Какое-то время в зале было слышно, как шелестит листва за открытым окном в саду. Потом раздались голоса:
— Правильно!
— Давно бы надо!
Пухленький на трибуне как стоял с открытым ртом, так и забыл его закрыть, только черный хохолок его вроде как бы опустился. Потом он стал что-то возражать, но тут уже со всех сторон поднялся целый лес рук. Большинством голосов делегаты лишили его права присутствовать на конференции. На многих лицах я читал явное одобрение.
Улыбался и Матвеев. Поощрительно кивнул мне:
— Смело ты, Василий Иванович. Кажется… попал в цель.
То, что я «попал в цель», выяснилось, когда стали голосовать за выдвижение меня секретарем Червенского райкома партии. Матвеев выступил и рекомендовал меня от Минского обкома. Я рассказал свою автобиографию.
Коммунисты избрали меня единогласно. Никто не выступил против, не сделал отвода. Значит, мое «незапланированное» выступление было понято правильно.
Я уже накопил некоторый опыт партийной руководящей работы. Знал, за какие вопросы браться в первую очередь, как налаживать политическую и хозяйственную работу.
Местные товарищи острили, что поскольку их город начинается на букву «ч», а это одна из последних букв в алфавите, то поэтому им как бы судьбой положено плестись в хвосте.
Я видел, что в Червене даже самые добросовестные люди, те, кто желал перелома и поэтому сочувствовал мне как новому руководителю, рассуждали примерно так: «Серьезный вроде мужик Козлов. Да что он может сделать с таким запущенным и отсталым хозяйством? Покрутится, покрутится, а потом его снимут как «несправившегося» или переведут куда-нибудь в другой район».
Надо было разбивать такое настроение. Я понимал, что успех в работе будет зависеть от того, сумею ли я вдохнуть уверенность в людей.
Первую неделю я ездил по району, приглядывался, узнавал, какие колхозы сильные, какие слабые, как работают предприятия, кооперация. Словом, собирал всевозможные сведения. В подшивках республиканских газет «Звезда» и «Советская Белоруссия» особенно внимательно перечитал материалы, посвященные району: об уборке, обмолоте, выполнении текущих кампаний. Конечно, уделял большое внимание и своей местной двухполоске «Коллективист». Между прочим, сразу увидел, что делается она жиденько, без огонька. Записал себе в блокнот: «Познакомиться с редактором».
Оглядевшись в районе, я собрал партактив: членов райкома, членов исполнительного комитета, председателей сельсоветов, колхозов, руководителей предприятий, ведущих работников просвещения. Решил со вторым секретарем райкома Элькиной заранее обсудить план проведения актива. Поделился с ней своими соображениями. Она слушала внимательно, но сама помалкивала. И не поймешь, одобряет или нет.
…Народ потихоньку подходил, зал заполнялся. Двигали стулья, переговаривались, и я поймал не один взгляд, полный интереса, ожидания. Это было первое совещание, которое проводил я как новый руководитель райкома. Как-то оно пройдет? «Чего ты сто́ишь? — как бы спрашивали взгляды, которые я ловил. — Вот сейчас и узнаем».
Еще не успела установиться тишина, как вдруг из-за стола поднялась Элькина, скороговоркой объявила:
— Заседание партактива считаю открытым. Слово имеет товарищ Элькина.
Назвала сама себя! Конечно, я очень удивился: как же так? Я ведь первый секретарь, мне открывать надо. Улыбнулся, но сижу, слушаю, что будет дальше.
— Товарищ Козлов — человек у нас новый, — говорила между тем Элькина. — Поэтому я хочу сказать в порядке информации. Конечно, наш Червенский район в числе отстающих. Но все это в основном уже позади. С весны этого года мы начали работать гораздо лучше, и у нас уже более высокие показатели…
Я сижу, слушаю и по-прежнему диву даюсь. «Откуда Элькина все это берет? Где эти лучшие показатели? Разве так надо поднимать актив на борьбу с отставанием?»
Я громко, со значением кашлянул: дескать, остановитесь, куда вас занесло? Элькина будто не слышит. Я деликатно дернул ее за полу жакетки. Она опять никакого внимания на мои сигналы. Что мне оставалось делать? Оборвать ее? Нехорошо, нам же вместе работать.
«Ладно, — уговаривал я себя. — Вытерплю твое выступление». Откинулся на спинку стула и поглядываю на Элькину даже с любопытством: «Что ж ты за человек? И зачем так себя ведешь? Хочешь таким образом убедить людей, что я без тебя ни на шаг?»
Возраста Элькина была среднего: лет тридцати пяти. Черноволосая, с коротко стриженными волосами, которые она иногда энергично откидывала назад. Ходила быстро, держалась уверенно. Что я еще успел узнать о ней? Одинокая, семьи нет. Как она работала? Полюбил ли ее тут народ? Дружно ли работала с моим предшественником? Не знаю. Одно пока ясно: Элькина — женщина себе на уме.
Говорила она минут сорок, и все в том же духе — общими, округлыми фразами. Вижу на некоторых лицах насмешливые улыбки: что, дескать, взял вожжи в руки?
Только кончила Элькина, как слова попросил заведующий отделом агитации и пропаганды райкома Трестинский.
Поскрипывая хромовыми сапогами, он мелкими деловитыми шажками засеменил к трибуне. «Вот как! — думаю. — Уже завели машину и собираются действовать по старинке, будто меня здесь и нет. Ну, такой номер не пройдет!»
Я поднялся, остановил движением руки Трестинского: «Погодите немного». Обращаюсь к активу:
— Товарищи! Давайте придерживаться положенного распорядка. Сперва я вам объясню, зачем райком оторвал вас от дел…
Говорок, покашливание, поднявшиеся было до этого в зале, утихли.
— Мне кажется, что мы не с того конца начали свое совещание. Мы сюда собрались не для того, чтобы успокоительные пилюли принимать. Не о каких-то сдвигах к улучшению надо сейчас говорить, а о том, как добиться настоящего улучшения. В Белоруссии, как вы знаете, около сотни районов. Наш Червенский не только не попал в первую полусотню, а тянется в последнем десятке. Оторваться от хвоста и перейти хотя бы в середку — это наша генеральная задача на сегодняшний день. Бюро и решило созвать вас всех, чтобы посоветоваться, как нам начать работать по-новому.
Зал настороженно помалкивал. Я продолжал:
— Ездил я по району, знакомился. У меня, к сожалению, не сложилось такого радужного впечатления, как у товарища Элькиной. Нам надо прежде всего поднять урожайность. Развивать животноводство: скот беспородный, надои сиротские. Осень на носу, значит, особое внимание сейчас кормам, чтобы зимой не ревел голодный скот. Механизацию надо шире вводить. У нас МТС очень слабая, это я как бывший директор скажу вам прямо. А тракторы, комбайны — наше будущее. Я своими ушами слышал, кое-где люди говорят: не нужны нам машины, уберем и серпами. — Я загнул все пальцы на левой руке, стал загибать на правой. — Сами знаете, сейчас колхозы переходят на севообороты. О каком переломе можно говорить?!
Я выставил два сжатых кулака.
— Видите? Пальцев на руках не хватает, — Вот сколько прорех! А это я все говорю только о первоочередных задачах нашего сельского хозяйства. Не трогаю местную промышленность, кооперацию, школы. Но есть еще одна задача, с которой тоже никак нельзя тянуть, потому что она гирей висит на наших ногах. Это сселение хуторов. У нас их до пяти тысяч. Не буду вам говорить, какая это неотложная и ответственная работа, на ней у вас кое-кто шею сломал.
По всем рядам прошла волна движения. Актив хорошо помнил, что за срыв кампании по сселению хуторов была снята с работы и отдана под суд секретарь райкома Васильева.
Я продолжал:
— Предлагаю раскрепить актив по сельсоветам, по колхозам, чтобы каждый персонально отвечал за порученный ему участок. Спрашивать за работу будем строго, предупреждаю заранее. Поэтому с завтрашнего же дня поезжайте туда, куда вас направят. Сам я буду постоянно помогать тем, у кого возникнут затруднения. В случае нужды звоните ко мне в райком или на дом в любое время дня и ночи.
Я еще не сел на место, как Трестинский, давно рвавшийся выступить и присевший перед самой трибуной на свободный стул, вскочил и поднял руку, прося слова. И тут же, не дожидаясь разрешения, заговорил. Видно, в червенскои партийной организации так было принято.
— Конечно, мы должны поднять район, — сыпал оратор скороговоркой. — И, как сказала товарищ Элькина, хорошо знающая местную обстановку, мы это уже делаем. Но какие методы для этого предлагает наш новый первый секретарь? Я прямо скажу, в глаза: устарелые. Было разъяснение ЦК, что уполномоченные теперь не нужны.
С переднего ряда встал плотный мужчина. Черты лица у него были властные, движения спокойные, неторопливые. Я уже знал, что это народный судья.
— Я полностью присоединяюсь к мнению товарища Трестинского. Пора покончить с изжившими себя методами работы.
Послышались одобрительные выкрики, правда, их было немного. «Как это понимать? — размышлял я. — Неужели эти двое выразили мнение большинства?»
