— Изменить сроки можно только за счет сокращения программы испытаний, — сказал Северин, — других неиспользованных резервов в полку нет.
— Значит, надо сократить количество вылетов на испытание! — рубанул воздух ребром руки Махов.
Северин побледнел.
— Решение таких вопросов, товарищ полковник, не входит в мою компетенцию. У меня через пятнадцать минут вылет. Можно быть свободным?
— Не задерживаю. Увидите Брызгалина, пришлите ко мне, — сухо произнес Махов.
Северин рывком открыл дверь «высотки», быстро прошел в угол большой светлой комнаты, уставленной вдоль стен шкафчиками с летным снаряжением, снял с вешалки высотный костюм. Васеев, уже одетый, уточнял со своим звеном особенности полета на высоту. Летчики из других звеньев сверяли заученные частоты приводных радиостанций запасных аэродромов с данными наколенных, похожих на записную книжку планшетов, играли в шахматы, отдыхали, расположившись в удобных, с подлокотниками креслах. С появлением Северина офицеры дружно встали.
Северин надел гермошлем и присел на стул. Он все еще находился под впечатлением разговора с Маховым. «Ох трудненько придется. Однако — выдюжим. Люди в полку хорошие…» От мысли о хороших людях Северину стало спокойнее и легче. Предстоял полет, а в воздухе ни о чем постороннем думать некогда.
В комнату шумно вошел Брызгалин, в летном комбинезоне и сдвинутом на висок шлемофоне. Разговоры в комнате стихли: Брызгалин был строг и придирчив. При его появлении люди становились молчаливыми, хмурыми, словно он приносил с собой самые неприятные вести. Проходя мимо одевающихся летчиков, Брызгалин задел скамью с уложенными на ней гермошлемами, они с грохотом упали на пол.
— Понабрасывали — пройти невозможно! У каждого свой шкафчик, а вещи кладут где попало! Это чей ГШ? — Брызгалин поднял с пола шлем. — Чей, спрашиваю?
— Там фамилия должна быть написана, — робко произнес кто-то из противоположного угла комнаты.
Брызгалин повернул гермошлем и громко прочитал:
— «Редников». Где комэск?
— Был здесь, товарищ подполковник, — ответил Васеев.
— Был, был! Куда же он подевался?
Васеев подошел к прикрепленной на стене раме с копией таблицы полетов и, взглянув на часы, негромко произнес:
— В воздухе комэск. Летчиков по кругу вывозит.
— Тоже к порядку не приучен! Слетал, убери высотное обмундирование на место! — Брызгалин подошел к своему шкафчику, аккуратно положил на полку шлемофон, вынул выцветшую фуражку, надел ее и направился к выходу.
— Вас, Дмитрий Петрович, ждет полковник Махов, — сказал Северин.
Брызгалин остановился:
— Где он?
— Был возле второй рулежки.
Брызгалин пнул ногой дверь и торопливо вышел на улицу.
Махова он заметил еще издали и ускорил шаг. Он ждал встреч с Вадимом Павловичем и старался удовлетворить любопытного гостя, описывая полковую жизнь в «ярких картинах». А Махова интересовало все: и как прошло совещание у командира полка, и что говорилось на инструктаже партийного актива у Северина, и за чьими столиками побывали командир и замполит на праздничном ужине в офицерском клубе…
Они поздоровались.
— Как жизнь? — спросил Махов.
— Живем. Летаем потихоньку. Начальство не торопится, а нам сам всевышний велел не ослушиваться. Все по распорядочку, все по полочкам. Так сказать, на научной основе.
— Не торопятся… Ну что ж — что посеешь, то и пожнешь. Ты — тоже начальство. Смотрю на ваши полеты и удивляюсь. Много можно найти резервов для увеличения налета, а значит, и для сокращения сроков. Кстати, как идет переучивание молодых летчиков у Редникова?
— Летают. Сам комэск тоже попал под влияние сетевых графиков и логарифмических линеек. Парень он башковитый, академию не зря кончал, но работает с оглядкой на Горегляда. Возится с молодыми летчиками, словно нянька. Из тренажеров не выпускает, гоняет до седьмого пота.
— Это же хорошо!
— Хорошо-то, хорошо, но разве летчика научишь летать на земле? Ему, как птице, воздух нужен.
— Разберемся. Тут тоже что-то не так. Перестраховщиков в полку развелось — хоть пруд пруди.
— Это точно. Многовато.
— Вот бы и поднял свой голос против них.
— Много раз говорил Горегляду, выступал на партийном собрании. Но у нашего командира один советчик — Северин.
— Доложил бы по-умному командиру дивизии.
— Докладывал.
— Ну и что?
— Генерал Кремнев сказал, чтобы мы с Гореглядом разобрались на месте и выработали общую платформу.
— Значит, комдив ушел в сторону.
— Получается… — развел руки Брызгалин.
«Надо бы проинформировать кое-кого, — подумал Махов. — Пусть знают. А то все Кремнев да Кремнев. Больно много с ним носятся…»
— А что, Дмитрий Петрович, думаешь о том, чтобы поправить положение и сократить сроки?
— Собрать людей, поставить задачи, принять повышенные обязательства и трудиться от зари до зари — вот и вся проблема. Рывок сделать надо, как в прошлые годы, когда мы с вами с винтомоторных на реактивные переучивались.
— Хорошо, хорошо, Дмитрий Петрович. Молодцом. Учтем.
Махов достал из кармана блокнот, что-то записал. Вынул сигареты, Брызгалин щелкнул зажигалкой. Жадно затягиваясь дымом, он не сводил взгляда с Махова, который еще весной пообещал ему перевод на инспекторскую должность. Глаза полковника были неподвижны. Брызгалин спрашивать о переводе не решился: уж больно сумрачен был полковник.
Полеты закончились, и с балкона, выкрашенного в шахматные клетки, дугами взвились три красные ракеты. Махов кивнул Брызгалину, и они зашагали в сторону СКП.
После окончания полетов Горегляд по привычке еще долго оставался на своем месте руководителя полетов, положив сжатые кулаки на испещренную плановую таблицу полетов. Он думал о том, шагнул ли полк вперед за этот день или протоптался на месте, что предпринять, чтобы ускорить испытания нового самолета, побыстрее переучить на него летчиков эскадрильи Редникова. Какую программу заложить в план полетов следующей летной смены…
Какое-то время его не покидало чувство неудовлетворенности проделанной работой и самим собой, словно он один был повинен во всем, в чем обвиняет полк заместитель командира дивизии Махов.
Горегляд обладал удивительной работоспособностью. Случалось, он работал по восемнадцать часов в сутки. Иногда сомнения овладевали им: так ли делается главное дело? Может, есть лучший путь? Он мучил себя поисками этого незримого пути, размышлениями о скрытых возможностях, которые позволили бы решать главные задачи полка быстрее и лучше. Горегляд постоянно вникал во все большие и малые дела. И делал это не потому, что не доверял другим, а лишь потому, что хотел в полной мере использовать весь свой богатый опыт, который он накопил по крохам с тех пор, когда в числе первых переучился с обычных винтомоторных «лавочкиных» на реактивные «миги». Он сам комплектовал группы инженеров и техников, направлявшихся на завод, где строили новые истребители, инструктировал летчиков, которые уезжали на переподготовку, внимательно следил за каждым полетом.
Почувствовав, как окрепли руководители полка, особенно замполит Северин, инженер Черный, командиры эскадрилий Пургин и Редников, Степан Тарасович стал все чаще доверять им решать свои дела самостоятельно, проявлять инициативу, настойчивость, характер. «За широкой командирской спиной весь век не схоронишься», — посмеивался Горегляд. Он никому не уступил, хотя просили многие, своего права первым взлетать на новом истребителе. Сделал два полета над аэродромом, позвал Северина. Объяснил особенности поведения машины на взлете и посадке, помог усесться, проверил включение тумблеров, закрыл кабину и приветливо махнул рукой: «Давай, комиссар, повнимательнее! Высоко не выравнивай — иди на оборотиках…»
Оба, и командир и замполит, летали с каким-то особым увлечением, словно курсанты-первогодки. Поднимались чуть свет, с аэродрома уходили в темноте. Раньше других, досрочно закончили первый этап переучивания и вернулись в Сосновый — учить летчиков. В самые сжатые сроки. А теперь Махов и их предлагает сократить…
Сердито насупившись, Горегляд встал, насвистывая, прошел вдоль столов с множеством пультов. Все ли учтено? Может, на самом деле есть еще какая-то возможность ужаться?
Спускаясь по крутой винтовой лестнице СКП, Горегляд твердо решил: «Идем правильно, на том стоять будем!» Вышел, огляделся, увидел идущих к СКП Махова и Брызгалина и снова почувствовал, как мгновенно испортилось настроение.
Ко всем прибывающим в полк командированным Горегляд относился двояко. Обычных контролеров старался побыстрее сплавить заместителям, если приезжал думающий, опытный офицер, у которого есть чему поучиться, сам водил его по стоянкам самолетов, знакомил с людьми, с гордостью показывал учебную базу и казарму, подробно рассказывал о полковых делах, записывал советы и рекомендации.
