Доронин разглядел в лежавшем неподалеку офицера и первое, что пришло в голову, крикнул ему:
– Откуда вы взялись?
Немец ответил вопросом:
– С кем вы воюете?
* * *
Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы стало понятным происходящее.
С косы генерал Минц отправлял последние суденышки. Те, которые уплыли с окруженцами раньше, назад не возвращались. Генерал мобилизовал частные рыбачьи шхуны вместе с их владельцами. На одну из них, принадлежавшую финну Эйхе Рисонену, грузилась рота капитана Клауса Хофмана. Рота понесла большие потери, осталось сорок солдат, но это были хорошие, обстрелянные вояки, дисциплинированные и уважающие своего гауптмана.
Рота разместилась на шхуне. Движимый желанием поскорее вырваться из окружения, гауптман Хофман дал команду «Вперед», и шхуна отчалила. Они благополучно проплыли четверть пути, несмотря на то что было еще светло. У одного из зеленых оазисов на берегу с красивой дачной постройкой вдруг послышалась стрельба.
Опытный Хофман сразу определил: бьют прямой наводкой танки – выстрел и тут же взрыв без звука полета снаряда, так бывает только при стрельбе прямой наводкой на недалекое расстояние до цели. Солдаты насторожились, тоже прислушивались. Ротный сказал:
– Какая-то небольшая, локальная схватка. Может быть, там горстка наших храбрых бойцов отбивается?
Солдаты молчали. Им не хотелось воевать, рады – вырвались из пекла на косе. Командир пытался глядеть им в глаза и продолжал:
– Наши боевые друзья, может быть, из последних сил отбиваются. А мы проплывем мимо? Берег рядом. Несколько минут, и мы выскочим на берег, поможем, заберем с собой живых и раненых.
Солдаты продолжали молчать. Гауптман был офицер военного образца. Его призвали в армию в 1942 году, он окончил краткий курс военного училища и попал на восточный фронт под Воронеж, на должность командира взвода. В немецкой армии взводные тоже держались на передовой несколько недель, а потом в госпиталь или в могилу под маленький крест из березовых бревнышек.
Клаусу везло – он дважды был ранен и оба раза выжил. Заслужил Железный крест, два знака отличия за две зимы на русском фронте. После третьего ранения, уже капитаном, попал из резерва в дивизию, которая обороняла побережье Ла-Манша во Франции. Но когда русские в 1944 году стремительно пошли вперед, дивизию, в которой служил Хофман, перебросили на Восточный фронт, и, как он считал, напрасно – англичане и американцы воспользовались этим и высадились на французский берег.
В общем, гауптман был уже опытный вояка, считал себя кадровым офицером и стремился соблюдать все писаные и неписаные традиции офицерского клана, одна из них была – боевое товарищество и взаимовыручка в бою. Он приказал шкиперу Эйхе:
– Поворачивай к берегу, туда, где стреляют.
Финн заупрямился:
– Меня нанимали перевозить солдат, я не могу участвовать в боевых действиях.
Хофман жестко ответил:
– Тебя не нанимали, а мобилизовали. Ты обязан выполнять мои приказы, или я тебе по законам военного времени влеплю пулю в лоб и выброшу за борт. Понял?
Финн хорошо понимал немецкий язык, быстро закрутил рулевое колесо, поворачивая шхуну к берегу.
Немцы с детства приучены делать все хорошо, прочно, основательно. В 1941 году они ходили в атаки, засучив рукава. Вот и направляясь к берегу, ефрейтор Гольдберг и несколько старослужащих солдат, готовясь к бою, стали закатывать рукава. Гауптман порадовался: есть еще боевой дух у некоторых!
Рота высадилась, быстро развернулась в боевой порядок, и командир сам, впереди повел ее через парк к видневшейся светлой постройке. Вот в это время ударил третий залп танков, снаряды разорвались в доме и в прилегающей к нему части парка. Осколки просвистели над головой, и гауптман решил, что роту его обнаружили и бьют прицельно по ним. Залег. Но когда открыл глаза, увидел лежащего неподалеку советского офицера, который тоже, спасаясь от осколков, прижимался к земле.
В гитлеровской армии всех русских звали Иванами, Хофман решил, не прибегая к оружию, сначала выяснить, что происходит.
– Иван, с кем ты воюешь?
За три года пребывания в России Хофман уже неплохо говорил по-русски. Доронин, в свою очередь, называя офицера Фрицем, потому что в нашей армии всех немцев так звали, спросил:
– Фриц, откуда вы взялись?
– Мы пришли с моря помогать своим. Где наши?
– Ваших здесь нет.
– А кто стреляет сюда?
– Это наши пьяные дураки.
– Не понимаю…
– Мне поручено охранять этот пансион слепых. Вон, смотри – женщины и дети за обломками дома прячутся. Все они слепые. А те дураки, особенно один, их командир, решили девушек насиловать. Вот мы их и защищаем.
Хофман разглядел на танках красные звезды, хотя они были на приличном расстоянии. Значит, не врет Иван, со своими воюет. Наших тут нет, и нечего нам здесь делать. Надо убираться. Но позволят ли теперь уйти русские?
– Иван, кто у кого в плену: мы у вас или вы у нас?
– Я считаю, вы у нас – мы здесь хозяева, а вы пришлые. И вообще, по общей обстановке вам пора складывать оружие.
Так разговаривали, лежа, два капитана, опасаясь, что сейчас немецкие и русские бойцы пустят в ход автоматы и перестреляют друг друга. Гауптман сел, крикнул команду:
– Нихт шиссен (не стрелять)! – А соседу сказал: – Мы с женщинами не воюем. Давай разойдемся по-хорошему.
Доронин тоже сел, крикнул своим, тем, кто уже обнаружил немцев:
– Не стреляйте. Я веду переговоры. Сейчас решим, как быть.
В этот миг раздалось несколько выстрелов из танковых пушек, снаряды тут же разорвались в развалине дома. Осколки и обломки от строения ранили девочек. Послышались стоны, плач, крики о помощи.
– Фриц, я пойду посмотрю, чем помочь.
– Иван, я с тобой.
Гауптман поднялся, решительно откинул автомат за спину и подошел к Доронину. Они с любопытством осматривали друг друга. Хофман был в бледно-зеленой форме, хорошо знакомой за годы войны. Китель и брюки изрядно помятые и поношенные. Это был фронтовой офицер, а не тот лощеный, какими их показывают в кино.
– Ты капитан и я капитан, – сказал фриц и, показав пальцем на ордена на груди Степана, добавил: – Ого-го!
Степан улыбнулся и, кивнув на Железный крест немца, поддержал:
– И ты тоже ого-го! Ну, пойдем.
Они поспешили к слепым, которые все еще причитали. Быстро помогли двум девочкам перевязать небольшие раны. Подошли разведчики и два немецких солдата. И те, и другие недоверчиво косились, не подходили близко к чужакам. Доронин сказал им:
– Отнесите убитую туда, где лежат другие.
Солдаты, наши и немцы, осторожно подняли хрупкое тельце и понесли к накрытым байковыми одеялами трупам Гриватова, баронессы Зоронсен, Марты и нескольких девочек. Рядом с ними, накрытые плащ-палатками, лежали шестеро убитых разведчиков. У Степана сердце обливалось кровью: шестеро отличных парней, они прошли огни и воды. И вот на пороге мира нелепая смерть все же подстерегла их.
– Танки всех вас убьют! – сказал гауптман.
– Мы надеемся, кто-нибудь вмешается, образумит этих дураков. У меня нет связи с командованием, не могу сообщить. Как назло, аккумулятор сел на рации.
– Убьют вас, убьют, – повторил Хофман. – Я бы хотел вам помочь. Но как?
– У тебя есть «фаусты»?
– Есть.
– Может, попугаешь, и танки сюда не полезут, а пеших мы своим огнем отобьем.
Хофман воскликнул:
– Хорошая мысль! Айн момент!
Он позвал ефрейтора Гольдберга, рядового Форса, рядового Зольмера. Вызванные тут же подбежали и встали перед командиром роты.
– По кустам вдоль ручья подберитесь к танкам и пустите в них три «фауста»!
Солдаты дружно ответили:
– Яволь! – и побежали к пролому в ограде.
Разведчики и немцы сидели и лежали там, где их прижал к земле последний залп танков. Сначала они поглядывали друг на друга настороженно, потом заулыбались, а когда поняли, что драки не будет, взаимно стали угощаться куревом.
Капитаны, пригнувшись, подошли к фундаменту ограды, вдоль которого лежали разведчики.
– Почему они не идут сюда? – спросил Хофман, кивнув на танки.
– Какая-то заминка у них. Наверное, экипажи увидели наших парламентеров в советской форме. Награды у них на груди наши. Засомневались.
В это время из кустов неподалеку от танков сверкнули быстрые, как змеиные жала, три полоски огня. И тут же, бухнув на всю округу, рванули три «фауста», впившись в танки. Дым и огонь окутал три крайние машины. Из уцелевших танков бешено застрочили пулеметы, ведя огонь по кустам, откуда вылетели «фаусты».
– Теперь не полезут! – определил Доронин. – Спасибо тебе, Фриц!
– Я тебе помог, Иван! Но нам надо уходить.
Вернулись два немца. Ефрейтор доложил капитану о выполнении приказа.
– Где третий?
– Там остался. Убит, – ответил, еще не отдышавшись, ефрейтор.
Хофман подал руку Доронину, и тот пожал ее. Разведчики и немецкие солдаты смотрели на это рукопожатие с приятным недоумением. Хофман сказал на прощание: