А какое это было время! И каких людей оно воспитывало! Сюда, в чащу Мекленбургского леса, пришли люди, которые, не щадя своих сил, в трудных условиях построили село.
Харкус ускорил шаги и по узкой тропке вышел к селению. Неподалеку было прекрасное место, куда майор предполагал вывести на учение солдат и офицеров шестой батареи.
Майор еще раз внимательно осмотрел местность, чтобы потом не терять времени на рекогносцировку.
Фирталь — маленькое, чистенькое, почти квадратное село с небольшим католическим собором. В этом селе, жители и священник которого первое время доставили командованию артиллерийского полка немало хлопот, вот уже пять лет подряд исполнял обязанности председателя кооператива Вилли Валеншток.
Харкус вошел в село по одной из трех дорог, которые вели туда. Чем дальше он шел, тем сильнее пахло свежим сеном, спелыми яблоками и сливами. Улицы были пустынны. И только когда майор пересек, улочку, которая вела к собору, он увидел несколько стариков в темной одежде, да откуда-то справа доносились удары рук по волейбольному мячу.
Валеншток, засунув руки в карманы галифе и прислонившись животом к изгороди, стоял перед своим домом. Стоял, большой и сильный, волосы зачесаны назад, мощная шея в складках кожи. Из полка он демобилизовался в 1960 году, вернее, был вынужден уйти. А случилось вот что: когда полк был на учениях, старший сын Валенштока, подбитый парнями, убежал в Западный Берлин. Жена Вилли сразу же поехала за ним и привезла парня обратно, прежде чем он успел вместе с дружками перебраться в Западную Германию. Валеншток уволился из полка, но порвать с ним все связи не мог, потому остался жить и работать по соседству.
Харкус остановился в тени развесистой яблони, которая скрывала его от Вилли.
Вилли приветливо здоровался с жителями, проходившими мимо его дома. С некоторыми из них он обменивался несколькими фразами.
— Привет.
— И тебе привет, Эрвин. — Вилли кивал односельчанину. — Ну как, твоя корова уже отелилась?
— Сегодню ночью, — отвечал седовласый старик и, приложив два пальца к виску, говорил: — Бог в помощь, Вилли.
— Добро. — Вилли снова кивал. — Не забудь, Эрвин, что завтра свинья должна опороситься.
— Не забуду.
— Здравствуй, Вилли! — здоровался с Валенштоком маленького роста мужчина. — А не сыграть ли нам с тобой в скат, а?
— Если хочешь, можно и сыграть. Эй, Лина! — крикнул Вилли крепкой, полной женщине. — Присмотри за своими курами, а то они забрались в чужой огород!
— Во-первых, это не мои куры, — отвечала Лина, — а наши. И во-вторых, они идут не в чужой огород, а к чужим петухам.
Все засмеялись, не сдержался и Харкус. Женщины мимо майора проходили тихо, не здороваясь, зато мужчины все как по команде подносили руки к козырькам своих картузов: так требовало приличие.
Выйдя из своего укрытия и приветливо улыбаясь, Харкус поздоровался так, как только что здоровались с Вилли односельчане:
— Здравствуй, Вилли. Ты что, каждое воскресенье вот так на этом месте стоишь?
— Дружище Берт! — крикнул Вилли и бросился к воротам. Отворив калитку, он воскликнул: — Ну, входи же скорее, старый партизан! — И он дружески похлопал Харкуса по спине.
— Не бей меня так сильно, я еще пригожусь в полку.
— Ах, брось, они были бы довольны, если бы отделались от тебя.
— Тебе и это уже известно?
— Переселяйся ко мне, мне такие люди нужны.
— Вот я и пришел, чтобы агитировать тебя за возвращение в полк.
— Ну, к примеру, на должность первого зама, а? — Вилли заразительно рассмеялся, губы его задрожали от смеха, а глаза почти совсем спрятались, превратившись в щелочки.
В тот день Вилли был дома один. Его жена, учительница местной школы, поехала сопровождать сельский хор, в котором их дочь выступала как солистка, на показательное выступление в Бургенау. Сын Вилли учился в медицинском институте и в настоящее время путешествовал по Германии.
— Теперь он уже больше не предпринимает секретных поездок? — спросил Харкус, когда они шли к дому.
— Ему и одной той хватило, на всю жизнь запомнил.
— А ты?
— Я об этом давно забыл. Раньше я был начальником штаба полка, а сейчас я единовластный командир. — Валеншток рассмеялся и вышел из комнаты в кухню.
В комнате было много книг. Харкус взял с полки том Истории Великой Отечественной войны и подшивку журнала «Милитервезен» за последний год. Среди некоторых страниц журналов лежали закладки.
Вдруг Харкус увидел красивую папку. Она стояла на полке, прислоненная к стене. Майор взял папку в руки и раскрыл ее. Это был диплом Валенштока, выданный ему в 1963 году после окончания сельхозтехникума.
Через несколько минут Вилли вернулся в комнату, неся подносик с бутылкой водки, рюмками и бутербродами на тарелке.
— Я смотрю, ты все еще учишься, — сказал Харкус.
— В хозяйстве никого не интересует, как я справлялся в полку с планированием и организацией наступления или обороны. Здесь нужно уметь правильно вести хозяйство, правильно обращаться с землей, со скотиной, так, чтобы все это давало прибыль. А я в этом разбирался, как слон в кибернетике: вот и пришлось пойти учиться.
Они сели, выпили по рюмке водки за встречу. Вдруг Вилли взглянул на часы и сказал:
— Я жду гостей. К нам сегодня должна приехать польская делегация из воеводства Быдгощь, вот-вот должны подъехать. Если ты не против, то… увидишь село, посмотришь, как оно изменилось.
— Я думаю! Это под твоим-то руководством да не изменится!
Валеншток рассмеялся и встал.
— Как-нибудь я тебе обо всем этом расскажу, а сейчас… — он снова взглянул на часы. — Нам нужно с нашими товарищами кое-что обсудить.
— Пожалуйста, пожалуйста, — проговорил Харкус и, достав из куртки, висевшей на стуле, топографическую карту района, спросил: — Карандаши «Тактика» у тебя еще не перевелись?
Вилли подошел к письменному столу и, выдвинув один из ящиков, достал из него майорские погоны, небольшую шкатулку, в которой он хранил ордена и медали, длинный, почерневший от копоти осколок снаряда и коробку цветных карандашей. Эту коробку Харкус очень хорошо знал. Карандаши в ней были остро заточены и аккуратно переложены ватой, чтобы не бились друг о друга при ходьбе или быстром беге.
— Вот посмотри сюда, Вилли! — Друзья склонились над картой. — В четверг и пятницу я хотел бы вот на этой местности устроить проверку одной батарее, учение должно закончиться «боем» в условиях сельской местности. Для этого мне необходима твоя помощь.
— Зачем?
— Ты сыграешь за противника.
Вилли взял коробку с карандашами. В его толстых пальцах как-то странно выглядели тоненькие разноцветные карандашики.
Вилли достал синий карандаш.
— Мы будем двигаться с севера, — объяснил Харкус. — Ты со своими людьми устроишь на всех трех дорогах, которые ведут в село, завалы, которые должны быть серьезными, такими, какие бывают не на учениях, а в настоящем бою.
Вилли синим карандашом поставил крестик на каждой дороге в месте будущих завалов.
— Когда начнет действовать твоя батарея?
— Часов в шесть утра, не позже.
— А могу я вечером посмотреть, вернее, провести разведку огневой позиции твоей батареи, чтобы все было как на фронте?
— Конечно, если ты этого хочешь.
— Пришли мне холостых патронов и взрыв-пакетов.
— Хорошо, пришлю.
— А когда закончатся твои учения?
— В пятницу, в полдень.
— Понятно. — Вилли выпрямился и, широко расставив ноги, засунул руки за ремень, хотя это был обычный брючный ремень, а не портупея. — Понятно, — повторил он еще раз. — Но при одном условии: твои солдаты отработают в нашем кооперативе все часы, которые мои люди потеряют на твоем учении.
— Разумеется, — согласился Харкус. — А ты пригласишь всех солдат этой батареи Первого мая на праздничный обед.
— Согласен! — Валеншток рассмеялся. — А у тебя, я смотрю, практическая жилка появилась. Вчера здесь у нас был Треллер, какой-то бледный и немного не в своей тарелке.
Вилли аккуратно сложил карту и вместе с карандашами положил ее в стол. Ящик задвинул и запер на ключ.
— А чего ты ждешь от этого учения? — спросил Вилли у друга.
— Мне хотелось бы иметь точное представление о сплоченности батареи и о способности личного состава действовать на местности интенсивно и самостоятельно, проверить заменяемость номеров расчета.
— А не слишком ли ты многого сразу требуешь?
— Почему ты так решил?
— Так говорят про тебя, — проговорил Вилли, немного прищурив левый глаз, как он делал всегда, когда бывал недоволен. — Говорят, что в полку все идет не как надо.
— Пусть говорят.
Харкус выдержал изучающий взгляд Вилли. На его лице отражалась решимость.
