— Володя, — громко кричит Воронин Стулову, что-то ищущему в кабине хозяйственной машины, — мешок с продуктами захвати. И зови обоих вьетнамцев к столу, а то они с утра даже не присели.
Все последующее случилось уж как-то по-будничному, почти по-простецки. Лейтенант повернулся на голос капитана, понимающе взмахнул рукой и, не захлопнув дверь кабины, торопливо обогнул грузовик. Затем вытянул из кузова продолговатый мешок и даже успел сделать несколько шагов по направлению к нам. И в ту же секунду над нашими головами что-то тонко просвистело, и за хозяйственным грузовиком с жутким грохотом внезапно вырос столб земли. Стулова словно пушинку снесло куда-то в сторону, и над нашими головами испуганно заскрипели ветки, осыпаемые падающими с неба комьями грязи. Мы дружно прижались к земле и какое-то время неподвижно лежали, инстинктивно прикрывая друг друга руками. Но секундное, оторопелое замешательства прошло, и мы, поняв, что продолжения обстрела не последует, со всех ног бросились к недобро дымящейся машине. Прежде всего, разумеется, мы подняли с земли лежащего без сознания лейтенанта. И нам по первости показалось, что он довольно легко отделался. По большому счету, его спас именно тот мешок с батонами, который он нес к столу. Большой обломок кузова, оторванный взрывом ракеты, перед тем как ударить лейтенанта по бедру, задел мешок. Опасаясь, что нога его все же сломана, мы с Преснухиным как могли осторожно ощупали ее и убедились в том, что кости у Стулова целы. Только красное, постепенно багровеющее пятно расплывалось по обнаженному бедру старшего лейтенанта.
— Как он? — с разбегу бухнулся рядом с нами капитан.
— Полагаю, что его просто ударной волной отбросило, — уверенно заявил Федор, — да вот ногу слегка ушибло доской.
Стулов тут же приоткрыл глаза, с усилием раздвинул губы, явно пытаясь что-то сказать, но изо рта его вместо связной речи раздавались лишь булькающие звуки.
— Щербаков, — воскликнул разом утративший вальяжность Воронин, — оттащи старшего лейтенанта сюда, за камни. И не кучковаться мне тут! Передвигаться пригнувшись!
— А вьетнамцы наши где? — опасливо поднял голову из-за кустов Басюра. — Они-то куда делись? Кто-нибудь их видел?
Боязливо озираясь по сторонам, мы с водителем медленно, все еще опасаясь повторной атаки, двинулись к дымящимся обломкам машины. Собственно, сам-то грузовик (как транспортный механизм) пострадал не очень сильно, поскольку весь удар взрывной волны пришелся по тыльной части кузова. И чем ближе мы подходили к машине, тем более ясной становилась картина происшествия. Видимо, какой-то случайный самолет, пролет которого так и остался для нас незамеченным, сбросил на удачу ракету, угодившую прямо в наш лагерь. Она пронеслась прямо над нашими головами и, едва не угодив в хозяйственную машину, ударилась о землю, снеся заднюю часть кузова. Заодно она изрешетила все вокруг металлическими и деревянными осколками. Собственно, кузов-то и принял основной удар взрывной волны на себя, прикрыв нас. К сожалению, оба наших сопровождающих находились в тот момент именно с той стороны машины, которая пострадала сильнее всего. Я прошел еще несколько метров вперед и осторожно заглянул за ее покосившийся остов. Безжизненные тела обоих вьетнамцев лежали прямо у пробитых колес заднего моста. Их изорванные гимнастерки были густо залиты уже потемневшей кровью, и мне стало ясно, что помочь им совершенно не возможно. Я оглянулся назад. Капитан, Преснухин и Щербаков хлопотали около старшего лейтенанта, а Камо с котелком воды бежал к ним от ручья. Около меня растерянно топтался только один Басюра.
— Вано, — попросил я его, по неизвестной причине не имея сил отвести взгляд от убитых, — принеси сюда лопату. Закопать их надо бы поскорее.
— Да, да, — ответил тот, медленно отступая назад, — сейчас.
Пока он ходил за похоронным инструментом, я превозмог себя и вытащил обоих из-под засыпавших их обломков и земляных комьев. Перевернул на спину. Лица у обоих были так разбиты и изуродованы, что я не выдержал и уложил их ничком. Следовало бы в первую очередь вынуть их документы, но сделать это было уже свыше моих сил. Единственное, на что я решился, так это извлечь из полуразодранной кобуры Нгуен Виня его пистолет. (Согласитесь, что с оружием солдат чувствует себя полноценным человеком, а не органическим придатком к бездушной аппаратуре.) Припрятав заветное оружие под лежащим неподалеку плоским камнем, мы вместе с вернувшимся водителем отнесли убитых в воронку. Затем осторожно, словно боясь разбудить, уложили их рядом, накрыли уцелевшим куском брезента и торопливо засыпали землей. Может быть, даже излишне торопливо. Но поймите, смерть, она всегда неприятна и неприглядна, особенно тогда, когда она только что чуть не коснулась тебя самого. Установив, за незнанием местных обычаев, бамбуковый крест на скромном холмике, образовавшемся в центре бывшей воронки, возвращаемся к остальным. Стулову уже стало несколько лучше. Во всяком случае, он вполне в состоянии сидеть, хотя и привалившись спиной к стволу дерева. Выражение на его лице сохраняется болезненное, но на вопросы он отвечает вполне осмысленно. Вот если бы только его травма поправлялась бы столь же стремительно. Но едва я взглянул на его посиневшую ногу, то сразу понял, что он еще долго не сможет передвигаться самостоятельно. Рядом с лейтенантом на корточках сидит Камо и тихонько поливает холодной водой из котелка его громадный синяк. Надо было делать что-то более радикальное, и я начал искать взглядом капитана. Воронин и Щербаков о чем-то тихо совещались, стоя в некотором отдалении, и я подошел к ним.
— Наши сопровождающие, — резко повернулся ко мне капитан, едва я приблизился, — что там с ними случилось?
— Мы их с Иваном прямо в воронке похоронили, — предупредил я его дальнейшие расспросы.
— Так, — покрутил он головой, словно пытаясь освободиться от какой-то навязчивой мысли, — во дела… А вы место захоронения как-либо отметили?
— Сделали крест из палок, — пожал я плечами, — и в брезент их завернули.
— Документы-то хоть вынули?
— Там мало что уцелело, — принялся оправдываться я. — Их так сильно изрешетило…
— Ладно, — нервно отмахивается он от меня, — ничего вам поручить нельзя!
— А вы разве мне что-то поручали? — с вызовом повышаю я голос.
«Тоже мне командир! Пустил все на самотек и еще чем-то недоволен». (Но эту фразу я, разумеется, произношу уже про себя.)
— Но кто же теперь поведет машину? — озадаченно спросил Воронин, озираясь по сторонам.
— Ее еще чинить надо, — отозвался неслышно подошедший сзади Басюра. — Вон, вся кабина осколками исклевана и два задних ската сели. А «кунг», товарищ капитан, тот и вовсе переделывать придется.
— Да умолкни ты, — капитан со страдальческим выражением на лице охватил ладонями голову, — со своими неуместными стенаниями.
Выговорившись, капитан нервно заходил по полянке. Пять шагов в одну сторону, крутой поворот, и пять в другую.
— Так, Иван, — наконец останавливается он, — заводи скорее «радийку» и сдай ее назад. Все остальные, кроме Преснухина, марш разбирать обломки. Ищите то, что еще хоть как-то пригодно, и перегружайте имущество во вторую машину.
Мы разбрелись по поляне кто куда, но вскоре выяснилось, что пословица, гласящая о том, что беда не приходит одна, имеет под собой просто гранитный фундамент. Несмотря на все старания нашего водителя, второй наш автомобиль так и не завелся. После более внимательного осмотра выяснилось, что через незакрытую дверь кабины в нее залетел крупный осколок, который походя порвал провод, идущий от замка зажигания. Возможно, он наделал и еще каких-то дел, но на более тщательный осмотр машины Воронин времени не дал.
— Надо скорее выбираться к какому-нибудь жилью, — громко объявляет он. — Если промедлим еще хоть час, вынуждены будем кормить комаров здесь. Давайте соберем все, что можем унести с собой, и по-быстрому выдвинемся на основную дорогу. Глядишь, и поймаем какую-нибудь попутку. А ты, Иван, — повернулся он к водителю, — отправляйся на проселок прямо сейчас. Толку здесь от тебя все равно мало.
В планы капитана мы, естественно, не посвящены, и куда он намерен нас в конце концов доставить, тоже не знаем. Но приказ есть приказ, и сборы начинаются незамедлительно. Что нам понадобится в первую очередь, совершенно неясно, и поэтому из хаотичного месива разбросанных по поляне предметов выбираем в основном личные вещи и одежду. И то и другое в удручающем состоянии, но капризничать не приходится. Все, что можем, торопливо надеваем на себя, остальное без разбора набиваем в вещмешки. Неясно также, как поступить с зениткой (все-таки довольно опасно оставлять оружие совсем без присмотра), и на всякий случай мы маскируем ее в колючих кустах акации.
Тем временем дождь усиливается до проливного. Все, что представляет хоть какую-то ценность, но не может быть унесено, торопливо загружаем в почти не пострадавший кузов «радийной машины» и запираем на висячий замок. Надежда на него довольно призрачная (стукни прикладом, и нет его), но мы надеемся, что до следующего утра все наше имущество сохранится. Сборы и поиски не оставляют много свободного времени и только чьи-то призывные крики, несущиеся со стороны леса, заставляют нас поднять головы. Зрелище нам предстает и в самом деле незаурядное. Медленно переваливаясь с боку на бок, от дороги двигается некое неуклюжее деревянное сооружение, медленно влекомое двумя мощными иссиня-черными волами. Кто их к нам ведет, рассмотреть из-за высокой травы невозможно. Только традиционная коническая шляпа вьетнамского крестьянина, то выныривала, то вновь исчезала среди колышущихся под ливнем стеблей. Но на самом верху повозки прекрасно просматривался Басюра, энергично что-то вопящий и размахивающий какой-то тряпкой.
