Мы с Мардером оказались в одном взводе. Экипаж хорошо нас встретил. Командовал взводом опытный фронтовик младший лейтенант Матвей Серов. В то время в экипаже тяжелого танка было два офицера, в моем танке вторым офицером был механик-водитель младший лейтенант Талаш Сафин, по национальности башкир. Мы его звали просто Толя. Толя, как и я, прошел ускоренный годовой курс в Челябинском танковом училище (их выпустили чуть раньше), поэтому за механика-водителя можно было не беспокоиться. Наводчиком был сержант Виктор Белов, заряжающим — младший сержант Михаил Творогов, он же мог быть и вторым водителем; радистом-пулеметчиком был младший сержант Николай Орлов. Все члены экипажа — молодые, сильные ребята, но все из последнего пополнения, еще не участвовали в боях. Младший, сержантский, состав экипажа прошел только трехмесячную подготовку в учебном танковом полку в том же Челябинске, имел явно недостаточно практики вождения танка, как и опыта в стрельбе.
Танки нам дали KB-1C, прошедшие капитальный ремонт на Сталинградском тракторном заводе. Танки КВ-1С имели 75-мм лобовую броню и 50-мм бортовую, мы уже знали, что немцы, используя подкалиберные и кумулятивные снаряды, пробивают броню KB с расстояния 1000 метров. В мае, к концу обучения, к нашему училищу привезли два сгоревших KB, мы тогда внимательно осмотрели пробитые отверстия и поняли: в бою экипаж должен действовать молниеносно, автоматически, чтобы первым же выстрелом упредить врага. Поэтому сейчас, в оставшееся до боев время, экипаж отрабатывал взаимозаменяемость, проштудировал все регулировки и способы устранения неисправностей, действия при орудии во время боя, ведение огня при движении и с коротких остановок.
24 июля танки уже стояли в хорошо замаскированных окопах на южной окраине Калача-на-Дону. Немцы постоянно бомбили район расположения корпуса, бомбили безнаказанно, единственная зенитная батарея не могла прикрыть все войска и главную переправу через Дон. За июль-август в небе не появилось ни единого нашего истребителя, мы видели в воздухе только У-2, солдаты называли их «кукурузниками», а немцы бросали издевательские листовки: «Вчера обер-ефрейтор Ганс Мюллер сбил кирпичом русский самолет». От проходивших мимо подразделений мы знали, что наши войска отступают по всему фронту, только что был оставлен Ростов-на-Дону, и опять с неба на нас посыпались листовки с виршами от ведомства Геббельса: «Ростов — на Дону, Саратов — на Волге, я тебя не догоню — у тебя ноги долги». Издевались, мерзавцы, не зная, какое грядет возмездие.
Чтобы не дать немцам захватить главную переправу в большой излучине Дона и тем создать самый близкий к Сталинграду плацдарм, командование Красной Армии решило нанести мощный контрудар вдоль правого берега Дона на север. На базе 38-й армии за одни сутки была создана 1-я танковая армия под командованием генерал-лейтенанта Москаленко, в которую вошла и наша 158-я бригада.
На рассвете 25 июля наши войска перешли в наступление. С ходу атаковали разведотряд противника и отбросили его от переправы. Немцы поспешно отступили в рощу, чтобы оторваться от наших войск. Танки бригады рассредоточились на небольшой высоте и замаскировались. Через приборы наблюдения хорошо просматривалось поле боя. Но команды переходить в наступление не поступало.
Минут через десять фашистская авиация начала наносить бомбовые удары. Порядка трех десятков бомб было сброшено и на нашу бригаду. Группы по 40–50 самолетов сбрасывали 250-килограммовые авиабомбы и уходили на очередной круговой заход. Наших самолетов в небе опять не было. Мощные взрывы сотрясали землю, выбрасывая с пламенем взрыва целые гейзеры грунта. На северной окраине Калача горели дома и машины. Танки корпуса с мотопехотой вели бои уже вблизи от рощи. У противника в этой роще были хорошо оборудованные позиции, а наши наступали по открытой местности. Но тут с фланга в рощу воткнулся батальон наших танков Т-70 с батальоном мотострелков. Сгорело по нескольку танков с той и другой стороны, но перевес сил качнулся в нашу пользу. Однако полностью овладеть рощей наши смогли только к исходу дня: по вражеским позициям нанесла массированный удар артиллерия 1-й танковой армии, и немцы отошли на север.
В результате ожесточенного боя в районе рощи противник потерял 12 танков сгоревшими и 20 подбитыми; было уничтожено большое количество орудий и пулеметов, много полегло и живой силы от штыкового удара 32-й мехбригады. Наши потери тоже были очень велики.
На рассвете 26 июля наши войска завязали бои на рубеже высота 174.9 — село Ложки — совхоз «10 лет Октября». Здесь у противника сосредоточилась крупная группировка, и за ночь они успели хорошо оборудовать оборонительные позиции, к тому же по нашим наступающим войскам наносила мощные бомбоштурмовые удары авиация, применяя авиапушки и противотанковые бомбы. Сгорели два танка Т-70. Наступление затормозилось.
Наша танковая бригада в боеготовности номер один продвигалась в полутора километрах за боевыми порядками корпуса и в бой все еще не вступала. За нами шли малочисленные похоронные команды, не успевая рыть братские могилы и хоронить погибших. Июльская жара делала свое дело, сильно ощущался трупный запах. В башне было душно даже с включенными вентиляторами и открытыми люками, только при движении вентилятор двигателя слегка продувал боевое отделение. Людей мучила жажда, при любом удобном случае экипаж заполнял фляжки холодной водой. Нервы у всех было напряжены до предела! Второй день мы лишь наблюдали через бинокли и приборы, как на ровной придонской степи наши товарищи ведут сражение с врагом! Поле боя часто закрывалось разрывами бомб и снарядов, дымом горевших хлебов, но было видно, как то здесь, то там вспыхивают наши танки, замирают подбитые машины, превращаясь в лакомые для врага неподвижные мишени! А мы все ждали своей очереди вступить в схватку с врагом! Ведь для каждого из нас предстоял его ПЕРВЫЙ БОЙ! Для тренировки и чтобы как-то отвлечь людей, дал команду:
— Отыскивать цели и докладывать по ТПУ всему экипажу!
Войска понесли большие потери, но село Ложки и совхоз взять не смогли. Позднее мы узнали, что 56-я и 55-я танковые бригады потеряли 57 танков. Около половины сгоревших и подбитых танков были «тридцатьчетверки».
На рассвете 27 июля услышали в наушниках голос комбрига: «Буря 333!» — код атаки! В небо взвилась серия зеленых ракет! Взревел мотор, и наш KB двинулся на врага. В атаке были задействованы две танковые бригады, стрелковый полк, мехбригада и наша тяжелая танковая бригада, наступающая в центре боевого порядка. Еще не развиднелось, поэтому нас не бомбили, и танки медленно, опасаясь минных полей, продвигались на север. Левее, метрах в тридцати, шли машины командира взвода Матвея Серова и Миши Мардера, справа наступал танк лейтенанта Назарова. Огонь пока не вели, рассчитывая на внезапность удара. За нами, держа винтовки на изготовку, продвигался стрелковый полк.
До вражеских позиций оставалось километра полтора, начинало светать, и мы уже могли рассмотреть контуры деревьев и домов совхоза. Немцы огонь тоже не открывали, видимо, экономили боеприпасы. Экипаж волновался в ожидании боя, хотелось скорее ударить по врагу, прервать тягостную неопределенность, вот уж правда: хуже нет — ждать да догонять! Люди жадно припали к приборам наблюдения, наводчик Витя Белов и заряжающий Миша Творогов закурили «козьи ножки» — быстро же научились у «стариков» ловко, через мизинец, закручивать курево. По машине поплыл запах махорки. От врага нас отделяло уже около километра, и немцы, разглядев, что наступает множество танков, открыли шквальный огонь: одновременно ударили танковые, противотанковые, полевые и даже зенитные орудия! Перед фронтом наступления мгновенно взметнулись сотни разрывов, загремела канонада, заколебалась донская земля! Стреляли немцы очень метко! Еще бы — их экипажи и орудийные расчеты имели многолетний боевой опыт, начиная с боев в Испании в тридцать шестом, а затем захватывая страны Европы и Африки. Один снаряд взорвался метрах в двадцати впереди танка! Почти сразу рикошетом по левому борту ударил второй, нашу 47-тонную машину тряхнуло, пламя разрыва осветило боевое отделение — казалось, танк горит! Но члены экипажа не двинулись со своих мест, никто не хотел показать, что испугался, все с напряжением ждали моей команды. Я видел пламя выстрела орудия, но саму хорошо замаскированную пушку не разглядел, потому дал команду водителю:
— Толя! Давай зигзагами! — И наводчику с радистом: — Виктор, Николай! Пулеметами, по орудийной прислуге! Огонь!
Танк увеличил скорость и начал рыскать по полю, резко маневрируя, не давая вражеским наводчикам произвести прицельные выстрелы. Рикошетные удары продолжали сыпаться по правому и левому борту, не причиняя, однако, серьезных повреждений корпусу, машина продолжала мчаться на вражеские пушки! Все наши танки вели огонь из пушек и пулеметов с ходу и с коротких остановок, огненные языки вырывались из стволов орудий, прочерчивали поле боя трассирующие пулеметные очереди. Немцы почувствовали себя не совсем уютно при виде надвигающейся лавины танков, меткость их стрельбы значительно упала, и мы реже чувствовали рикошетные удары. До села осталось метров пятьсот, скомандовал экипажу:
