— А я ее б-бросил, — невозмутимо ответил Боря. — Мешает.
— Ах, мешает! Все наверх! Немедля!
— Ну, Борька, получишь! — закричал кто-то, и я сразу почувствовал, как меня с силой потянули наверх.
Еле успевая перебирать ногами и отталкиваться руками от скалы, чтоб не расквасить морду, я кое-как выбрался на вершину. Здесь уже были все «добытчики». Они молча окружили Борю, а над ним грозно нависал разъяренный Прилучный, и стояла рядом белая как мел Людмила Сергеевна.
— Мешает, значит?! — бушевал Прилучный. — А ежели брякнулся бы?
— Т-так не б-брякнулся в-ведь, — возразил Боря.
Иван Иванович даже задохнулся от гнева — я и не представлял себе, что этот добродушный «промышленник» может быть таким. Он хотел еще что-то добавить, но вдруг резко повернулся, растолкал толпу ребят и, не сказав больше ни слова, ушел.
— Марш в столовую! — тихо сказала Людмила Сергеевна. — Картошку чистить. И на скалы больше не пойдешь.
— Я в-ведь шесть корзин соб-брал, — заныл Боря.
— Марш! — неумолимо повторила Людмила Сергеевна.
И Боря уныло поплелся в палатку-столовую, где двое ребят чистили картошку к обеду. Он отошел на несколько шагов, и его догнал Васька Баландин. Он дал Борьке такой увесистый подзатыльник, что тот чуть не упал. Баланда, ворча, вернулся обратно. И Людмила Сергеевна промолчала. Меня она, правда, тоже на скалу больше не пустила в этот день: оставила наверху укладывать яйца. Было обидно, но, с другой стороны, я понимал и ее — пока иначе нельзя.
Промысел продолжался. Одни лазили по скалам, другие — страховали их наверху, третьи укладывали яйца в длинные ящики и перекладывали их стружкой, а потом относили ящики в сарай к Прилучному, четвертые занимались разной хозяйственной и подсобной работой — заготавливали плавник на топливо, носили воду из ручьев и озерец, помогали на кухне. Ваня Прилучный с двумя-тремя ребятами частенько ходил на охоту или на рыбалку. Если охотились удачно, тогда на столе появлялась либо уха, либо жареная рыба, а то и того лучше — жирная гусятина или утятина. Но когда этого не было, кормежка и так была вполне приличной — не то что в Архангельске, даже и сравнить нельзя. Много продуктов еще с довоенной поры оставалось на факториях в Малых Кармакулах, Белушьей губе, становище Полярном. Их было решено оставить для промысловиков, добывающих песца и рыбу, а также как аварийный запас для команд пострадавших в Баренцевом море судов. Часть продуктов по распоряжению Папанина и Вылки была передана экспедиции — кое-какая крупа, сахар, консервы, мука и другое. Были у экспедиции и свои запасы, да, между прочим, яичница из крупных кайриных яиц была очень вкусной и питательной. За вкусом, впрочем, особенно и не гнались — поработай-ка восемь, а то и десять часов на свежем ветерке, «поупражняйся»-ка в скалолазании да повоюй с ветерком — и корка черствого хлеба, обмакнутая в кипяток, покажется не хуже любого деликатеса.
Словом, за короткое время ребята немного отъелись, окрепли, стали спокойнее и уверенней.
Однажды к вечеру в лагере появился Илья Константинович Вылко. Он по-хозяйски осмотрел становище, одобрительно покачивая головой и поглаживая густые и черные усы, поговорил с Людмилой Сергеевной и Прилучным. Потом все они подсели к отдыхавшим на солнышке ребятам.
— Ну как, братики, — спросил он, — небось с непривычки тяжеленько?
Ребята захорохорились: «Ничего», «Что мы, маленькие», «Пустяковая работенка», «Подумаешь — яички собирать…»
— Хорошо, хорошо, — говорил Вылко, — молодцы, молодцы, — и узкие глаза его ласково посмеивались. — Я еще к вам приду. А теперь пора мне, робятки, дел порато много. В другой раз еще что расскажу. Из Маточкина Шара передавали, что там еще суда иностранные пришли, стоят на траверзе у поселка Лагерного. И наш один с ними. Танкер.
— Как название танкера-то? — спросил Арся, приподнимаясь на локте.
— «Азер-ба-жа» — вроде, — ответил Вылко, — сильно побитый, говорят.
— «Азербайджан»? — переспросил Арся.
— Вот, вот, — сказал Илья Константинович. — «Азер-бад-жан».
Он попрощался и быстрым своим охотничьим шагом ушел.
Мальчишки подошли к обрыву и вскоре увидели, как из заливчика быстро выскочила небольшая лодка-моторка и бойко побежала на север, к Маточкину Шару.
— Интереснейший человек, — задумчиво сказала Людмила Сергеевна, — о нем ненцы легенды складывают. Дима, у вас в Ленинграде Арктический музей есть. Ты в нем был?
Соколов отрицательно помотал головой.
— После войны сходи обязательно. Там про Вылку много чего есть, даже картины его выставлены.
— Он и художник еще? — спросил удивленно Саня.
— Еще какой! — ответила Людмила Сергеевна. — И художник, и писатель, и президент Новой Земли. Его так Михаил Иванович Калинин назвал, когда орден ему в Кремле вручал.
— И орден у него есть? — поразился Морошкин.
— Есть, — сказала Людмила Сергеевна. — Ну, спать!
…А утром обнаружилось, что исчезли Арся и Ваня Прилучный.
Обыскали все вокруг, расспросили всех, но никто не видел, как и когда ушел Арся. Вещи его все были на месте, значит, далеко он не собирался. Спросили у Прилучных. Они тоже ничего не знали, и только Мария Николаевна вспомнила, что ночью ее разбудила какая-то возня.
— Ты, Ваня, шебуршишься? — спросила она.
— Я, маманя, спи, — ответил Ваня.
— А проснулась, — говорила Мария Николаевна, — его нет. Ну, думаю, к вам пошел. Потом уж заметила, что котомки его нет, и вот тут на полке у меня четыре хлеба лежало, а теперь только три.
Иван Иванович выскочил в сенцы и сразу же вернулся.
— И ружжишко свое захватил, — сказал он. — Да вы не волнуйтесь. Раз ружжишко взял, значит, на охоту наладился. Ну, а за то, что вашего сманил, он у меня, стервец, получит.
— Хорошо, если на охоту, — сказала Людмила Сергеевна.
— Придут, никуда не денутся, — уверенно сказал Иван Иванович. — Ваня говорил, что давеча у Черного гляденя[36] двух казарок видел, — не иначе, туда и направились. Ты, Ольга, прошлась бы по берегу, на север иди. Да Серого возьми…
— И я пойду! — сказал Морошкин. — Девчонка все-таки…
Ольга прыснула.
— Ишь, какой мужик нашелси, — сказала она. — Что ж, пойдем, все будет над кем посмеяться.
Через несколько минут Ольга и вышагивающий за ней Морошкин направились вдоль берега. Впереди бежал Серый. Остальные ребята пошли работать — промысел продолжался.
Снова начали беспокоиться только после обеда — ни Арся с Иваном, ни Ольга с Витей не возвратились.
— Надо идти на поиски, — бледная и решительная, сказала Людмила Сергеевна.
— Подождем до ужина, — сказал Прилучный, — а чтоб вам на сердце спокойней было, я на своем катеришке пройдусь.
Прилучный ушел, а бригада снова принялась за работу.
Только к ужину вернулись усталые Ольга и Витька.
— Не нашли, — вздохнув, сказала Оля и села на скамейку.
— Ну что ж… — сказала Людмила Сергеевна. — Будем ждать Ивана Ивановича. Он найдет.
И он действительно нашел. Около часу ночи, когда ребята уже все лежали на своих койках, но вряд ли кто спал, в палатку вошел Прилучный.
Все сразу подняли головы, а Людмила Сергеевна, сидевшая на нетронутой Арсиной койке, вскочила. Она ничего не спрашивала, только тревожно-вопросительно смотрела на Прилучного. А он втянул за собой угрюмого Арсю.
— Своему я по шее надавал и домой отправил, — сказал он.
Людмила Сергеевна хотела что-то спросить, но Иван Иванович взял ее за локоть и вывел из палатки.
Ребята зашумели: «Арся?! Где был?», «Куда тебя черти носили?». Арся ничего не отвечал. Он молча подошел к своей койке и, даже сапог не сняв, плюхнулся на нее ничком.
— Ишь, какой, — зло сказал Баланда, — и говорить не желает!
— Сам гуляет, — сказал Шкерт, — а мы тут за него ишачь!
— Цыть вы! — крикнул Антон.
— Расцыцкался… — не унимался Баланда. — Все вы…
— Точно, — сказал Шкерт, — пусть скажет, где был.
— Оставьте его! — резко сказал Антон. — Захочет, завтра сам расскажет.
Баланда еще поворчал немного, и наступила тишина.
Утром Людмила Сергеевна вызвала Арсю из палатки и поговорила с ним. А потом, уже после завтрака, она велела всем ребятам собраться и сесть полукругом. Арсю она усадила перед всеми на камень. Подошли и Прилучные.
— Сейчас Арсентий расскажет вам, где был, что видел и что слышал, сказала Людмила Сергеевна. — А уж потом вы решайте: наказывать его за «самоволку» или нет.
Арся долго молчал и наконец хрипло и устало сказал:
— В Маточкин Шар мы с Иваном ходили. Там на «Азербайджане» отец у меня… — И замолчал опять.
Мальчишки переглянулись, и кто-то тихо спросил:
— Живой?
— Живой, — ответил Арся и, снова помолчав, добавил: — Ранен только, в живот… да еще обжегся.
