— Это еще посмотрим. — Каннинг обратился к Гессеру: — Теперь, я хочу посмотреть арсенал, которым мы располагаем. Все, что у вас здесь есть.
Колонна остановилась, как только миновала первый поворот дороги. Риттер сказал Сорсе:
— Я сейчас возвращаюсь в деревню. Возьму с собой главного сержанта Гештрина и еще четверых. Они могут поехать на второй штабной машине. Вы с бронетранспортерами остаетесь здесь. Я хочу, чтобы пятнадцать-двадцать человек непрерывно обегали на лыжах вокруг стен. Пусть бегут по лесу, но так, чтобы их могли видеть. Постоянно держите связь через полевой телефон.
— А потом? — спросил Сорса.
— Я дам вам знать, — ответил Риттер.
Поль Гайллар и Майер стояли на лестничной площадке у окна, когда на площадь выехали две штабных машины и остановились у «Золотого орла». Гештрин и его люди внесли внутрь свои лыжи и полевую рацию.
Гайллар сказал:
— Лучше вам пойти вниз и узнать, что они хотят. Я снова спрячусь в гардеробной, если услышу, что кто-нибудь идет.
Майер спустился вниз в тот момент, когда открылась дверь, и Риттер вошел в помещение бара. Штрассер и Джексон вошли за ним следом, за ними шел Гоффер с чемоданом Штрассера, в котором была рация.
Штрассер обратился к Майеру:
— У вас есть для меня отдельная комната?
Майеру ничего не оставалось, как сказать:
— Пожалуйте сюда, мой господин. Мой офис.
— Прекрасно. — Штрассер обратился к Эрлу Джексону:
— Скажите, им удалось для вас добыть форму американского пилота?
— Она осталась в «Дакоте», — сказал Джексон.
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы съездили за ней в одной из машин. Возьмите с собой парочку солдат Гештрина. И возвращайтесь как можно скорей. — Джексон замялся, на лице удивленное выражение, и Штрассер сказал: — Никаких вопросов, просто сделайте это. — Джексон повернулся и вышел. Штрассер взял чемодан. — Теперь, прошу меня извинить, мне нужно связаться кое с кем. — Он кивнул Майеру, и тот повел его в свой офис.
Гоффер зашел за стойку бара и спросил:
— Выпьете, штурмбаннфюрер?
— Почему бы нет? — ответил Риттер. — Бренди, пожалуй. — И затем он радостно вскрикнул и быстро пересек комнату.
На противоположной стене висел в раме план крепости Арлберг восемнадцатого века, превосходного качества план всего замка, каждого прохода в нем, каждого укрепления, все четко обозначено.
Арсенал вызвал некоторое разочарование. С десяток дополнительных «Шмайсеров», еще двадцать винтовок, пара ящиков с гранатами, немного пластиковой взрывчатки. Совсем никакого тяжелого вооружения.
— Одно хорошо, патронов много, — сказал Каннинг. Он выбрал пару пристреленных «Вальтеров» и сказал остальным: — Ладно, теперь пойдем побеседуем с дамами.
Они нашли мадам Шевалье в верхнем обеденном зале северной башни, греющейся у камина, в котором горели дрова. Каннинг спросил:
— Где Клара?
— Она пошла в свою комнату. Она очень замерзла. Мы слишком долго простояли на улице.
Каннинг протянул к ней руку с «Вальтером».
— Вы знаете, как пользоваться подобными штуками?
— Как вам прекрасно известно, я играю на другом инструменте.
— Поверьте мне, вам лучше быстренько освоить этот. — Он обратился к Файнбауму: — Посмотрим, солдат, сможешь ли ты в пять минут преподать мадам Шевалье основные премудрости.
— Как прикажете, генерал.
Мадам Шевалье с ужасом посмотрела на него. Файнбаум изобразил самую загадочную из своих улыбок.
— Говорят, вы играете на фортепьяно, мадам? Вы знаете «GI Jive»?
Мадам Шевалье сразу закрыла глаза, потом открыла.
— Не покажете ли теперь, как работает пистолет? — попросила она.
Когда Каннинг подергал ручку двери в комнате Клары, она оказалась запертой. Он постучал и позвал ее по имени. Прошло две-три минуты прежде, чем задвижка отодвинулась, и она выглянула из комнаты. Она была очень бледна, глаза широко распахнуты.
— Прости, Гамильтон. Входи, — сказала она.
Он прошел мимо нее в спальню.
— Ты выглядишь неважно.
— Дело в том, что меня сильно рвало. Я запаниковала там внизу, когда появились эти эсэсовцы.
Каннинг вспомнил, как умер ее муж.
— Это заставило тебя подумать об Этьене, о том, что с ним случилось?
Она посмотрела на него и стала еще бледней.
— Нет, это заставило меня подумать о себе, Гамильтон. Видишь, я совершенная физическая трусиха, даже мысль об этих дьяволах приводит…
Он приложил ей к губам палец и достал из кармана «Вальтер».
— Я принес тебе спасательное средство. Я полагаю, ты знаешь, как им пользоваться?
Она взяла у него пистолет двумя руками.
— Для меня самой, — сказала она. — Прежде, чем позволю им взять меня отсюда.
— Прекрати. — Каннинг нежно ее поцеловал. — Никто никуда тебя не заберет, поверь мне. Теперь пойдем вниз к остальным.
Риттер снял со стены оттиск и рассматривал его, когда вошел Штрассер.
— Полезная находка, — сообщил ему Риттер. — План крепости Арлберг.
— Это теперь не имеет значения, — ответил Штрассер. — Я сделал еще более интересное открытие. Гоффер, приведите сюда нашего друга Майера.
— Что же это за открытие? — удивился Риттер.
— Оказывается, некий доктор Поль Гайллар находится прямо здесь. Мальчишка Майера сегодня утром сломал ногу.
— Вы это знаете наверняка?
— О, да. Мой информант абсолютно надежен.
Риттер нахмурился.
— Вы работали с рацией. Куда вы радировали? В замок? Я, действительно, должен вас поздравить, рейхсляйтер. Прошу прощения, герр Штрассер. Ваши организаторские способности выше всяких ожиданий.
— Я стремлюсь к эффективности, понимаете, майор? Роковая ошибка, если хотите, всей моей жизни.
Дверь открылась, Гоффер ввел в комнату Майера. Штрассер повернулся к ним и улыбнулся.
— Итак, герр Майер, получается, что вы не были с нами абсолютно откровенны.
Несколькими мгновеньями позднее Поль Гайллар, склонившийся над мальчиком, все еще пребывавшим без сознания, услышал на лестнице шаги. Они уверенно приближались к двери. Он несколько мгновений колебался, затем вышел в гардеробную и спрятался в шкафу.
Последовал некоторый период тишины, или так ему только показалось, потом легкий скрип, и, совершенно неожиданно, дверцы шкафа открылись, и внутрь хлынул свет.
Перед шкафом стоял Риттер. Он даже не доставал свой пистолет, а просто улыбнулся и сказал:
— Насколько я понимаю, доктор Гайллар? Ваш пациент, видимо, приходит в себя.
Гайллар помешкал немного, потом прошел мимо Риттера в спальню, где обнаружил Штрассера и Майера около постели мальчика, который стонал в бреду.
Майер повернулся, умоляюще глядя на Риттера, он был озабочен только состоянием своего сына.
— Когда вы прибыли в первый раз, штурмбаннфюрер, мы с доктором не знали, что и думать. Нам нужно было позаботиться о мальчике.
— Да, я вижу, — сказал Риттер. — Он очень плох?
— Не хорош, — сказал Гайллар. — Сложный перелом ноги, высокая температура. Его нужно постоянно наблюдать, поэтому я и остался. Но я не могу работать, когда здесь такая толпа. Вам придется уйти. — Риттер взглянул на Штрассера, тот слегка кивнул. Гайллар, не глядя на них, потрогал у мальчика лоб. — Похоже, вы не смогли попасть в замок.
— Мы попадем, доктор, мы попадем, — сказал Риттер. — Я вынужден выставить караул, естественно, но мы вас оставляем здесь, пока.
Он кивнул Майеру, и тот вышел. Гайллар сказал:
— Придется примириться, если нельзя иначе. — Он посмотрел вверх и впервые увидел Штрассера. У него от удивления раскрылся рот. — Боже мой, я же вас знаю.
— Не думаю, — возразил Штрассер. — Моя фамилия Штрассер. Я из департамента администрации по делам военнопленных в Берлине, что может подтвердить майор.
Гайлар повернулся к Риттеру. Риттер улыбнулся.
— Мы оставляем вас вашему пациенту, доктор. — Он подтолкнул Штрассера к выходу и закрыл за собой дверь.
— Борман, прошептал Гайллар. — Когда нас познакомили? В 1935 году в Мюнхене. Рейхсляйтер Мартин Борман. Могу дать голову на отсечение. Это он.
В этот момент в Берлине в бункере Мартин Борман и генерал Вильгельм Бургдорф, военный адъютант Гитлера, ждали в центральной галерее у входа в личные апартаменты Гитлера. Как человеку, доставившему яд, которым обязали отравиться самого фельдмаршала Роммеля, казалось, такая ситуация должна бы быть привычной для Бургдорфа, но он выглядел охваченным ужасом и очень сильно потел.
В 3.30 раздался выстрел. Мартин Борман поспешил в апартаменты фюрера. За ним вошел камердинер фюрера Гайнц Линге и его эсэсовский адъютант полковник Отто Гюнше. В помещении сильно пахло цианидом, посредством которого ушла из жизни Ева Гитлер. Фюрер неуклюже растянулся рядом с ней, у него не было лица.
