Вырастешь большим, сынок, — осмыслишь и поймешь, что для советского человека счастье и свобода Родины — превыше собственной жизни.
Я хочу, чтобы ты, Степашка, был добрым сыном, верным гражданином нашей славной Родины, чтобы ты был умным и грамотным, заботливым и честным.
Я рад, что вы у меня есть, значит, жизнь моя продолжается, и фамилия наша будет жить долго и вечно: ты ведь, сынок, тоже Усольцев, и дети твои будут Усольцевы, и внуки, и правнуки... Вот как далеко пошагают Усольцевы!
Ну, кажется, мне пора собираться в дорогу. Уже сумерки окутали землю. Люди спать ложатся, а мне не до сна. Я пойду врагов истреблять.
Прощай, сынок. Кланяйся маме, Катеньке. Целуй их крепко-прекрепко. Будь в доме мужчиной. Замени меня во всех домашних заботах. Я уверен, что так и будет!
Сынок! Напоследок хочу сообщить тебе, что здесь, где я нынче воюю, живут очень душевные и добрые люди. Их много, всех не могу перечислить. Они делятся со мной всем, что имеют. Помогают мне бить врагов, кормят меня. Я хочу, чтобы и ты, и Катюша, и мама знали их. Когда отгремят бои и свалится в могилу последний фашист, когда смолкнет последний залп орудий, наступит тишина победы и на землю придет мир, приезжайте в эти края и побратайтесь с моими боевыми друзьями. Вам поможет их разыскать девушка по имени Марыля, а по фамилии Савицкая. Она вам сообщит мой адрес. И еще просьба: найдите девочку Олесю Марголину — внучку бабушки Анюты из деревни Поречье. Она однажды спасла меня от смерти. Как это было — сама расскажет. Вот, кажется, и все.
Обнимаю. Целую. Твой папаня Емельян Усольцев».
Долго стояла мертвая тишина в горнице, до тех пор пока не вошел дед Сымон, прямо с порога сообщивший, что лошадь запряжена.
— Эх, Емельян, Емельян! — произнес Виктор Лукич.
— А я не верю... Не хочу верить... Без товарища Усольцева нам нельзя никак... Поехали.
Змитрок привез товарища Антона к той самой березе, где лежал Янка.
— С какой стороны он пробирался сюда? — спросил Виктор Лукич.
Змитрок оглянулся вокруг, прошелся взад-вперед и заметил глубокие ямки в снегу. Опустился на корточки и пристально разглядел их.
— Кажется, вот его след, — Змитрок продвинулся метров на двадцать вдоль ямок. — От реки он шел.
— А второго следа не видать? — поинтересовался Виктор Лукич. — Смотри внимательно.
— Не вижу, — ответил Змитрок. — Вот след сапога прервался. Здесь, наверно, он ползком пробирался. Должно быть, по нему стреляли.
— Может быть, может быть... Будем искать.
Сначала пешие ходили по лесу, затем на санях ехали вдоль и поперек — никаких следов человеческой ноги не обнаружили. Потом, когда выехали на санную лесную дорогу, дед Сымон, показывая на трухлявый пень, спросил:
— Тама што?
Змитрок и Виктор Лукич выпрыгнули из саней и, проваливаясь в снегу, пошли к пню.
— Тут кто-то был, — сказал Змитрок.
— И кажется, не один. Смотри, Змитрок, вот большой след, а рядом поменьше нога ступала.
— Верно, — подтвердил Змитрок и заметил утрамбованную снежную площадку. — Здесь, кажись, человек вроде лежал.
— Может, медведь?
— Зима ведь. Откуда медведю взяться? Спят они. В берлогах. Правда, если только шатун...
— Шатун, говоришь? — уставившись в лесную даль, произнес Виктор Лукич. — Все мы, брат, теперь шатуны — и ты, и я, и Емельян. И вон дед Сымон на старости лет тоже с нами колесит. Бродим по лесам да по нехоженым тропам... А он, фашист, в наших селениях окопался, в наших домах греется.
— Все верно, товарищ Антон. Только и у фашистов жизнь тоже не рай. Вон на разъезде сколько их полегло! А Емельян какую кутерьму им учинил. Наверно, со складом и фрицев порядком полегло.
— Это правда. Покоя немчуре не будет... Ну хорошо, следы-то куда ведут?
Змитрок потоптался вокруг и не нашел продолжения следов. Они заканчивались у пня.
— Загадка, — тихо произнес Виктор Лукич и не спеша, ступая в глубокий снег, стал удаляться от дороги, словно знал, что именно там, куда взял направление, должен быть тот, кто ему теперь больше всех нужен был. Давно так скверно не чувствовал себя Виктор Лукич: пропажа Усольцева тяжелым камнем легла на сердце. Когда посылал на задание Емельяна, знал, конечно, что опасную задачу поручил ему, но был вполне уверен, что только он сполна справится с ней и жив, конечно, останется. А вышло что?.. Где ты, браток?.. Ну, подай голос... Может быть, вон за той поляной, а? Или в ином месте — подстреленный — один лежишь? И Виктор Лукич, проваливаясь в снег и падая, спешил именно к поляне, которую заметил впереди себя. Но и там не было Усольцева. И вдруг Виктор Лукич услышал возглас:
— Эге-ге-ге... Е-мель-ян!
Это Змитрок, надеясь напасть на след Емельяна, тоже углубился в лес и крикнул. Эхо покатилось меж стволов сосен да берез, а там где-то далеко-далеко заглохло, и лес по-прежнему дремотно молчал.
А глаза деда Сымона уловили неладное: прямо на него по санной дороге мчался всадник. Хотел было звать товарища Антона, но вдруг явственно увидел на коне Марылю. Подумал: и куда это девку нелегкая несет?
Испугался дед Сымон: кажись, чтось недоброе стряслось... А Марыля, запыхавшись, с ходу произнесла:
— Слава Богу, нашла!
— Кого?
— Вас, — ответила Марыля и слезла с лошади. — Ой, горе... беда...
— Ну ты, тихо, успокойся, — волновался дед Сымон. — Яка беда?
— Палять Гать... Стреляют...
Марыля, дрожа и всхлипывая, все-таки сумела рассказать о беде, постигшей тихую Гать.
Каратели ворвались в деревню. Сначала подожгли несколько хат, а потом, когда люди стали выбегать на улицу, открыли по ним стрельбу. Стреляли по всем. И по детям тоже. А Петруся Шаплыку, подпольщика, который по заданию райкома полицаем был, связали и били прикладами до тех пор, пока не скончался.
Мало кому удалось спастись. В их счастливом числе была и Марыля, она оседлала соседского коня и огородами выскочила в лес...
— Ты один? — опомнилась Марыля. — Где же остальные?
— Шукають Емельяна... Няма яго.
Вскоре появился Виктор Лукич, а следом и Змитрок.
— Марыля? — удивился товарищ Антон. — С каким ветром? Емельян Степанович пришел?
— Не, — ответил дед Сымон. — Яго няма... Гать палять... Там хвашисты... Стреляють...
— Час от часу не легче, — произнес Виктор Лукич. — Рассказывай, Марыля. Что в Гати?
И Марыле пришлось снова повторить все то, что уже поведала отцу. Теперь она, немного успокоившись, говорила внятнее, без слез. Однако когда вспомнила про то, как немцы открыли огонь по соседским ребятишкам, выскакивавшим из горящей хаты через окно, она не сдержалась — заплакала.
Слезы покатились и у деда Сымона. Изменился в лице и Виктор Лукич: окаменело застыли глаза, сурово насупились брови. Он тревожно спросил:
— А до риги не добрались? Там же типография... И Поликарп Петрович...
— Туды, кажись, немцы не пошли. Только по селу бегали.
— Едем в Гать, — властно произнес Виктор Лукич. — Скорее!
Виктор Лукич, дед Сымон и Марыля сели в сани, а Змитрок, оседлав коня, помчал вперед. Он был вроде дозорного: ему надлежало упредить любую опасность, если такая случаем встретится на пути. Поэтому Змитрок пристально разглядывал дорогу и лес. А дед Сымон уж следил только за лошадью Змитрока: коль она бежит, то и ему не следует отставать, и он поминутно дергал вожжами.
И вдруг Змитрок резко остановился. Он заметил какое-то движение: в стороне от дороги, меж стволов деревьев, кто-то пробежал.
Виктор Лукич, оставив сани подбежал к Змитроку.
— Что увидел?
— Там, — Змитрок рукой показал вправо, — кто-то есть. Вроде человек мелькнул.
Виктор Лукич пошел в том направлении, куда указал Змитрок.
— Стойте! Я на коне проеду. Вы тут оставайтесь.
Виктор Лукич остановился, а Змитрок с высоты отчетливо увидел мальчика, перебегавшего от березы к поваленной сосне.
— Стой! — крикнул Змитрок. — Не убегай! Мы — свои!
Мальчик упал на снег и больше не шевелился. Лежачим застал его у сосны подъехавший Змитрок.
Мальчик узнал всадника: он много раз видел этого дяденьку в Гати — и оттого осмелел.
— Я из Гати бегу. Моего папку убили, а мама, кажись, в погребе была, но я ее там не нашел.
— Куда же ты бежишь?
— В Дубки. К маминой сестре.
— А ты не замерз, в лаптях ведь холодно? Снег вон какой глубокий.
— Нисколечки. Мои лапти греють, як валенки... Так, так...
— Ну и молодчина.
Змитрок взял мальчика за руку и привел к саням.
— Так это же Петруся малец, — удивился дед Сымон.
— Шаплыки? — спросил Виктор Лукич.
— Его, — подтвердила Марыля. — Ну, здравствуй, Стасик!
— Здравствуйте! — улыбнулся мальчик.
— Лет-то тебе, Стасик, сколько? — поинтересовался Виктор Лукич.
— Одиннадцать.
— Хлопчик добры, — сказал дед Сымон. — Батьке завсегда помогал. За плугом ходил...
