Школа икс
Два месяца пребывания в школе дали нам возможность кое–что узнать и ещё больше поставить вопросов, ответов на которые никто не знал или не хотел на них отвечать. Что же из себя представляла школа? Кому пришла в голову гениальная идея использования пионерского лагеря в «нерабочее» для отдыха пионеров время, неизвестно, но мысль действительно была ценная со всех точек зрения.
Во–первых, не теряя главного своего предназначения — оздоровления детей — использовать в зимнее время целый жилой городок со всеми инфраструктурами с пользой дела, во–вторых, кому придёт в голову мысль, что в пионерском лагере готовят разведчиц? В-третьих, удалённость лагеря от населённых пунктов гарантировала секретность этой необычной школы. Чтобы реализовать этот замысел, и выдумывать–то ничего не надо было. Жильё, система жизнеобеспечения, досуга и отдыха, светлые классы, спортивная площадка — всё это было. Осталось только завезти необходимое оборудование, да оснастить кабинеты специальными техническими средствами, литературой и плакатами, и пионерский лагерь превратился в «зимний санаторий» закрытого типа, для полсотни таинственных амазонок. Как мне показалось, что после окончания курсов, в летнее время, лагерь будет использован по прямому назначению. Снова будут отдыхать и набираться сил дети, но никому и в голову не придёт, что в этих стенах готовили разведчиц. Размещался лагерь на лесной поляне площадью не менее двадцати гектар. Высоченная, выше двух метров, ограда из досок и двух рядов колючей проволоки, делала его таинственным и недоступным для любопытных глаз. Всё хозяйство лагеря состояло их трёх жилых домов барачного типа, такой же дом для учебных классов, клуб, баня, спортзал, столовая, гараж, дом для руководства, инструкторов с семьями и обслуживающего персонала, общественный туалет и высоченная стальная мачта для поднятия флага, которую приспособили, как коротковолновую антенну. На территории лагеря также размещался плац для торжественных линеек, и спортивная площадка со всеми атрибутами, и беговая дорожка вокруг лагеря. Нужно отметить, что все бытовые и хозяйственные постройки были сооружены из брёвен, некогда произраставших в этом лесу. Все помещения и прилегающая территория содержались в надлежащем порядке, и делалось это руками пионеров, а теперь нашими. Каждую субботу до завтрака, вооружившись граблями, лопатами и мётлами, мы драили, подметали, скребли и чистили, пока не приводили свои временные жилища и вокруг них в надлежащий вид. Насидевшись в классах за ключом, настукивая морзянку, или на лекциях по теоретическим дисциплинам, физическая работа была в охотку и вносила в нашу жизнь какое–то разнообразие. Стало понятно, почему расселили нас в двухкомнатных номерах, а не колхозом, как солдат в казармах. Во–первых, так были построены комнаты, и делались номера не для нас, а для пионеров. Во–вторых, это стало полезным для нас, курсанток, потому что длительное время пребывания в изоляции от всего мира порождали в сознании курсанток различные непонимания, домыслы, слухи и небылицы, и, чтобы они не распространялись, их гасили стены. И, тем не менее, ропот, сомнения и возмущения отдельных девушек просачивались и к нам в комнату. Одной из главных причин проявлять недовольство было то, что почти все мы оказались тут не по собственной воле, а по воле случая, как брак без любви, по принципу «Стерпится — слюбится». Об этом мне сказала соседка по комнате, Зоя. Согласившись с ней в душе, я пыталась объяснить ей, что подобные высказывания нежелательны и опасны, а наша задача — выполнять все требования руководства, постигать науку, побеждать и быть полезными стране и народу. Не знаю, убедила ли я девушку или нет, но больше подобных высказываний от неё я уже не слышала. Чтобы закончить описание школы, надо добавить, что очень важным объектом лагеря было караульное помещение, которое являлось и частью контрольно–пропускного пункта. Солдаты, сержанты и командир взвода, лейтенант, являющийся начальником караула, жили обособленно и не имели права заходить на территорию «объекта». Они несли службу, питались, занимались спортом, отдыхали в ещё более ограниченном пространстве, чем мы. Однако имели и преимущество — их меняли каждую неделю. Что про нас им говорили, неизвестно, но явно в нас они видели каких–то неприкасаемых таинственных амазонок, на которых ни смотреть, ни тем более, разговаривать нельзя — это смертельно опасно. Нечто подобное происходило и с нами, конечно не без помощи соответствующей психологической обработки, поэтому и жили мы рядом, но как будто в разных измерениях. Солдат для охраны сверхсекретного объекта направляли из ближайшей воинской части внутренних войск. Обжёгшись однажды, я перестала им доверять.
Каждая из шести групп, кроме основной подготовки, имела свою узкую специализацию, то есть усовершенствованная гражданская специальность, используемая в особых условиях. Кроме нас, двух групп медиков, совершенствовали своё мастерство: секретари–машинистки, педагоги–воспитатели, танцовщицы в ночных клубах, официантки в ресторанах, горничные гостиниц. Все мы постигали тонкости своих профессий в части выведывания нужной информации у своих клиентов и пациентов.
В число обязательных дисциплин, как уже было сказано, входили: приёмы рукопашного боя, основанные на элементах борьбы дзюдо, каратэ, самбо, работа на переносной радиостанции (рации), овладение разговорной немецкой речью, знание и практическое применение всех видов стрелкового и холодного оружия, как отечественного, так и зарубежного производства, и конечно же достижение высокого уровня общей физической подготовки.
Основы конспирации, психологии, шифровального и подрывного дела изучались ознакомительно. Что касалось нас, медиков, то четыре–пять часов в неделю мы занимались своим любимым делом. Акцент делался на полевую хирургию с использованием практических советов великого хирурга Пирогова. После доско–нального изучения анатомии человека и всех его систем и органов, делали несложные операции на муляжах. Трижды за время учёбы побывали в морге районной больницы, где принимали участие в расчленении человеческого тела, и в «живую» увидели все жизненно важные внутренние органы. Не могу сейчас сказать почему, но за семь месяцев учёбы в разведшколе я получила знаний и практических навыков больше, чем за все предыдущие годы в училище. Возможно этому способствовали факторы ответственности и страха за жизнь, боязни оказаться неумёхой в сложной экстремальной ситуации, к чему нас и готовили. Наивно полагать, что учили нас только лечить и спасать. Главная цель разведчика — сбор ценной информации. Так вот, мы, медики, должны были уметь применять психотропные препараты и при необходимости их использовать. Самым трудным упражнением в физическом плане был вынос раненого бойца с поля боя. Нам, «санитаркам», собственный вес которых не превышал пятидесяти килограмм, надо было под «обстрелом», не поднимая головы, по–пластунски протащить волоком по земле сорока килограммового «бойца», изготовленного из опилок и песка, на расстоянии тридцати метров. И без того задание было сверхсложное, но это нужно было сделать ещё и на время. Кроме зачётов, по этому упражнению проводились и соревнования, дистанция была разбита на десять этапов, и каждая участница должна была преодолеть дистанцию в шесть метров с максимальной скоростью. Победители получали переходящий вымпел и почётные грамоты. Такие эстафеты проводились один–два раза в месяц при любой погоде. Особенно тяжело было выполнять это упражнение в осеннюю и весеннюю распутицу. Не менее изнуряющими были постоянные марш–броски и кроссы. К кроссам в спортивной форме мы уже привыкли и без особого напряжения бегали на три, пять километров, и выполняли нормативы на «отлично». Значительно сложнее было бегать марш–броски. В вещмешки, имитирующие рации, вкладывали груз двенадцать килограмм, плюс противогаз, санитарная сумка — ещё пять кило. И вот, со всем этим снаряжением бежать «собачьей рысью», можете себе представить, какое это «удовольствие». Прибегали к финишу полуживые, но через пятнадцать–двадцать минут, отдышавшись, снова шли на занятия. Суворовский принцип: «Тяжело в учёбе, легко в бою» использовался тут повсеместно. Даже в «критические» дни девушек от таких занятий не освобождали. После таких физических и умственных нагрузок девчата болели, и наш школьный лазарет никогда не пустовал. К штатному медперсоналу санчасти в качестве практиканток прикрепили нас, будущих фельдшериц. Один раз в две недели, согласно графику, мы заступали на суточное дежурство по лазарету. Там, разговаривая с больными однокурсницами, я многое узнала. И то, что привлечены на учёбу девчата были из десятка различных городов и посёлков страны, и про узкую специализацию каждой отдельно взятой группы, и про то, что все без исключения девчата занимались серьёзно физкультурой и спортом.
