Мы познакомились.
— Зовите меня Тоней. Муж сердиться не будет.
— Не буду, — сказал Сергей Дмитриевич, лукаво усмехаясь.
— Располагайтесь, — сказала Тоня. — Сразу же уговоримся: здесь ваш дом, и вы совершенно независимы. Договорились? Я лично нигде и никогда не люблю чувствовать себя квартиранткой.
Она поставила на стол маленький самовар. Мы сели завтракать.
— Сергей Дмитриевич, — спросил я, — чья у вас во дворе лошадь?
— Совхозная. Мой отец сторожит пасеку. Он ездит на Серке. Кстати, Тоня, где отец?
— В контору пошел, кажется, приехал новый пчеловод.
Сердце мое подскочило к горлу. Так и знал!
— Откуда этот пчеловод? — спросил я обеспокоен но.
— А что? — полюбопытствовала Тоня. — Вчера звонили из области. Должен приехать. Вот он и пошел разведать.
От сердца отлегло. Я облегченно вздохнул. Все в порядке.
— Ты что обмяк? — спросил хозяин, откусывая кусочек сахару.
— Человек с дороги. Устал, — вмешалась Тоня.
— Чем думаешь заниматься? — откидываясь на спинку кресла, поинтересовался Сергей Дмитриевич.
— Работать пчеловодом. Это обо мне звонили.
— Ты серьезно? — удивился Шабуров, отодвигая блюдце со стаканом.
— Весьма серьезно, Сергей Дмитриевич. Направление получил.
— Не дури. …А впрочем, вольному — воля. Лучше уж к нам.
— Какое у вас образование? — спросила Тоня.
— Он агроном, — пояснил Сергей Дмитриевич. — И машины знает.
— А что плохого, Сережа, в том, что он будет работать пчеловодом?
— Да это же глупо, — сердито сказал Шабуров и, придвинув к себе стакан, энергично отпил глоток. — Здоровый молодой человек, полон сил, с высшим образованием и вдруг — на пасеку.
Тоня иронически улыбнулась. В комнату вошел старик с курчавой бородой, молча снял у порога туфлю (вторая нога у него была деревянная) и, присев на скамейку, поздоровался.
— Ну что? — живо осведомилась Тоня. — Встретил кого-нибудь?
— Да ничего. Брехня. Никто не приехал. Кому нужна наша пасека? — сказал старик хмуро.
— А ведь он у нас сидит… вот он, — улыбнулась Тоня. — Знакомьтесь.
— Это мой отец, Кузьма Власович, — кивнул Сергей Дмитриевич.
Я встал, подошел к порогу, поздоровался. Старик мне сразу понравился.
— Приехал, ну и хорошо. Теперь все будет в порядке, — облегченно произнес Кузьма Власович.
Тут скрипнула дверь, и в проеме показался высокий сухопарый человек в гимнастерке защитного цвета, в щеголеватых, надраенных до блеска хромовых сапогах. Он был подпоясан широким солдатским ремнем. Лицо тонкое, в мелких морщинках. Глаза маленькие, юркие, любопытные. Прическа — бобрик (волосок к волоску, как у ежа колючки). Конечно, я сразу узнал Дмитрия Ивановича Дабахова, дядю Марины, заядлого рыбака, человека разворотистого и горячего. Но не объявился, вернулся смирнехонько за стол. По правде, я и раньше встречался с ним лишь несколько раз.
— Здравия желаю! — звонко, по-солдатски отчеканил Дабахов. Он торопливо, как-то небрежно сунул руку старику и, прищурившись, взглянул на Сергея Дмитриевича. — Я к тебе. На товарный склад поступила бумага для типографии. Не на чем вывезти. Машина нужна вот так, — и он провел рукой по тонкой морщинистой шее ниже кадыка. Сергей Дмитриевич улыбнулся и покачал головой.
— Бумагу вывозить или на рыбалку ехать? А?
Дабахов улыбнулся, сморщился и, раздумывая, глотнул слюну. Острый кадык, как поршень, поднялся снизу вверх и нервно опустился.
— Если честно сказать, то мне действительно надо поехать на рыбалку. Жалко своего «Москвича». Приберечь хочется… Э-э, да тут у вас гость.
Он, чеканя шаг, подошел к столу и крепко пожал мою руку.
— Я тебя сразу не узнал. Привет! Э-э… Как тебя?
— Иван Петрович, — подсказала Тоня, остановив на мне глаза.
— Да-да. Вспомнил. Понимаешь, Иван, страсть люблю рыбачить. Поедем со мной! Отдохнешь. Ты в гости?
Я сказал, что собираюсь работать на пасеке.
— Хорошее дело. Приветствую. А ты, говорят, где-то директорствовал? Это правда? Или я что-то напутал?
Его вопрос меня насторожил. Я как будто не понял и произнес:
— А вот Сергей Дмитриевич не одобряет мои планы.
— Напрасно. Честное слово, напрасно. Рыбалка и пчеловодство — самые выгодные занятия. Если с умом взяться за это дело. Я тут в округе многих пчеловодов знаю. Живут крепенько, позавидуешь…
Он говорил с достоинством, засунув руки за ремень и оттопырив нижнюю губу. Сергей Дмитриевич выразительно поглядел на меня и кивнул головой:
— Слыхал? Выгодные занятия… Он без выгоды — ни шагу. Если и ты так смотришь на эти вещи, то, конечно, тебе надо работать пчеловодом. Меньше ответственности, спокойнее, подальше от людей. Кротовая жизнь.
Я заметил, как Тоня вся вспыхнула.
— Кротовая — говоришь? Зачем обижаешь человека? Там жизнь подвижника! Ты каждый день спишь на свежей простыне, отдыхаешь после работы на мягком диване, не думаешь о еде, у тебя радио, телевизор. А там ничего нет. Ты бы там и неделю не выдержал. Кто же, по-твоему, должен заниматься пчеловодством?
— Старики. Это их дело, — буркнул инженер.
— Извини, Сергей Дмитриевич, — мягко вмешался я, — ты просто смутно представляешь себе пчеловодство.
— Да что вы, право, напали на меня. Мне все равно в конце концов.
— Будет или нет машина? — нетерпеливо спросил Дабахов, не обращая внимания на наш спор.
— Помоги человеку, — вмешался Шабуров-старший, наливая ковшом воду в умывальник. — Все равно не откажешь. Что мытарить его.
— Ладно. Только машину не разбейте.
Сергей Дмитриевич вырвал из записной книжки листок, что-то написал и протянул Дабахову.
— Шоферу отдашь.
Дабахов козырнул: — Благодарствую! — и, чеканя шаг, удалился.
Сергей Дмитриевич уехал куда-то по своим делам, а я до обеда пробыл в совхозной конторе (она на окраине города) в отделе кадров. Это узкая, с зарешеченным окном, комнатка, где помещается обшарпанный письменный стол и вместо сейфа — большой сундук, обитый жестью. Иногда на нем сидят посетители. Кадрами ведает жена директора совхоза — маленькая, полная и очень бойкая женщина. Когда я вошел в ее кабинет, сундук-сейф был открыт. К толстой крышке с внутренней стороны приклеены какие-то списки, фотографии и вырезки из местной газеты — соцобязательства. В сундуке, как я понял, хранятся личные дела рабочих.
— Что вам надо? — спросила меня «главная кадра», поспешно закрыла сундук от посторонних глаз и предложила сесть на него. Я подал направление из областной пчелоконторы и заявление, которое написал еще вечером на квартире.
— Паспорт, трудовая книжка есть? — скользнула по мне строгим взглядом.
Я все вручил ей. Она долго и пристально рассматривала документы, наклонившись над столом, так долго, что показалось, она забыла обо мне.
— Институт окончил? — спросила, обращаясь на «ты».
— Да. Окончил на пять.
— Не имеет значения. Директором учхоза работал?
— Это отмечено в трудовой…
— Вижу. Отбывал срок? — задавала вопросы, ни разу не взглянув на меня.
— Да, — вздохнул я. — Пришлось, к сожалению, сидеть.
— И поделом. Сейчас директоров, насколько мне известно, зря не сажают. За бесхозяйственность, за большие убытки и аморальное поведение просто выгоняют, но не судят. А у тебя, наверно, присвоение… Извини, но я сомневаюсь, можно ли тебя допустить к пасеке? Биография скачкообразная. Неустойчив. Были у нас тут молодцы-пчеловоды да сплыли…
Я понял: мне не доверяют. И начал прикидывать в уме, куда теперь податься. Видно, придется к Шабурову поступать мастером, как он предлагал.
— Пасека наша дохода не дает, мы продадим ее.
— От пчеловода многое зависит, — попытался я за что-то ухватиться.
— Нет-нет. Этот вопрос уже решен окончательно. До свидания!
Подала трудовую книжку. Ну, что тут делать?
— Может, все же поговорить с директором? — нерешительно, почти с мольбой сказал я.
— Он скажет то же, что и я. У нас одно мнение.
Я шагнул к двери, когда вошел директор — высокий черный пожилой мужчина. Очень серьезный на вид.
— Василий Федорович! Вот просится на работу, — она кивнула на меня головой и все ему вмиг объяснила: кто я и что я.
— Его здесь никто не знает и положиться на него нельзя…
— Подожди ты, Муся. Веселов? А не родственник ли вам Веселов Петр Тимофеевич? Инженером здесь работал… — спросил он с любопытством, доброжелательно.
— Это мой отец.
— Славный, большой души человек. Я с ним лично знаком.
Директор приблизился и крепко пожал руку.
— Вася, так это он твой совхоз электрифицировал раньше других в районе? — вступила в разговор жена директора и уже дружелюбно посмотрела на меня.