие установило этот факт, поэтому она освобождена. А теперь всем разойтись по рабочим местам и дворам. Труп будет висеть здесь три дня, все желающие смогут вдоволь насмотреться на него. Предупреждаю, так будет с каждым, кто хотя бы словом выступит против нового порядка, германской власти.
