Доктор Штампфеггер, личный врач фюрера, и Линге, его камердинер, отнесли тело, завернутое в серое одеяло, в сад Канцелярии. Рядом с ними шел Мартин Борман с телом Евы Гитлер на руках.
При этом имело место забавное происшествие. Поскольку шофер фюрера Эрик Кемпка знал, что при ее жизни Борман был злейшим врагом Евы Гитлер, он вышел вперед и взял у рейхсляйтера ее тело. Ему казалось неправильным оставлять ее у него на руках.
Тела поместили в неглубокую яму, вылили на них пятьдесят галлонов бензина и подожгли. Когда в небо взметнулось пламя, присутствовавшие встали по стойке «смирно», вытянув руку в последнем партийном салюте.
Русские в этот момент времени были, возможно, в ста пятидесяти ярдах от бункера.
Риттер сидел за письменным столом в кабинете Майера, снова изучая план территории замка Арлберг. Гоффер безмолвно стоял у двери и ждал. Риттер отложил карандаш и выпрямился на стуле.
— Можно это сделать? — спросил Гоффер.
— Не вижу, почему нет, — сказал Риттер. — Требуется только хорошая дисциплина и немного отваги, а я думаю, что наши финны не обделены ни тем, ни другим.
Открылась дверь, и вошел Штрассер.
— Вернулся Джексон.
— А, да, — сказал Риттер. — Вы посылали его в Арнгайм. Можно спросить, зачем?
— Сначала расскажите мне о вашем плане атаки.
— Пожалуйста, — сказал Риттер, глядя на план. — Я дождусь темноты. Вернее, много позже наступления темноты. Скажем, в полночь, когда защитники пробудут наготове достаточно долгий период времени, что приведет к усталости. Бесполезно двигаться на бронетранспортерах, потому что они насторожатся, как только мы запустим двигатели.
— И что?
— Под покровом темноты, отряд, скажем, из двадцати человек подойдет ко рву. Двое из них переберутся через ров, заберутся на подъемный мост и установят пару взрывных устройств. Их не представит труда изготовить из подручного материала, поскольку нам не нужен особенно мощный заряд, чтобы разорвать эти цепи. Еще один заряд заложить перед воротами и взорвать их все одновременно.
— Понятно, — сказал Штрассер. — Подъемный мост опустится, ворота откроются, и ваша ударная бригада ворвется внутрь и проведет захват.
— При поддержке бронетранспортеров, которые начнут движение в момент взрыва. Что вы об этом думаете?
— Очень хорошо, — одобрил Штрассер.
— Есть слабые точки?
— Только одна. Так случилось, что снаружи над входом есть прожектор. Его включили минут пятнадцать назад. Уверен, что Сорса это подтвердит, если вы свяжетесь с ним по полевому телефону.
Риттер откинулся на спинку стула.
— У вас прекрасный и быстро реагирующий источник информации.
— Похоже, что так, — согласился Штрассер, но не сделал попытки объяснить ему. — Конечно, вы можете послать снайпера уничтожить этот источник света.
— И этим немедленно дать им знать, что мы что-то замышляем.
— План великолепный, тем не менее, и он еще может пригодиться.
— Каким образом?
— Если иметь человека, который способен сделать то же самое изнутри. — Штрассер дошел до двери и открыл ее. — Все в порядке?
Эрл Джексон вошел в комнату в летной куртке с воротником из овчины, надетой поверх мундира капитана ВВС Соединенных Штатов.
Когда полковник Гессер и Шнайдер поднялись по лестнице на восточную стену, ветер хлестнул их по лицам дождем со снегом. Было мучительно холодно. Главный сержант крепче ухватил Магду за поводок.
— Скверная ночь, — сказал Гессер. — Вспоминается сорок второй и зимняя кампания. Холод, который вгрызается в кости.
Он поежился, вспомнив, и Шнайдер сказал:
— Я не думаю, что они нас побеспокоят в такую ночь.
— Не то ли же самое мы говорили тогда о русских, — напомнил Гессер, — пока не узнали их лучше? Догадываюсь, что и Риттера это не остановит. Он, Бог знает, сколько времени провел на Восточном фронте.
Дозорные были расставлены прискорбно редко, но с этим он ничего не мог поделать. Один был на восточной сторожевой башне. Гессер поговорил с ним, потом выглянул через амбразуру, чтобы увидеть островок света у ворот.
— Интересно, сколько пройдет времени, пока кто-нибудь из них не сможет побороть искушение и выстрелит по этой штуке. Я почти хочу, чтобы это произошло. Чтобы кончилась эта проклятая неопределенность.
— Вы думаете, что они тогда пойдут на нас, герр оберст? — спросил Шнайдер.
— Ты же видел Риттера, правда? Разве он похож на человека, который просто уйдет? И потом этот лыжный патруль, который описывал круги по лесу до самой темноты? Нет, он здесь. И, когда он будет готов, мы об этом узнаем. Ладно, давай проверим водозаборную калитку.
Они спустились из дозорной башни по лестнице. Маленький сырой тоннель перекрывался тяжелой чугунной решеткой. Здесь на страже стоял капрал Вагнер, ветеран Восточного фронта, его левая рука была частично ущербной из-за тяжелого осколочного ранения. Он прислонился к решетке и вглядывался в темноту за ней, «Шмайсер» наготове в правой руке.
— Все в порядке? — спросил Гессер.
— Я не уверен, герр оберст. Мне кажется, я что-то слышал.
Они стояли, прислушиваясь. Сквозь решетку задувало снег. Гессер сказал:
— Это просто ветер.
И вдруг Магда заскулила, натянула поводок.
— Нет, герр оберст, он прав, — сказал Шнайдер. — Что-то движется.
Он и Гессер выхватили оружие. С другой стороны рва послышался звук скольжения. Снег обрушился в воду. Потом раздался хриплый шепот по-английски:
— Если там кто-то есть, не стреляйте. Я американский офицер.
Кто-то вошел в воду. Гессер сказал Шнайдеру:
— Включи свой фонарь, только на секунду, затем свети в землю.
После небольшой задержки, вспыхнул луч фонаря Шнайдера, выхватив на мгновенье из темноты Эрла Джексона. Он был на середине рва, плыл быстро, из воды была видна только его голова и меховой воротник летной куртки.
— Свой! — крикнул он, задыхаясь. — Американский офицер. Мне нужен генерал Гамильтон Каннинг.
Файнбаум, сидевший на корточках в тени на стене над главными воротами, заметил моментальную вспышку света слева от себя. Уровнем ниже, курили, присев и опершись спинами на стену, Говард и Гувер.
— Эй, капитан, во рву, ниже восточной дозорной башни мелькнул свет.
Они мгновенно вскочили на ноги.
— Ты не ошибся? — Говард выглянул через амбразуру. — Я ничего не вижу.
— Там был свет. Одно мгновенье.
— Ладно, пойдем проверим, — сказал Говард, и они пошли вдоль стены.
Когда они вошли в тоннель перед водозаборной калиткой, Джексон стоял по колено в воде по другую сторону решетки от Гессера и его людей, вцепившись в нее.
— Ради Бога, дайте мне войти. Мне нужно видеть генерала Каннинга.
— В чем дело? — резко спросил Говард. — Что происходит?
Ни слова не говоря, Гессер включил фонарь. Джексон зажмурился от яркого света. Он вымок до нитки, вода стекала с его форменной одежды, зубы стучали. Он пытался рассмотреть Говарда в темноте.
— Послушай, друг, ты американец? Заставь этих сумасшедших уродов впустить меня. Еще пять минут, и я просто умру от переохлаждения.
— Он прав, капитан, — сказал Файнбаум. — Выглядит он не очень.
— Кто вы? — потребовал ответа Говард.
— Имя Гарри Баннерман. Совершил аварийную посадку сегодня утром примерно в десяти милях отсюда, Р47. Был захвачен эсэсовским подразделением. Примерно час назад они привезли меня в деревню, которая здесь внизу. В гостиницу под названием «Золотой Орел».
— Как вам удалось уйти?
— Помог хозяин, мужик по фамилии Майер. Там был еще один пленный, который тоже в этом участвовал. Француз по фамилии Гайллар. Он мне сказал, чтобы я бежал сюда и встретился с генералом Каннингом. У меня есть информация о том, каким образом фрицы намерены захватить это место. — Он попытался тряхнуть решетку, но она не поддалась. Тогда он сказал надтреснутым голосом: — Ради Бога, впустите меня, если не хотите умереть.
— Ладно, — сказал Говард Гессеру. — Откройте калитку и втащите его, но очень быстро. А тебе, Файнбаум, поручаю лично сломать ему хребет пополам при первом его неверном движении.
В темноте на другой стороне рва Штрассер, Риттер и Гоффер услышали лязг закрывшейся решетки.
— Итак, он внутри, — сказал Риттер. — Будем надеяться, что они купятся на его историю.
— Не вижу причин, почему бы нет, — успокоил его Штрассер. — Преимущество Джексона в том, что он настоящий американец, не суррогат вроде того, что так вероломно предал Скорцени в Арденнах.
— Теперь будем ждать.
— Пока не наступит время мне исполнить свою партию в этой довольно интересной драме. — Штрассер улыбнулся в темноте. — Знаете, я, действительно, жду этого с нетерпением.
