— Умар, у тебя что-нибудь от головы есть? Разболелась что-то…
— Не заболел? — Умар встревожился. — Вид у тебя и в самом деле не очень.
— Нет-нет, все в порядке. Просто денек напряженным получился. Отдохнул, называется…
Увидев на столе бутыль домашнего вина, Максимчук замахал руками:
— Убери! Изыди, сатана!
— Что так? — удивился Умар. — По чуть-чуть… Свое ведь, сам говорил, что любишь такое.ыф
— Спасибо, Умар, не обижайся. Очень люблю. Но сегодня не буду.
— Дело твое.
За исключением нескольких виноградин у Валентины да парочки бутербродов у Олега, Александр целый день ничего не ел. Потому набросился на баранину, жаренную в курдючном сале, более чем с аппетитом.
Они опять сидели за столом вдвоем. По двору пару раз прошла дочь Умара, блеснула издали зубами, но не приблизилась. Восток… Здесь за гостем ухаживает хозяин. Был бы у Умара сын или младший брат, кушанья на стол подавал бы он. Ну а так приносила, если что нужно, дочь. В этом демократичность хозяина проявлялась…
Умар между тем говорил:
— В общем, действовать будем следующим образом. Ты на машине располагаешься в месте, которое я тебе укажу. Просто стоишь и ждешь у моря погоды. Я буду находиться неподалеку, контролировать ход операции, но так, чтобы потом никто не смог меня заподозрить в соучастии. Когда Капитан выведет мальчишку…
— Капитан? Не понял, какой капитан? — перестал жевать Максимчук.
— Ну, тот курбаши, с которым ты вчера разговаривал. Он когда-то служил в армии, звание имел капитанское, вот теперь его так и называют. У нас принято называть по званиям тех, кто служил в армии и имел звездочки или хотя бы лычки… Так вот, Капитан выводит твоего мальца, сажает в свою машину, подъезжает к тебе. Ты отдаешь деньги, пять тысяч, которые обещал, мальчишка пересаживается к тебе, и ты рвешь когти. Я убеждаюсь, что у тебя все в порядке, еду домой и тут же подаю сигнал в Москву. Кстати, вместе с мальчишкой в твою машину сядет и тот парень, который будет нам помогать. Ты его довезешь… Ну, не знаю, куда-нибудь по пути, а там высадишь. Куда ему податься — его дело. Он будет скрываться из города. В общем, его судьба тебя пусть не волнует… Думаю, на границе тебя должны бы встретить — приблизительное время прибытия я сообщу обязательно. Так что все будет зависеть только от того, как ты сумеешь проскочить до границы или хотя бы до района, контролируемого оппозицией. Хотя, должен тебе сказать, лучше бы тебе все-таки иметь дело с российскими войсками, а не связываться с нашими ополченцами… В общем, тебе необходимо проскочить. А это далеко не так просто, как ты думаешь. Завалиться можешь на любом посту. Особенно если наши «друзья» действуют под прикрытием какого-нибудь начальства. Но тут я тебе помочь уже никак не смогу.
— Это понятно. Ты для меня и так очень много сделал… А откупиться от этих постов можно?
— Конечно, можно. Именно это и я имел в виду. Поэтому лучше иметь под рукой несколько мелких долларов. Сунешь пятерку-десятку — сможешь проскочить любой кордон. Хотя… Есть среди местных «гвардейцев» просто фанатично преданные Дудаеву ребята…
— Ну, насчет того, чтобы за «зеленые» проскочить посты, у нас в Москве сейчас такая же картина. Не так давно группа телевизионщиков МВД проехала ночью по Москве, нарочно нарушая правила. Их регулярно останавливали, и они от всех пытались откупиться. Из четырнадцати гаишников только двое не взяли мзду.
— И то, наверное, лишь потому, что были умнее других и распознали «подсадных уток»…
— Не исключено.
Умар набулькал себе рубинового домашнего вина. После таблетки аспирина и хорошего ужина Александр чувствовал себя превосходно. И протянул свой стаканчик:
— Ну, давай и мне плесни за успех нашего безнадежного дела!
— Почему же безнадежного? — не принял шутки Умар. — Наше дело правое, победа будет за нами. Так громче, музыка, играй победу!!!
Они оба надеялись на победу. Оба знали, что идут на праведный бой. И в то же время оба прекрасно понимали, что завтрашний день может стать роковым для кого-то из них. А то и для обоих. Они не говорили красивых слов. Просто делали свое дело, ставкой за которое была жизнь — своя, неведомого им парнишки… или тех, кто попытается им в освобождении этого парнишки помешать.
При этом Максимчуку было легче, хотя и действовать ему приходилось на земле, которая не желала его признавать за своего. Умар рисковал не только собой, но — он прекрасно отдавал себе отчет — и своей дочерью. Но шел на это, ибо видел в том свой долг.
Не это ли и есть мужество?
14.10.1994 г. СУББОТА. Грозный. Дом Умара
9.00
И пришел долгожданный день, который ждали в Москве и в Грозном, которому суждено было на какое-то время сплести в тугой узел судьбы многих людей.
Александр проснулся бодрым, свежим. Отдохнувшим. Он умылся. Громко охнув, окатил себя холодной водой. Тщательно выбрился.
И поймал себя на мысли, что ждет не дождется момента, когда снова увидит Валентину. Хотел разозлиться на себя за это: мол, не о том думать сейчас надо! Но не смог. О Валентине думать было приятно.
Появился Умар. Принес с собой тяжелый сверток, положил на стол. Рядом — еще один сверток, поменьше.
— Знаешь, Саша… — Он выглядел несколько смущенным. — Я ведь постарше тебя… В моей жизни было много встреч, хороших и плохих. Всяких. И вот сейчас, под старость лет, я вдруг осознал, насколько мы безалаберно обращаемся с высшим даром Аллаха — с друзьями. Сейчас начать рассказывать обо всех хороших ребятах, с которыми меня судьба сводила, о которых до сих пор доброе слово хочется сказать, но следы которых потерял, — суток не хватит. Мудрость приходит с возрастом. Как и способность ценить дружбу. Я, повторяю, это осознал только сейчас, под старость лет… Ты мне понравился, Саша. Даже не скажу чем… Может быть, просто тем, что ты самый обыкновенный, честный и порядочный парень, который даже если и поступает когда-то не совсем правильно, искренне из-за этого переживает… Мне никогда не нравились ни слишком плохие люди, ни слишком правильные. Человек должен быть обычным, со своими достоинствами и недостатками. Знаешь, Саша, мужчина может обмануть мужчину. Он может задурить мозги женщине. Но не дано мужчине обмануть ребенка. Ты вот приехал к нам. Мне ты не стал врать, хвастать своей московскостью, что нередко бывает с вашим братом, приехавшим из столицы. Я видел твою озабоченность положением дел у нас и видел, что тебе тоже не нравятся всякие националистические явления, как у нас, так и у вас. И вот сегодня Вы, русский…
— Украинец, — поправил Максимчук.
— Тем более. Сегодня ты, украинец, от лица России стараешься освободить еврейского мальчика. Освободить не из рук чеченцев, как я понял, а из рук бандитов. Ведь преступность, в чем мы с тобой согласны между собой, не имеет национальности. Так вот, ты хорошее впечатление произвел на меня. Тебя тут разыскала женщина. Я не знаю, да и не особенно хочу знать, что у тебя с ней. Допустим, это и впрямь просто дорожная знакомая. Но ей понадобилась помощь — и она бросилась разыскивать именно тебя. Значит, она верит тебе, рассчитывает на тебя. Ну ладно, бабы все одним местом сначала думают…
— Мужчины тоже, — справедливости ради внес Александр реплику.
— Ну, и мужчины тоже, — не стал спорить Умар. — Но дети… Знаешь, что мне вчера моя дочка сказала? Зачем, говорит, нам отделяться от России, если там живут такие хорошие люди, как дядя Саша.
Александр почувствовал, что у него защипало в глазах. Он попросту не знал, что сказать. Слушать все это было очень приятно. Но… Но не умел Александр слушать комплименты. Наверное, потому что не был женщиной.
— Спасибо, конечно, Умар…
— Подожди, я не закончил. Мы не знаем, как наша дальнейшая судьба сложится. Но мы мужчины, и мы на Кавказе. Очень может быть, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Поэтому я прошу тебя принять от меня подарок. Мужской, кавказский подарок.
С этими словами Умар развернул принесенный с собой сверток. В нем оказался «маузер». Настоящий «маузер» в деревянной кобуре-прикладе на ремнях.
— Бери, Саша, он твой!
Александр ошеломленно смотрел на подарок. До сих пор ему в дни рождения подносили только книги, флаконы одеколона, бутылки коньяку да настенные часы. А тут вдруг…
Обладать личным, собственным оружием мечтает каждый мужчина. Даже штатный «Макаров» оперативника не в силах притушить извечное мужское стремление иметь свой личный, никому больше не принадлежащий «ствол»…
И все же… Все же Максимчук служил в правоохранительных органах.
— Умар, дорогой ты мой, ты не представляешь, как я тронут…
— Вот только тронутым быть не надо, — засмеялся хозяин. — Знаешь, Саша, что мне было любопытнее всего в данной ситуации?
