— А-а-а-а! Заходи, заходи. Гостем будешь. Давненько не виделись. — Он достал из кармана расческу и тщательно вздыбил свои ершистые волосы. — А мы вот расширяем типографию. Новую печатную машину поставили и бумагорезальный станок.
Он был настроен миролюбиво, провел меня в свой кабинет, стены которого были выкрашены в салатный цвет. На больших окнах росли в горшках какие-то экзотические цветы: наверное, их посадила Марина. В это время она прошла по тротуару с капитаном. Мы с Дмитрием Ивановичем так и прильнули к стеклу. Она взглянула, заметила нас, отвернулась и ускорила шаг. Она была в светлом платье, в белых лакированных туфлях. Стройная и милая. Шея и руки подернуты легким загаром.
— Кто это с ней? — спросил я у Дмитрия Ивановича.
Он пожал плечами, спрятал в морщинках век свои маленькие глаза. Улыбнулся.
— Наверное, привезла с собой. У них живет, — ехидно сжал губы.
— У них? Так она… — впился я глазами в Дмитрия Ивановича.
— Не знаю. Ничего не знаю, — отмахнулся он.
Сердце порывисто колотилось. Мне хотелось бежать вслед за Мариной, догнать.
Я присел на стул. Дмитрий Иванович неторопливо достал из тумбочки начатую бутылку вина, наполнил граненый стакан и сунул мне под нос:
— Давай, держи! Успокаивает. — Я обратил внимание на его руку — черную, сухую и скрюченную, как клешня рака.
Я залпом выпил.
— Закуски нет, уж не погневайся.
Он снова налил и опять протянул мне клешню со стаканом.
— Брось, не расстраивайся. Я же тебе говорил, что прокараулишь ее на пасеке.
— При чем тут пасека?
Помолчали. Тесно и душно мне в кабинете. Дмитрий Иванович смотрит на меня и барабанит по столу острыми коричневыми ногтями.
— Вы ей ничего не говорили? — спрашиваю.
— Нет. Видел, какого подхватила? Парень на все сто. Орел! Положение имеет. Видать, неглупый.
— Откуда вам это известно? — возразил я. — Зачем вы его хвалите?
— А как же! Сейчас не те времена. Дурака офицером не сделают. Сейчас кадры подбирают, будь здоров. Проверочку проходят основательную. Так что ручаюсь, этот офицер — парень что надо!
— Ну и пусть. А я что, хуже офицера? — сказал и самому стыдно стало: перед кем унижаюсь?
— Видно, хуже. Она ведь идет под руку не с тобой, а с ним.
Я встал, прошелся по кабинету, посматривая в окно.
— Ты не пори горячку. Ты помнишь предложение Тюхи?
— Какое предложение? Ах, да… насчет меда. Так и вы в курсе? — спохватился я. — Ну, допустим, помню. Что из этого?
— Если ты согласен, то я даю слово — она станет твоей. Этот капитан завтра же смоется из города.
— А ты, Дмитрий Иванович, интересный человек. Ну, меня ты хочешь купить, а ее? Если ее сердце не лежит ко мне, если я противен ей, то что ты сделаешь, чтоб она вернулась ко мне?
— Еще неизвестно, куда лежит ее сердце. — Он поцарапал ногтями подбородок.
— Если она любит меня, то мы без тебя обойдемся, Дмитрий Иванович.
— Любит не любит, к черту пошлет, — хихикнул он. — Ты еще мальчишка, Иван. Опьянел. Ты глупый парень. — Он вытянул тонкую морщинистую, как гофрированная трубка, шею, затряс головой.
— Я не мальчишка. Я пойду в райком и расскажу о твоих предложениях насчет меда. И вообще…
— Иди в райком, — спокойно сказал Дабахов, сверкнув холодными стеклянными глазами. — Не поверят твоим россказням. У тебя нет никаких фактов. А меня там знают. У меня кругом знакомства. Да и не держусь за это место. А вот кто ты? Только что из тюрьмы вылез — и в райком. Тоже мне правдоискатель.
Я вышел из типографии и побрел в ту сторону, куда пошла Марина. Потом повернул обратно. Над тенистыми тополями у церкви вились галки, но я не слыхал их крика. Белое небо казалось пустынным и блеклым. Меня ничто не интересовало. Никто мне не дорог, кроме Марины. Всему конец, мелькнуло в мыслях. Капитан живет у них. Марина даже демонстративно прогуливается с ним по улицам. И все видят. Чего же больше? Надо трезво смотреть на жизнь, смириться. Нет, надо уехать. Это выход: сразу разрубить узел и не думать о ней, не переживать. А может, найти другую девушку, краше Марины? И появляться с ней всюду, ходить по городу, даже пустить слух, что женюсь? Вот тогда она поймет, кого потеряла. Ах, Марина!..
Я не заметил, как снова очутился возле типографии. Здесь движется основной поток людей. Видимо, я подсознательно надеялся, что встречу Марину. И не ошибся.
Она шла, цокая каблучками. Он склонил голову к ее плечу, о чем-то говорил, жестикулируя левой рукой. Погоны поблескивали на солнце. Он хорош собой. Маленькие усики, чернобровый. Сапоги начищены до блеска.
Не доходя до меня шагов десять, Марина, чуть улыбнувшись, что-то шепнула на ухо капитану, и он тотчас подтянулся и взглянул на меня проницательно, но без признака насмешки, которой я так боялся. Марина прищурилась и тоже смерила меня с ног до головы своим взглядом, отчего я съежился (на мне был помятый, в пятнах костюм) и молча прошмыгнул мимо.
И тут же услышал за спиной:
— Ваня, подожди!
Оборачиваюсь. Они смотрят на меня и широко, весело смеются. Мне кажется, что я где-то видел этого капитана.
— Ваня! Что с тобой? Ты не узнаешь Гришу? Это мой сводный брат. Вот приехал в отпуск. Знакомьтесь!
Мы познакомились.
— Ну и ревнив же ты! А что будет дальше? Вот в присутствии Гриши говорю: переделывай свой характер. А то…
— А то что будет? — спрашиваю.
— Не буду любить, — смеется. — Тебя Хайдар прислал? Он молодец. Сделал, как я просила. Ну, идемте к нам. Там нас ждет мама.
Вечер опустился на землю незаметно. Тишина. В фиолетовой мгле слезятся звезды. На городской площади оглушительно кричит громкоговоритель. Передают какую-то пьесу, кажется, о гражданской войне. Кого-то пытают, бьют, издеваются. Бедняга стонет. У меня тревожно на душе. Я стараюсь быстрее пробежать через площадь, словно опасаюсь, что меня сейчас схватят и начнут пытать.
Я пробираюсь к дому Марины по узким переулкам. Она ждет меня. Вот и знакомый дом, палисадник. Из окон льются густые потоки электрического света. И над крыльцом лампочка. В доме — Машенька. Днем я попросил ее, чтоб она предупредила Марину. Шагаю взад-вперед, нетерпеливо поглядывая на окна. Кто-то приподнял краешек занавески. Нет, это мне показалось. Но почему долго никто не появляется? Десять шагов от старого тополя до палисадника, десять обратно. А может, уйти? Терпения не хватает. Все испытывают меня. Пожалуй, это верное решение: уйти! До свидания! Я как другу кланяюсь тополю. Прощай! И снова смотрю на окна. Вот сейчас она появится. Что я скажу ей? Какие слова найду? Я поздороваюсь и скажу:
«Марина! Я все время, днем и ночью, думаю о тебе. Иду по траве среди цветов и думаю: хорошо бы идти рядом с тобой. Купаюсь, работаю, а ты не покидаешь меня. Мой сон сливается с твоим. Ты захватила весь мой мир, все отняла и ничего не даешь взамен. Я как в плену».
Нет, так я, конечно, не скажу, не получится.
Мимо меня прошел человек с мешком за спиной. Я узнал Дабахова.
— Здравствуйте, Дмитрий Иванович.
Он опустил мешок на землю.
— Это ты, Иван Петрович? А я новые сети достал. Марину ждешь? — Он присел рядом. — Смешно мне смотреть на вас. Молодость — глупость. Волнения какие-то. Все от безделья. Я никогда этого не знал. Ни к чему. Туман один. — Он помолчал. — Некоторые из-за этой самой любви стреляются, травятся, топятся. Ты бери пример с Тюхи. Он познакомился с моей дочерью, и все решил без мороки. Деловой парень. А что такое любовь? Выдумка, чушь. Говорят, жить без нее нельзя. Жить нельзя без еды, без воздуха, без обуви и угля. И человек должен всегда думать об этом. Вот ты посиди три дня голодом, небось не побежишь к девке. Все как рукой снимет. Значит, жир играет — и начинают беситься. Ты постарайся сначала обеспечить себя денежными средствами, а потом думай о семье. Вот вся философия. И по ночам не ходи, мой совет. Мало ли хулиганов. Голову еще снимут. А тогда и шапка не нужна.
Распахнулась дверь, и на крыльцо вышла Марина, я кинулся к ней.
— Здравствуй, Ваня. Почему не заходишь? Там у меня Машенька и еще одна соседка. Телевизор смотрят.
Она сбежала по ступенькам, увидела Дмитрия Ивановича.
— Здесь еще один гость. Добрый вечер, дядя.
— Здравствуй, племянница. Как поживаешь? Давненько не виделись.
— Живу хорошо. Мама сейчас гостит у Гриши, корову мы продали. Начальник железнодорожной станции обещал маме новую благоустроенную квартиру. «Ваш муж, — сказал он ей, — всю жизнь проработал на железной дороге и мы обязаны позаботиться о вас. Продавайте свой старый курятник».
— Вот-вот, — возмутился Дмитрий Иванович. — Денежки за корову твоя мачеха положила на свою сберкнижку. Так и знал. Ну-ка, попытайся взять хоть четвертную! Не дадут! Она купила тебе что-нибудь?
