— Пусть говорят.
Харкус выдержал изучающий взгляд Вилли. На его лице отражалась решимость.
Вилли достал из стола сигарету и закурил.
В этот момент в комнате зазвонил телефон. Вилли снял трубку, из которой был слышен громкий голос говорившего на мекленбургском диалекте.
Вилли несколько раз сказал в трубку:
— Да, да. Я иду… Делегация будет здесь минут через десять, — обратился он к Харкусу, положив трубку на рычаг. — Ну так как?
— Я пойду с тобой, — сказал Харкус.
— Тогда оставь свое ружье здесь.
Вилли поставил двустволку в платяной шкаф, где на вешалке висела отутюженная майорская форма.
— Висит в готовности номер один, — сказал он Харкусу, перехватив его любопытный взгляд, и засмеялся: — Если я вам потребуюсь, через десять минут буду в полку как штык.
Оба торопливо вышли на улицу. И хотя Вилли спешил, он не забывал здороваться с односельчанами, которые попадались им навстречу.
Харкус, едва поспевая, вышагивал рядом с Вилли, не переставая в душе дивиться популярности своего друга. Одновременно майор мысленно ругал себя за то, что остался в селе и идет встречать делегацию польских крестьян, хотя ни слова не знает по-польски да и в сельском хозяйстве ничего не понимает.
В правление кооператива они пришли за минуту до появления иностранных гостей. Валеншток едва успел поздороваться с членами правления и представить им Харкуса, как к зданию подкатили четыре «Волги».
Харкус отошел немного в сторону, чтобы не мешать. Он понимал, что он здесь человек лишний и потому, можно сказать, ненужный.
Среди приехавших гостей внимание Харкуса привлек седоволосый мужчина атлетического сложения. Он хромал. По щеке и по подбородку у него проходил хорошо заметный шрам. Оказалось, что он, как и Валеншток, является председателем кооператива.
Немного поговорив, все направились осматривать хозяйство. Харкус пошел вместе со всеми, все еще жалея, что не отказался от приглашения Вилли и не пошел на охоту.
Вилли и седоволосый мужчина шли в самом центре группы, по пути осматривая различные кооперативные постройки.
Несколько поляков, в их числе и председатель, говорили по-немецки. Харкус шел молча, слушал их беседу, не переставая дивиться тому авторитету, каким Вилли пользовался и среди односельчан, и среди поляков. Харкус все еще чувствовал себя чужим и ненужным среди этих людей, влюбленных в землю. Он снова увидел Лину, куры которой бегали в соседний двор к чужим петушкам. Потом Эрвин не без гордости показал свою Цецилию и только что появившегося на свет теленка, который уже самостоятельно стоял на своих тоненьких ножках.
— Как его зовут? — спросил польский председатель, показывая на теленка.
— Жан, — ответил Эрвин и, взяв маленькую черную табличку, мелом написал на ней кличку и дату рождения телка.
Харкус молча смотрел, слушал, как односельчане Вилли рассказывали полякам о своих успехах в работе, не скрывая трудностей. Перебивали друг друга, даже спорили, дополняли сказанное другими.
Майор Харкус невольно вспомнил, как эти же самые люди каких-нибудь тринадцать лет назад падали на колени перед епископом, который приезжал сюда из Западной Германии, целовали подол его мантии. Харкус, Валеишток и Вебер, несмотря на запрет выходить из части, наблюдали тогда за процессией, спрятавшись в стоге сена. Харкусу с Вебером еще пришлось держать Валенштока, который разозлился на невежество селян и хотел разогнать их.
Поляки выразили желание зайти в собор. Собор был красивый, с толстыми кирпичными стенами, узкими длинными окнами и колокольней со шпилем. Правда, ничего хорошего Харкус не мог сказать о служителях собора, которые выступали с церковной кафедры с проповедями, направленными против жителей поселка Еснак, против солдат и офицеров артиллерийского полка, расквартированного в поселке. Однако проповеди эти успеха не имели.
Навстречу делегации вышел настоятель собора, за ним — служки. Это был пожилой человек с голой, как арбуз, головой.
Пять лет назад, когда Валенштока спросили, почему он остался жить и работать именно в этом селе, он ответил так: «В этом селе люди до сих пор становятся на колени перед священниками». Весной того же года вместе с другими активистами он ходил по домам, стучался в ворота, чтобы созвать жителей на митинг, но тщетно… Только цепные псы, науськанные своими хозяевами, бросались на людей. Нескольких псов пришлось пристрелить.
По совету Вебера, Валеншток сначала наладил отношения с собаками, а уж потом с их хозяевами. За пять лет удалось кое-чего добиться. Подумать только: целых пять лет! И как только Валенштоку это удалось, да еще в таком селе?! А ведь в вопросах сельского хозяйства и животноводства он тогда понимал не больше, чем жители села в деривации при стрельбе из орудия. И вот село преобразилось. И как только Вилли смог достичь этого? Харкус удивлялся и одновременно по-хорошему завидовал другу, который добился таких впечатляющих результатов.
Харкус невольно задавал себе вопрос: способен ли он, майор Харкус, на нечто подобное? Ему с тех пор ни разу не пришлось побывать в тех местах, где он жил и работал тринадцать лет назад. Харкус невольно вспомнил слова Вебера, сказанные когда-то: «То, чего мы достигли, есть достижение всего нашего коллектива. В армии коллектив играет особенно важную роль. Один в армии — ничто, а все вместе — сила!»
Председатель польского кооператива оказался человеком любознательным: он всем интересовался, все хотел увидеть, потрогать руками, он даже немного проехал на тракторе, детально ознакомился с техникой приготовления силоса.
Валеншток вспомнил о Харкусе лишь тогда, когда все оказались в зрительном зале нового клуба.
— Прости, пожалуйста, старина, я совсем забыл о тебе, но… — проговорил Вилли.
— Ничего, ничего, — успокоил его Берт. — Хорошо, что ты здесь, с нами.
— Да, но как мне забрать свое ружьишко?
— А оно тебе очень нужно? Пусть пока останется здесь.
— У меня такое предчувствие, что мне сегодня повезет на охоте.
— Эх ты, охотник, садись-ка лучше сюда!
Харкус сел рядом с седоволосым поляком. Поляк курил трубку, время от времени кивая головой. У него были серо-голубые глаза, которыми он, казалось, все ощупывал.
— Хорошее у вас село! — сказал поляк, обращаясь к Харкусу.
— Какой председатель — такое и село, — заметил майор.
— Да, председатель у вас хороший, — согласился с ним поляк, кивнув в сторону Валенштока, который занимался рассаживанием гостей вокруг стола.
— Очень толковый председатель, — подтвердил майор.
За столом произносили много тостов, гостям дарили подарки. Постепенно разговоры становились все громче и оживленнее.
Вскоре Лина подала аппетитных, подрумяненных цыплят.
Председатель польского кооператива и за столом не забывал о своей трубке, как не забывал и о кивках, которыми он как бы высказывал свое молчаливое удовлетворение трапезой.
— Хорошо встречаете друзей, — наконец сказал он, повернувшись к Валенштоку. — Ты, Вилли, обязательно должен побывать у нас, в Польше.
Вилли довольно рассмеялся и, покачав головой, ответил:
— Сейчас у меня очень много работы.
— Ничего, обойдутся и без тебя, — не отступал поляк.
— У нас сейчас как раз создаются кооперативы, и я не могу уехать, а вот в будущем году приеду непременно.
— Кооперированием займется какой-нибудь другой председатель! — И поляк показал рукой на Харкуса.
— Он уже занят, — ответил Вилли.
— Где? — поинтересовался гость.
— В поселке.
— А у вас хороший кооператив? — спросил поляк, обращаясь к Харкусу.
Однако и на этот вопрос гостя ответил Вилли:
— Пока не очень хороший.
— А ты ему помогаешь?
— За этим он сюда и пожаловал.
— Хорошо. А на чем специализируется его кооператив? — не успокаивался любопытный гость.
— На защите родных рубежей, — снова ответил за Харкуса Вилли.
— Родных рубежей? Это как понять?!
— Я офицер, — с улыбкой объяснил Харкус, а затем добавил: — Командую полком.
Поляк поднял рюмку и, чокнувшись с Харкусом, спросил:
— А сколько же вам лет?
— Тридцать три.
— И уже командуете полком?!
Харкус кивнул.
— И давно?
— Всего пять дней.
— Желаю вам больших успехов! — Поляк встал и отвел Харкуса в уголок, где им никто не мешал. Он не спускал глаз с Харкуса. — Моему сыну сейчас сорок два года, он тоже командир полка, танкист. Мы вместе с ним до сорок седьмого года боролись против бандитов в Бескидах. Вот там-то меня и ранило в ногу. — Поляк кивнул и продолжал: — Мой сын служил у Кароля Сверчевского. Ты знаешь Кароля?
— Генерала Вальтера?
— Да. Его у вас так называют. Мой сын служил у Кароля как раз в то время, когда его убили в Бескидах. — И, посмотрев Харкусу в глаза, поляк спросил: — Пока еще плохо справляешься со своим полком?
