Красноармейцы и командиры выстроились вдоль борта, встали на края плащ-палаток и натянули их до груди. Позади встала другая шеренга, крепко подпирая первую. И белогривый вал, ударив в этот сплошной людской вал, откатился.
— Приготовиться! — раздалось на баржах. — Волна!
И снова люди приняли на себя стремительный натиск.
С мостика «Медниса» передали флажным семафором: «Молодцы, так держать волну».
Отфыркиваясь, как морж, буксир дотащил баржи до порта. Пехотинцы с ходу отправились на передовую…
— Досадно, очень досадно, что у вас в музее ничего нет о старом «Меднисе», — взволнованно говорил генерал. — Ведь это ж настоящий герой войны!
Тогда мы и решили отыскать хоть что-нибудь с «самоварчика». Хоть какую-нибудь малость, потому что, как мы думали, самого-то кораблика давно уже нет: как-никак, а два десятка лет прошло со дня окончания Великой Отечественной войны. «Меднису» теперь было бы за семьдесят, а таких «старцев» никто на флоте не встречал.
Ни на что, собственно, не надеясь, мы позвонили в Балтийское государственное морское пароходство, спросили, нет ли какой-либо реликвии с «Медниса»?
— А что конкретно вы хотели бы получить? — спросили на другом конце провода.
— Рулевой штурвал, переговорную трубу, деталь машины, судовой колокол…
В трубке послышался смех.
— Много захотели! А как ему ходить без штурвала и переговорной трубы? «Меднис», товарищи, в строю. Экипаж перевыполняет план грузоперевозок, вот так-то.
Через три года мы снова напомнили о своей просьбе.
— Рановато, — был ответ. — Наш «Меднис» — долгожитель. Его моряки взяли новые социалистические обязательства.
Так музей и не получил ничего с «Медниса», потому что сам «Меднис» балтийские моряки решили сделать… музеем.
В дни, когда наша страна праздновала двадцатипятилетие Победы, радио Риги сообщило:
— Все корабли, стоявшие на рижском рейде, салютовали гудками буксиру «Меднис», когда на нем спускали Государственный флаг Советского Союза: закончился срок службы судна.
«Меднис» плавал около восьмидесяти лет. Война застала буксир в Риге. Вместе с другими торговыми судами он ушел в Ленинград, и все 900 дней и ночей блокады, как скромный солдат, служил героическим защитникам города. Его экипаж во главе с капитаном Артуром Руткисом участвовал во многих дерзких операциях Краснознаменного Балтийского флота.
Буксир поставили у берега седой Даугавы. На судне будет открыт музей боевой морской славы.
Фотография изображала громадный военный корабль, корпус которого был, казалось, из одних стальных заплат. Надстройки испещрены глубокими шрамами, а дымовая труба, изрешеченная осколками, напоминала решето. На палубе не было видно ни одного человека. Но на корме развевался военно-морской флаг! Когда же мы пристальнее всмотрелись в снимок, увидели — из стволов тяжелых орудий курятся дымки. Корабль стрелял…
В музей эта фотография попала так.
Изучая действия советского Военно-Морского Флота в боях с фашистами, мы решили еще раз познакомиться с планом разбойничьего нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Гитлер назвал его «планом Барбаросса» — кличкой средневекового немецкого императора Фридриха I Барбароссы, стремившегося подчинить окружающие государства. Конечно, фашисты считали план тайной из тайн, только после войны он попал в наши руки.
В этом документе, утвержденном Гитлером, ставились задачи сухопутным армиям, воздушным эскадрам, военно-морским флотам. Но что это? «Штаб особого назначения». Какова его роль? Почему даже в таком сверхсекретном документе это засекречено? Заинтересовало нас и другое — этот «штаб» должен был выполнить приказ до начала нападения на СССР. И еще: «штаб» стоял в «плане мероприятий» на пятом месте, что говорило о важности операции.
Мы посоветовались с историками. Они сказали:
— Вице-адмирала Александра Герасимовича Ванифатьева знаете? В сорок первом году он командовал этим «штабом».
А Ванифатьев показал нам фотографию корабля.
— Вот он, пункт пятый «плана Барбаросса»…
В один из дней 1939 года в Германии, на судостроительном заводе в Киле, звучали бравурные марши. Спускали на воду тяжелый крейсер «Лютцов», водоизмещением шестнадцать тысяч тонн. Стальная громада медленно сползла со стапеля в воду.
В Англии с тревогой гадали, насколько быстро немцы введут «Лютцов» в строй. Фашистские крейсера-рейдеры уже успели нанести немалый урон судоходству «владычицы морей». Только броненосец «Дейчланд» в первые недели войны потопил и захватил в плен несколько пароходов. А «Лютцов» — это сорок орудий, двенадцать торпедных аппаратов, три самолета, скорость тридцать два узла.
Но внезапно Германия объявила о продаже «Лютцова». Корабль приобрел Советский Союз. В Англии облегченно вздохнули…
В майский день 1940 года буксиры втянули недостроенный крейсер в Неву. Он получил имя «Петропавловск».
А вскоре в Ленинград прибыла группа немецких инженеров и техников, чтобы участвовать в достройке корабля. И в тот же день приехал из Москвы германский военно-морской атташе капитан первого ранга фон Баумбах. Он долго о чем-то беседовал с немецкими специалистами. Сначала со всеми вместе, потом с каждым в отдельности, потом опять собрал всех. И, судя по выражению его лица, уехал он из Ленинграда в отличнейшем настроении.
«Лютцов» начали достраивать. Впрочем, работал лишь экипаж, а германские специалисты вдруг дружно… захворали. У одного объявился радикулит, у второго — ревматизм, у третьего — необычайно острый гастрит. Немцы часами толкались в поликлинике, кряхтели, стонали, охали и, если врачи не находили болезни, требовали консилиума. А те, кто не жаловался на состояние здоровья, просто слонялись по кораблю.
Советские моряки напоминали специалистам о договорных обязательствах, но те, что называется, и в ус не дули. «Ну и сачки! — возмущались наши матросы. — Вот тебе и хваленая немецкая аккуратность!»
А далеко, в Берлине, уже стряпали «план Барбаросса». Пятый пункт его предусматривал обезвреживание крейсера «Лютцов». Немецкий генеральный штаб зорко следил, чтобы корабль не вступил в строй.
С весны сорок первого года бездельники инженеры стали упаковывать чемоданы и поспешно убираться восвояси. К июню на корабле не осталось ни одного «спеца».
Фон Баумбах доложил в Берлин: задание выполнено. Это означало — в руках русских все! о лишь небоеспособный корпус. И в «плане Барбаросса» против пятого пункта поставили жирную «птичку».
А на «Петропавловске» вспыхивали огни электросварки, раздавалась неумолчная дробь пневматических молотков. Устанавливались орудия, монтировалась электростанция, механизмы подачи снарядов в артиллерийские башни. Судостроителям помогали шестьсот человек экипажа.
Представителя немецких фирм, когда они «работали» на крейсере, выражали крайнее недовольство чрезмерным, по их мнению, усердием моряков в сборке механизмов. Даже прятали от них чертежи. «Ваше дело принять готовый корабль», — фальшиво улыбаясь, говорили они.
Но балтийцы и тогда не теряли времени даром. И теперь трудились, не жалея сил.
И вот в начале сентября 1941 года, когда фашистские войска вышли на подступы к Ленинграду, с «Петропавловска» направились на сушу корректировщики артиллерийского огня.
7 сентября с наблюдательно-корректировочного поста сообщили: «На перекрестке дорог скопление фашистских танков, орудий и автомашин. Просим огня».
Крейсер дал залп, второй, третий…
— Отлично! — сообщали корректировщики. — Снаряды ложатся точно!
Крейсер усилил огонь. И хотя многие системы, многие механизмы смонтировали буквально за несколько часов до боя, действовали они безотказно.
Новое сообщение корректировщиков: в 35 километрах от Ленинграда, на железнодорожной станции, сгружается фашистский полк.
Пушки крейсера вновь загремели.
— Состав разбит и горит, много убитых и раненых, — сообщили с поста.
И так изо дня в день. От частой стрельбы на стволах орудий даже краска вспучилась.
Командование 18-й фашистской армией, штурмовавшей Ленинград, всполошилась — что за корабль наносят столь тяжелый урон частям вермахта? Воздушная разведка донесла: крейсер «Лютцов» стоит в Угольной гавани Ленинградского морского порта.
Командующий войсками немедленно сообщил об этом в Берлин. Там не поверили: ведь в «плане Барбаросса» против пятого пункта стоит «птичка», начертанная не кем иным, как главнокомандующим военно-морским флотом адмиралом Редером. Затем приказали: уничтожить крейсер немедленно.
Крейсер начали зверски бомбить. Самолеты шли с разных сторон на разных высотах. Но зенитные орудия корабля били так кучно и так дружно, что бомбовозы сворачивали с боевого курса.
