Гарнизон Берлина в середине апреля 1945 года составлял свыше 100 тысяч солдат и офицеров. Сюда также входили члены гитлерюгенда, отряды фолькштурма, так называемого «народного ополчения», куда загоняли всех мужчин до 60 лет и старше.
Но уже в двадцатых числах апреля гарнизон увеличился до 300 тысяч человек, за счет отступающих со всех сторон немецких частей. Конечно, эти группы, хоть и малочисленные, не могли за считанные дни стать полноценной армией.
Однако в городе поддерживалась жесткая дисциплина, оборона была разбита на секторы. В Берлине находились три тысячи орудий и минометов, около 300 танков, большое количество боеприпасов. В многочисленных дотах и бункерах были оборудованы огневые точки, улицы перекрыты заграждениями и простреливались со всех сторон.
Двадцатого апреля, на пятый день Берлинской операции, дальнобойная артиллерия советских частей открыла огонь по столице рейха, а 21 апреля передовые части 1-го Белорусского фронта, прорвавшиеся с боями через Зееловские высоты, достигли северной и юго-восточной окраины немецкой столицы.
С утра двадцать первого апреля по направлению к Берлину с разных сторон продвигались десятки советских полков, бригад, дивизий. Около полудня полк Пантелеева вступил в бой на подходах к небольшому городу Петерсхаген.
Танковая бригада, вместе с которой наступал самоходно-артиллерийский полк, натолкнулась на неожиданное препятствие. Дорога и обочины были перегорожены рядами массивных бетонных надолбов, оплетенных колючей проволокой и кольцами «путанки», тонкой сталистой проволокой.
Попытки обойти этот участок закончились неудачей. Немцы открыли дамбы и залили окрестные поля тонким слоем воды. Не успевшая просохнуть весенняя земля превратилась в топь.
Сначала завязли два мотоцикла разведки. Их кое-как вытащили и пустили танковый взвод «тридцатьчетверок». Они осторожно двинулись по гребню, торчавшему узкой неровной полосой среди водной глади. Впереди шло отделение саперов.
Вскоре они наткнулись на мины и принялись их обезвреживать. «Тридцатьчетверки» стояли, готовые открыть огонь. Внезапно впереди раздался сильный взрыв.
Сработал фугас, который перегородил узкий гребень глубокой воронкой. В нее хлынула вода, путь был перекрыт. Саперы, подхватив контуженого товарища, побежали к танкам, которые медленно пятились назад. Но уйти им не дали. Участок был заранее пристрелян, и на «тридцатьчетверки» обрушились тяжелые гаубичные снаряды.
Немецкие 150-миллиметровые орудия стреляли издалека, не было заметно ни пламени, ни дыма. Но уже через несколько минут фугасный снаряд взорвался возле гусениц «тридцатьчетверки», обездвижив машину.
Ее торопливо взяли на буксир, тросы приготовили заранее. Однако снаряд не только сорвал гусеницу, но и выбил колеса, согнул тяги. «Тридцатьчетверку» буквально волокли. С одной стороны часть колес не вращались, машина зарывалась в землю.
Еще несколько снарядов перебили трос и прямым попаданием накрыли вторую «тридцатьчетверку». Командир третьей машины, рискуя, обошел оба горящих танка по воде. Раза два забуксовал, но все же выскочил на сушу.
Саперы, которые резали в это время на дороге «путанку» и колючую проволоку, наткнулись на противопехотные мины. Их было понатыкано десятки. Начиная от мелких, пластмассовых, величиной с детскую ладошку и заканчивая «прыгающими» минами, весом полтора килограмма, взрывающимися в воздухе и поражающими все живое в радиусе тридцати метров.
Мины располагались в несколько слоев, многие были сплетены между собой и рассчитаны на неизвлекаемость. Взорвался один, второй сапер, остальные замедлили работу. Осторожно вытащили тяжело раненного товарища с оторванной рукой.
Как это часто случается, тут же отыскался решительный начальник в звании полковника. Он тыкал трофейным пистолетом в капитана, командира саперной роты и кричал:
— Немедленно разминировать дорогу! Пристрелю как труса. Впереди Берлин, а мы тут загораем.
Капитан не был трусом и работал вместе со своими саперами. Когда прогремели еще два взрыва, а в воздухе рванула «мина-лягушка», вперед выступил командир полка Пантелеев:
— Вы разве не видите, что это бесполезно? Дайте приказ расчистить дорогу от транспорта и зевак. Мы пробьем брешь в заграждении тяжелыми снарядами.
Такое иногда практиковалось, когда не было другого выхода. Однако расчистить забитую машинами и повозками дорогу оказалось не просто. Сзади напирали, а головные машины стояли вплотную к заграждениям. Полковник с «вальтером» куда-то исчез, а издалека снова заработали тяжелая немецкая батарея и 80-миллиметровые минометы.
Через четверть часа дорога опустела. Горела еще одна «тридцатьчетверка», были разбиты несколько грузовиков, повсюду лежали тела погибших и тяжело раненных бойцов.
Сумели примерно засечь место, откуда вели огонь орудия и минометы. Командир танковой бригады выделил несколько «тридцатьчетверок», их усилили батареей Петра Тырсина и направили в обход, приказав уничтожить немецкие огневые позиции.
Какая-то пехотная часть двинулась через затопленное поле. Люди и повозки вязли в раскисшей почве, иногда проваливались в ямы. Тяжелые немецкие орудия пока молчали, зато пехотный полк непрерывно обстреливали из минометов.
Чистяков смотрел на вытянувшуюся колонну бредущих по колено в воде бойцов. Взрывы мин то в одном, то в другом месте накрывали людей. Санитары вытаскивали убитых и раненых, грузили их на повозки. Лошади с трудом тянули тяжелый груз, шарахаясь от разрывов мин.
Не выдержав, Чистяков выругался. Что, сейчас сорок второй год, когда целый полк через болото под обстрелом гонят? Он понимал обстановку. Войска трех фронтов: 1-го и 2-го Белорусских, 1-го Украинского наступают на Берлин, и все три маршала — Жуков, Рокоссовский, Конев хотят быть первыми.
Но к чему такая спешка? Или хотят приурочить взятие столицы рейха к «красной дате» — 1 Мая, дню солидарности трудящихся?
Батарея Глущенко, в которой были четыре машины, открыла огонь по заграждениям. Сначала выпустили по пять снарядов первые две самоходки, затем их заменила вторая пара.
Взрывы разламывали надолбы, взлетали куски бетона, металлические прутья. Детонировали противопехотки, добавляя в грохот шестидюймовых снарядов непрерывный треск мелких мин. Иногда взрывались тяжелые противотанковые «тарелки» весом по 8—12 килограммов.
Из «студебеккера» выгружали снаряды и несли их к самоходкам. Уже подогнали тягачи с тросами, чтобы стаскивать на обочину обломки. Саперы опробовали генератор, который даст ток, чтобы срезать торчавшие из земли металлические швеллеры и прутья.
Чистяков поднял голову и увидел несколько темных точек. Это приближались немецкие самолеты. Его батарея из трех машин стояла на обочине под прикрытием вязов, на которых только набухали почки. Никаким прикрытием они служить не могли.
— Воздух! — кричали со всех сторон.
Зенитчики разворачивали трехствольную пулеметную установку. Хлопала 37-миллиметровая автоматическая пушка, перекрывая немецким самолетам путь белыми комками взрывов. Но, как всегда, на марше зениток не хватало, а нашего авиационного прикрытия в небе видно не было.
— Гля, немецкие самолеты! — возмущенно кричал Вася Манихин. — Откуда они взялись?
— Закрыть люки, — приказал Чистяков и передал по рации двум другим экипажам: — Всем оставаться на местах.
Знакомое сосущее чувство заставило его крепко стиснуть зубы. К бомбежкам нельзя привыкнуть, хотя капитан прошел через десятки авианалетов. Особенно летом сорок второго года, когда в небе с утра до вечера безраздельно хозяйничали «Мессершмитты» и «юнкерсы». Но ведь сейчас не сорок второй год!
— Чтобы вы сдохли! — бормотал механик Савушкин. — А наши «ястребки» где?
Несмотря на мощный напор частей Красной Армии, бои на подступах к Берлину шли повсеместно.
В исторических материалах отмечались ожесточенные бои возле Цоссенского оборонительного района, прикрывающего столицу рейха с юга. Глубина оборонительных полос достигала пятнадцати километров. Местность изобиловала заболоченными участками, лесами, озерами, где с трудом проходила техника.
Бои здесь шли три дня, с 20 по 22 апреля, хотя на других участках наши части прорвались в Берлин.
Шли упорные бои за город Шпренберг, где также сосредоточилась сильная группировка немецких войск. О масштабе боев говорят такие цифры: чтобы прорвать оборону и взять город Шпренберг, были сосредоточены 14 артиллерийских бригад, насчитывающих более тысячи орудий и минометов, 150 реактивных установок «катюша». Мощный артиллерийский огонь и активные действия авиации позволили быстро совершить прорыв.
Офицеры и бойцы, имевшие опыт боев, другого и не ожидали. В Берлине, в своей подземной канцелярии оставался Адольф Гитлер, который провозгласил войну до последнего немца. В окопах порой находились шестнадцатилетние подростки, а в фолькштурм сгоняли пожилых мужчин любого возраста, лишь бы могли держать в руках оружие. Дисциплина в вермахте держалась на высоком уровне, за оставление позиций без приказа и дезертирства виновных расстреливали или вешали.
