— Бесноватому, — ответил Гессер, — который довел Германию до того, что она теперь на коленях.
— Но также государству, своей отчизне, — возразил Риттер. — Мы с вами солдаты, Гессер, как генерал Каннинг и капитан Говард. Никакой разницы. Мы играем за одну сторону, они за другую. Нельзя надеяться изменить правила посреди игры так, чтобы они стали удобными для личного пользования. Любого из нас. Разве не так, генерал?
Ответил ему Говард:
— Так вы это видите? Игра? Не больше?
— Возможно, величайшая игра, в которой ставкой является страна и народ, и если человек не может оставаться собой, он ничтожество.
Он повернулся к Гессеру, ожидая. Гессер сказал:
— У меня есть информация о том, что прямой приказ направлен СС самим фюрером, авторизующий казнь всех пленных знаменитостей. Я рассматриваю этот приказ как бесчеловечный. Это прямое нарушение Женевской конвенции и преступление против человечности. Ни я сам, ни служащие этого гарнизона не будут в этом участвовать.
Штрассер сказал:
— Это абсолютная чушь. Откровенная ложь. Как представитель департамента администрации по делам военнопленных, ведающий этим вопросом, я могу дать вам слово, что это не так.
— Зачем мы вам нужны? — спросил Каннинг. — Скажите это мне.
— Все пленные знаменитости собираются вместе в одном центре, ради их собственной безопасности.
— В качестве заложников на черный день?
— Уверяю вас, герр генерал, только как благоразумная предосторожность.
— Для кого? Ради вас или нас?
Опять возникла пауза. Снежинки танцевали вокруг них. Гессер медленно произнес:
— Я не отступлюсь от того, что сделал. Здесь теперь командует генерал Каннинг.
— Этим все сказано, — заявил Каннинг. — Я не вижу больше предмета для обсуждения. Позвольте мне, старому служаке, дать вам совет, майор. Вам и вашим людям лучше убраться отсюда к чертовой матери, пока у вас есть такая возможность. Мы уходим, джентльмены.
Он повернулся и четким шагом направился к воротам, Гессер шел рядом с ним. Говард остался стоять, прижимая к груди «Томпсон». Гоффер не сводил с него глаз и держал руку на рукоятке «Вальтера», что был у него в кобуре на ремне. Риттер словно не замечал Говарда. Он спокойно закурил и стал рассматривать ворота и стены над ними.
— Такое впечатление, что у них серьезные намерения, — сказал Штрассер.
Риттер кивнул.
— Да, судя по всему.
Риттер повернулся на каблуках. Говард сказал:
— Майор Карл Риттер, 502-ой СС батальон тяжелых танков, вы сказали?
Риттер медленно повернулся.
— Именно, так.
— Мы встречались.
— Неужели?
— В прошлую среду утром. Небольшое дело на дороге к Инсбруку, когда вы полностью уничтожили английскую бронетанковую колонну. Я и двое моих друзей выжили. Они здесь на этих стенах.
— Поздравляю, — спокойно сказал Риттер. — Вам сопутствует удача.
— Скажите своему человеку, что он может не держаться за свой «Вальтер». Я не собираюсь вас убивать. Пока. Я имею в виду, что это значило бы играть в эту вашу игру не по правилам, не так ли?
— Выбор за вами, друг мой.
— Вы войдете внутрь? — спросил Говард. — Вернее, попытаетесь войти?
— Да, я так думаю.
— Я буду вас ждать.
Каннинг позвал от ворот:
— Капитан Говард! — Говард повернулся и побежал по снегу.
— Этот не шутит, — сказал Штрассер. — Последние пять минут я держал палец на курке, представляя, как проделываю еще одну дырку в кармане пальто. Интересно, он догадывался?
— О, да, — сказал Риттер. — Он знал это. — Риттер повернулся и пошел назад к бронетранспортерам.
— Какого черта вы задержались? — потребовал ответа Каннинг, когда Говард проскользнул вслед за ними в калитку, и она захлопнулась за ним. — Поднимитесь сразу на стену и скажите полковнику Бирру, что я присоединюсь к вам через пару минут.
Когда Говард стал подниматься по лестнице, Каннинг обратился к Гессеру:
— Я вспоминаю, что вы поднимали мост шесть или семь месяцев назад, так?
— Вы правы, герр генерал. Проверяли, исправен ли механизм.
— Тогда давайте проверим, работает ли все еще чертова штука.
Гессер кивнул Шнайдеру, и тот немедленно открыл дверь в основании башни с левой стороны от ворот, и они вошли внутрь. Шнайдер включил свет, стало видно массивный стальной барабан десяти футов в поперечнике, с намотанной на него цепью, конец которой терялся в темноте наверху. С обеих сторон от него было по колесу со спицами.
— Давайте это сделаем. — Каннинг подошел к одному из колес, Шнайдер подбежал к другому, и они одновременно начали их вращать.
Говард присел у амбразуры, наблюдая за Риттером и двумя его компаньонами, шедшими назад к финнам. Рядом с ним остановились Гувер и Файнбаум.
— Что там произошло, капитан? — спросил сержант. — Между вами и немецким офицером?
— Это был он, — сказал Говард. — Тот парень, что раздолбал в среду нашу колонну. Его зовут Карл Риттер.
— Парень в «Тигре», который раздавил «Джип»? — резким голосом спросил Файнбаум. — Вы утверждаете, что там именно он? — Он поднял М1 и подошел к амбразуре. — Может, я его еще смогу достать.
Говард оттащил его.
— Не сейчас, — сказал он. — И в любом случае, он мой.
— Атаковать сейчас же! — сказал Штрассер. — Это единственная возможность. Использовать первый бронетранспортер как таран. Лобовая атака, пока они еще задаются вопросом, каким будет наш следующий шаг.
— На этих стенах двадцать человек, вооруженных до зубов. По меньшей мере, один тяжелый пулемет, установленный рядом со старой пушкой, что между башнями. Я рассмотрел его очень хорошо, пока раскуривал сигарету. Скорость стрельбы близка к тысяче патронов в минуту. Вы служили в Первую мировую войну, герр Штрассер? Мне думается, вы должны помнить, что происходит с теми, кто идет в лобовую атаку на тяжелые пулеметы, позиционированные опытной рукой.
— В любом случае, спор имеет чисто академический характер, — заметил Сорса, приглашая Штрассера и Риттера оглянуться, чтобы увидеть, как конец моста начал подниматься надо рвом.
Они наблюдали, как мост равномерно поднимался, пока не замер.
— Да, ситуация, которую можно описать только как средневековую. Нам туда не войти. Невозможно…
— А им так же невозможно выйти, — сказал Риттер. — И это, как никак, немаловажно. Однако меня беспокоит одна вещь.
— Что именно?
— Вопрос радиосвязи с окружающим миром. Экстренный вызов случайно может быть услышан воинской частью Союзников, которая находится в этом округе.
— Этой опасности не существует, — успокоил его Штрассер. — У них в крепости Арлберг проблемы в центре связи уже несколько дней. Поверьте, майор, у них нет никакой возможности связаться с внешним миром.
— Еще один пример воплощения вашего организационного таланта, я догадываюсь, — сказал Риттер. — Так или иначе, это решает проблему. Теперь мы уйдем отсюда, я думаю.
— Вы, буквально, это имеете в виду, или у вас есть план?
— Факт нашего отхода может успокоить генерала, однако, только временно. Вопрос планирования придется отложить, пока я не расследую настоящую ситуацию. — Он кивнул Сорсе. — Уезжаем, остановите колонну за первым поворотом, где ее не будет видно из замка.
— Слушаюсь, штурмбаннфюрер.
Каннинг и остальные наблюдали со стен за их отходом.
— Что ты об этом думаешь, Гамильтон? — спросил Бирр.
— Не знаю, что и думать. Меня заинтриговал Штрассер, тот мужик, который утверждает, что он из администрации по делам военнопленных. Уверен, что я где-то видел этого мерзавца.
— А как тебе второй, Риттер?
— Из тех, что никогда не отступают. Господи, ты обратил внимание на его ордена?
— Он человек достаточно известный, — сказал Гессер. — Можно сказать, легендарный. Величайший истребитель танков на Восточном фронте. В прошлом году о нем много писали в прессе.
— А Штрассер? Вы его видели когда-нибудь?
— Нет, никогда.
Каннинг кивнул.
— Хорошо. Теперь вот что мы сделаем. Я хочу выставить двух дозорных на вершине северной башни и держать с ними связь отсюда по полевому телефону. Оттуда они смогут обозревать подходы по всей окружности стен. Они должны докладывать о любом замеченном движении. Остальной гарнизон должен быть разбит на три огневые команды по шесть-семь человек, готовые ринуться в любую точку на стене, рядом с которой дозорными будет отмечено движение. — Он повернулся к Говарду. — Займитесь этим вместе с Гувером. Файнбаум может составить мне компанию в качестве моего связного.
— Я с вами, генерал, — сказал Файнбаум. — Вместе, нам черт не брат, это точно. — Он неодобрительно взмахнул рукой. — Не сочтите за непочтительность, генерал.
