— Но это невозможно. С каждым часом количество войск англо-американцев все увеличивается и увеличивается. Их поддерживают артиллерия судов и тучи бомбардировщиков. В то время как наши войска почти лишены всякой поддержки с воздуха.
— Вот это уже существенно, — почему-то мгновенно успокоился Гитлер и обвел взглядом своих «бездарей» в генеральских мундирах, очевидно, надеясь увидеть здесь Геринга. Но рейхсмаршала авиации не было. Что выглядело явной оплошностью Кейтеля, который обязан был позаботиться…
— Хорошо. Вы получите такую поддержку люфтваффе, что англо-американцы и думать перестанут о дальнейшем продвижении вперед. Вся масса реактивных истребителей, которая имеется вне Восточного фронта, немедленно будет брошена сюда, на Нормандию. Кроме того, сегодня же я прикажу возобновить обстрел английских плацдармов и самого побережья Южной Англии ракетами «Фау». Именно «Фау» будут иметь решающее значение для исхода не только этого сражения, но и всей войны… Именно с помощью «Фау» мы сумеем не просто нанести поражение Англии, но и поставить ее в буквальном смысле на колени[34].
Роммель едва сдержался, чтобы не рассмеяться прямо в лицо фюреру. Как только следовало переходить к конкретным решениям и приказам, так Гитлер начинал танцевать вокруг своих несокрушимых «Фау», словно юродивый вокруг метлы. Лишь сейчас фельдмаршал по-настоящему понял, насколько далеко зашла его ненависть к этому «любимцу германского народа», насколько он презирает его. «Этот человек не должен больше вершить судьбы рейха. Он не имеет права олицетворять великую Германию. Нам должно быть стыдно перед Европой, что мы терпели столько у власти этого ефрейтора…»
Еще несколько минут Гитлер вдохновенно расписывал, как эскадрильи реактивных истребителей Германии уже в течение ближайших двух дней очистят небо над войсками Роммеля и как, подвергнув жесточайшей ракетной бомбардировке Лондон, он, фюрер, потребует от англичан отвода их войск за Ла-Манш.
— Что вы скажете на это, фельдмаршал?
Обратившись после столь бурного монолога к Роммелю, фюрер явно ошибся.
— Если позволите, господин канцлер, я выскажу более решительное суждение, — тотчас же взял инициативу в свои руки «лис Африки». — Во-первых, не думаю, что нам удастся поставить Англию на колени, поскольку за ней стоят такие мощные державы, как Америка, Канада и даже Бразилия, чья авиация уже включилась в войну против нашего флота. Я считаю, что Германия находится сейчас в таком плотном кольце врагов и пребывает в таком состоянии, когда нам не следует мечтать о том, как поставить весь мир на колени, а как, достойно завершив эту войну, самим подняться с колен. Причем сделать это необходимо как можно скорее, подписав мирный договор с англичанами и их союзниками…
Говоря все это, Роммель краем глаза поглядывал то на Гитлера, то на Кейтеля. Оба они воспринимали его речь подобно бреду сумасшедшего. Все остальные тоже выслушивали «африканца» кто с жалостью, кто с полным сочувствием, поражаясь при этом его самоубийственной храбрости.
«Вот кто возглавляет заговор против тебя, — неожиданно открыл для себя Гитлер. — Авторитет в армии, высокий чин, войска в подчинении, а главное — контакт с союзниками…»
— Ваши пораженческие настроения, фельдмаршал Роммель, нам хорошо известны, — хрипло молвил Гитлер, прервав на полуслове не только своего бывшего любимца, но и самого себя. — Это хорошо, что вы упорно заботитесь о дальнейшем ходе войны и политических демаршах. Но я требую — вы слышите, фельдмаршал Роммель, требую, — чтобы до тех пор, пока все еще являетесь командующим группой армий «Б» и отвечаете за оборону побережья, вы сосредоточивали умственные усилия на своем фронте, на котором произошло вторжение и на котором, по вашей личной вине, части вермахта терпят поражение за поражением. Вы поняли меня, Роммель?
Всем показалось, что фельдмаршал просто не расслышал обращения фюрера, и облегченно вздохнули, когда «лис Африки» довольно спокойно, обыденно ответил:
— Я свой солдатский долг перед рейхом выполню. Чего бы это мне ни стоило. Важно, чтобы его выполняли все остальные.
Возражать против такой формулы никто не стал. Даже фюрер, который подумал, что Роммель прежде всего имел в виду его. Если это совещание можно было завершить без истерики и стрельбы по собственным вискам, то Роммель предложил лучшее его завершение.
* * *
Как только совещание было закрыто, фюрера и всех остальных участников его пригласили на обед.
Роммель был несколько озадачен тем, что фюрер не стал брать пищу, поданную в персональном чугунке, а подсел к столу, за которым сидели он, начальник штаба генерал-лейтенант Шпейдель и фон Рундштедт. Мало того, приказал адъютанту положить ему каши из того же чугунка, из которого ели они. Но лишь тогда, когда оба фельдмаршала уже отведали ее. При этом за спиной у Гитлера стояло два дюжих парня из ваффен-СС.
— Мой фюрер, — с миролюбивой иронией обратился к нему Роммель, — было бы неплохо, если бы вы нашли время побывать в моем штабе и поговорить с фронтовыми командирами. Уж они-то обладают самым отчетливым представлением обо всем, что происходит сейчас на линии огня. Думаю, это позволяло бы и вам, и штабу Верховного главнокомандования более реалистично взглянуть на все происходящее.
— К тому же это взбодрило бы наших фронтовиков, — поддержал его Ханс Шпейдель. — Сам факт вашего прибытия…
— Я прибуду в ваш штаб, Роммель, послезавтра, — исподлобья взглянул фюрер на «лиса Африки». — А пока что сразу же после обеда, все вы должны отправиться в свои штабы. И сделать надлежащие выводы.
Обещая Роммелю прибыть в его ставку, Гитлер твердо знал, что не решится на это. И не только потому, что ему не с чем было представать перед фронтовыми генералами, а еще и потому, что окончательно утвердился во мнении: одним из главных заговорщиков действительно является фельдмаршал Роммель. Сюда, в «Вольфшанце — II», стоило прибыть уже хотя бы ради этого разоблачения. Но парадокс заключался в том, что именно это подозрение Гитлера спасло фельдмаршала от изгнания с Западного фронта. Фюрер решил не выдавать себя, не торопиться, не пороть горячки. Роммель не один. Кто там за ним?
Он решил выждать.
Как только оба фельдмаршала оставили «Волчье логово — И», Гитлер приказал подать его личный самолет к отлету в Берхтесга-ден. Не в Берлин, где его сейчас с нетерпением ждут, не в «Воль-фшанце», а назад, в свою «Альпийскую крепость».
Негулкое веселье в школе смертников все еще продолжалось, но для Фройнштаг оно уже потеряло всякий смысл.
«Странная встреча, — думала она о судьбе, сведшей ее с Гар-дером вначале в Берлине, когда он предстал в роли случайного любовника, затем здесь. — Ради чего? — спрашивала она себя. — Какой смысл вложен был в это знакомство Всевышним?»
— Вы можете мне устроить еще одну встречу с этим Райсом, обер-лейтенант?
Прежде чем ответить, Коргайль с опаской взглянул на Скорпени. Он понимал, что и первое свидание вызвало — не могло не вызвать — недовольство обер-диверсанта рейха. А как поведет себя, узнав о втором, теперь уже ночном?
— Вы не возражаете против того, чтобы я вновь встретилась с Райсом, господин штурмбаннфюрер? — развеяла его страхи Лилия.
— Если считаете, что этого парня следует казнить еще до того, как его катер-снаряд протаранит борт врага…
— У меня иное восприятие этой встречи. Вам тоже не мешало бы поговорить с ним.
— Все, что я хочу сказать ему, будет содержаться в приказе, который отдам уже там, в море, — решительно прервал этот парад упреков Скорцени. — Я мог бы запретить встречу, но не из ревности, а из принципиальных соображений. В ночь перед выходом на задание камикадзе должен пробыть наедине с собой, в сугубо мужском окружении. В рыцарской школе и гибель должна быть достойной рыцаря…
— Вот видите, — спокойно извлекла выгодный для себя ответ Лилия, обращаясь к обер-лейтенанту. — Штурмбаннфюрер Скорцени явно заинтересован в нашей встрече.
— Что-то незаметно, — проворчал Коргайль, однако повиновался.
Бухта, в которой находилась стоянка военных катеров, была окаймлена грядой небольших скал, местами напоминающих нагромождение каменных блоков, заготовленных для возведения пирамиды. Вот только рука камнетеса их еще не касалась. Обер-лейтенант подвел Райса к одной из таких скал, у подножия которой его ждала Фройнштаг.
— Я понимаю, что вам нужно отдохнуть перед заданием, но поверьте: задержу вас ненадолго, — извиняющимся, виноватым голосом заверила смертника Фройнштаг.
— Мне непонятно ваше поведение, унтерштурмфюрер, — сухо ответил Райс. — Было бы намного проще, если бы вы все же сформулировали причину наших… — запнулся он на полуслове, но тем не менее назвал их встречу, как хотел назвать: — свиданий.
