Скорцени хватило ума не переспрашивать. Немного помолчав, он покаянно развел руками.
— Теперь это курсант особой военно-морской диверсионной школы рядовой Райс, — объявила Фройнштаг.
— Наконец-то все стало на свои места.
— Получается, что вы никогда не видели его в лицо?
— Если не считать нескольких снимков.
— По которым, конечно же, узнали его.
— Не такая уж он важная персона — да и лицо как лицо, — чтобы я помнил его лучше, чем Уинстона Черчилля.
— А то, что с ним произошло там, в части?.. По вашей милости?
— Нам лучше остановиться, Фройнштаг… Уж не думаете ли вы, что я занимаюсь такими мелкими сошками? Да и к ревнивцам не принадлежу.
— Конкретно им занимались другие, это понятно.
— И считаете, что переусердствовали? Я, конечно, выясню, но, помнится, он сам дал основательный повод.
— Не хотите встретиться с ним? У вас еще есть ночь — для покаяния и прощения.
— Это ваша ночь, — едва заметным жестом тронул он волосы графини Ломбези. — Мы с графиней дарим ее вам.
Очевидно, это пришел по свою погибель какой-то отряд самообороны или местные истребители… Пробираясь по оврагу к машине, Курбатов видел, что высадившиеся из нее мужики были одеты в какое-то полувоенное отрепье и пребывали в том возрасте, в котором уже и в ополчение принимают неохотно. И только однорукий, что командовал ими, был еще достаточно молод. Судя по всему, списанный подчистую сержант.
— Вон тамычки, у тех бугорков, залечь! — сипловатым голосом командовал он своим воинством. — Я их сам проверю. Может, и не диверсанты они вовсе.
— Как узнаешь-то? — поинтересовался один из истребителей. — Думаешь, они без документа? Так они тебе и скажут! А документ — он завсегда при них…
Переговариваясь, мужички прошли в трех шагах от засевших легионеров — гурьбой, словно поспешали в питейную лавку за несколько минут до ее закрытия.
— Гранат у них наверняка нет, — прошептал Радчук.
— Дробовиками воюют, — презрительно поддержал Курбатов. — Надо бы убрать водителя, чтобы ни один не сумел вернуться. — И, тронув поручика за плечо, указал рукой на вышедшего из кабины шофера.
Вначале ему показалось, что тот намерен был догонять истребителей, но водитель замялся, положил винтовку назад, на сиденье машины, а сам уселся на холмик рядом с приоткрытой дверцей.
Князь давно наслышан был об особом пластунском таланте Радчука, но лишь теперь ему представилась возможность лично убедиться в нем. Буквально на глазах у водителя штабс-капитан преодолел открытую часть перелеска, по-кошачьи подкрался к борту и предстал перед мужичком в замасленной кожаной тужурке в то мгновение, когда тот уже не мог не то что дотянуться до винтовки, но даже сообразить, откуда появился перед ним этот «красноармеец».
— Ти-ххо! — негромко, но властно скомандовал ему Радчук. — Ложись! Лицом вниз.
Еще через мгновение с этим воякой было покончено, подоспевший Курбатов сел за руль, и они не спеша двинулись догонять жиденькую цепь истребителей.
Преодолев перелесок, диверсанты выехали на равнину и лишь тогда услышали первый винтовочный выстрел.
— Власевич, — без труда определил Курбатов, видя, как храбро поднявшийся на холм однорукий командир истребителей упал навзничь и покатился по склону. — Первая ставка смертельной рулетки поручика.
— Осенняя охота на рябчиков — в разгаре, — язвительно поддержал его Радчук. — Подгоняйте машину поближе — и бьем дуплетом.
Уже со временем Курбатов и сам понял, что то, как они повели себя в этой стычке, похоже на безумие. Но тогда он, похоже, поддался гипнозу слов Радчука. Считая, что за рулем машины свой, истребители восприняли ее появление, как пехотинцы — появление на поле боя танка. Двое бросились к ней, чтобы укрыться за кузовом, еще один, не разобравшись, что к чему, вскочил на подножку рядом с Курбатовым, приказывая повернуть назад. Но князь расчетливо выстрелил в него из пистолета, а Радчук тотчас же ногой открыл дверцу и уложил еще одного из приблизившихся истребителей.
Дальше они прорывались к переправе буквально через частокол стволов. Правой рукой Курбатов пытался удержать в колее машину, левой отстреливался из пистолета, а когда машина окончательно увязла в глинистой рытвине, выбросился на обочину и, перекатившись поближе к подбитому танку, метнул в приближавшихся истребителей гранату. Сообразив, что произошло, Тирбах и Кульчицкий ринулись ему на помощь. И только Власевич остался в своем укрытии, поражая каждого, кто пытался приблизиться к командиру.
Всего двоим оставшимся в живых мужичкам-ополченцам каким-то чудом удалось бежать с этого странного поля боя потому, что никому из диверсантов не захотелось преследовать их. Да еще потому, что Курбатов и Кульчицкий задержались у раненного в грудь Радчука, пока еще в полном сознании лежавшего рядом, на сиденье грузовика.
— В этой смертельной рулетке почему-то не повезло именно вам, штабс-капитан, — мрачно констатировал Власевич, когда Тирбах наспех осмотрел и забинтовал рану.
— Рулетка есть рулетка, — едва слышно выдохнул Радчук. — Я на пулю не в обиде. На вас — тоже. Оставите здесь — попытаюсь прикрыть. На два пистолетных выстрела меня хватит. Пристрелите — на небесах прощу.
— На плот его, — скомандовал Курбатов. — Кульчицкий и Власевич, прикроете. Я вернусь за вами. Вы же пока попытайтесь сработать новый плот.
— Я — нет! — вдруг взъярился Кульчицкий. — Я не останусь прикрывать.
— Что?! Капитан Кульчицкий!
— Я не могу оставаться здесь, — неожиданно запаниковал капитан. — Не оставляйте меня! Я хочу достичь Польши. Дайте мне умереть на польской земле.
— Выполняйте приказ! Иначе вы ляжете в эту землю. Причем сейчас же.
— Зачем, подполковник? — отвел фон Тирбах пистолет Курбатова. И ударил Кульчицкого в подбородок с такой силой, что тот оторвался от земли и упал на мелководье рядом с плотом. — Отплывайте, останусь я. Земля ему, видите ли, не нравится, польская шваль, — процедил он, наблюдая, как полунокаутированный поляк выбарахтывается из илистого прибрежья и пытается взобраться на плот.
— Вы не смеете оскорблять меня! — огрызался при этом поляк. — Я этого не заслужил! Я сражался, как все!
— Я помешал пристрелить вас, — ответил фон Тирбах. — Но если вы вздумаете стреляться — мешать не стану. А вам стоило бы сделать выводы, достойные чести офицера.
Прежде чем начать совещание, Гитлер ознакомился с «Волчьим логовом — II». Он давно не был здесь. Но стены подземелий еще помнили те времена, когда он приезжал сюда, чтобы провести штабные учения перед высадкой германских войск в Англии. Какими воинственными были эти учения, как воинственно выглядели штабные карты офицеров…
Эта двухэтажная подземная крепость была тайно возведена в заброшенной каменоломне неподалеку от деревеньки Марживаль, что в 60 милях к северу от Парижа. Очень удобное место для командного пункта, из которого можно руководить операциями по захвату владычицы морей.
Впервые осмотрев довольно уютные, освещенные голубоватыми неоновыми лампами кабинеты, Гитлер дал слово, что высадится в Англии вслед за своими войсками, дабы ни у одного германского солдата не возникало сомнения в том, что вермахт пришел на берега Англии не для того, чтобы когда-либо оставить их, что это уже навсегда.
Мог ли фюрер предположить тогда, что свое фронтовое совещание впервые проведет здесь только через четыре года? Но уже в связи с высадкой… англичан.
Бетонные бункера. Серые неприметные бараки. Чайный домик у подножия холма, посреди сосновой рощицы… По вершине возвышенности, между рядами колючей проволоки — плотный заслон из эсэсовцев. По личному приказу Гитлера два батальона СС оцепили всю ставку и взяли в плотное кольцо бункер, в котором шло совещание. Пулеметы были расставлены так, чтобы простреливался каждый сантиметр подступающей к ставке территории.
— У меня создалось впечатление, что фюрер не совсем ясно представляет себе положение на Западном фронте, — попытался сохранить присущую ему великосветскую ироничность фельдмаршал Роммель. — Он, очевидно, решил, что англичане уже на подступах к «Волчьему логову» и что нам придется держать круговую оборону.
— Эту оборону — уж не знаю, круговую ли, — придется держать нам с вами, — мрачно возразил Рундштедт. Оба фельдмаршала только что прибыли из Парижа и еще сегодня утром успели побывать в некоторых частях. Дух, который царил в них, был таков, что фюрер не очень-то ошибался, готовясь к круговой обороне. Еще неизвестно, как станут разворачиваться события за то время, пока они совещаются.
— Судя по настроению фюрера, так оно и будет, — спокойно согласился Роммель, входя вслед за командующим фронтом в серый барак, посреди которого стоял огромный стол, очень смахивающий в мрачном восприятии «героя Африки» на ритуальный жертвенник.
