– Какие же вы, парни, невежды! Не буду тут перед вами растекаться… хотя, возможно, попробую однажды рассказать про героические военные будни солдат штрафного батальона. Но что-то говорит мне, что этот материал не пропустят…
– Послушайте, дамочка, – картинно наморщил лоб Ситников. – Мне вот что интересно. Если существуют героические военные будни, то должны ли существовать героические военные выходные? Вы чем намерены заняться завтра вечером? Если снова, конечно, не угодите к немцам.
Солдаты расхохотались, Анна вспыхнула и чуть не звезданула Ситникову кулачком в лоб. Ей и в страшном бреду не могло привидеться, что она так позорно попадет в плен к немцам! Дивизия стояла в районе Вилмерсдорф, Анна прибыла туда только накануне. Разговаривала с солдатами, с мирными немцами – поскольку способна на бытовом уровне, благодаря факультету журналистики, общаться на немецком. Замполит 436-го стрелкового полка косился на нее как-то странно, но в целом не препятствовал. Люди ей такого рассказали… К сожалению, не для печати. С подвигами у солдат все в порядке. Многие из этих подвигов… тоже не для печати. Мирные жители… ну, ничего, потерпят. Вечером она напросилась в «ночное» с саперами того самого 436-го полка. Солдаты работали в комплексе зданий на западной оконечности Больцманштрассе. Имелось подозрение, что часть строений немцы, отступая, заминировали. Действительно, обезвредили пару мин. Она куда-то лезла, снимала «лейкой», беседовала с охочим до болтовни командиром саперов. Что потом произошло – она до сих пор не понимает. Разомкнулись замаскированные ворота, ведущие в нижнюю часть обследуемого здания, вырвались несколько броневиков. Крики, стрельба. Взорвалась граната – ее оглушило, швырнуло на землю. На ее глазах погиб словоохотливый молодой лейтенант, командующий саперами. Немцы бегали по двору, добивали раненых, ее тоже хотели добить, но какой-то офицер сказал, что эта «красотка» им может пригодиться, приказал грузить ее в броневик и срочно отправляться в дорогу – поскольку, по данным разведки, на Форценштрассе русских пока или уже нет… Откуда она может знать, зачем немцам эта русская «красотка»! Не доложили как-то, а пока ехали, особо не разговаривали, да и ей не до того было, чтобы прислушиваться к разговорам. Пистолет из кобуры изъяли, документы реквизировали, еще и ржали, пока читали…
– Позор какой! – Анна схватилась за голову. – Ну ничего, я им покажу… Оружие есть, парни? – Она подпрыгнула, выудила из-под лавки потерянный кем-то из немцев парабеллум, стала усердно запихивать в кобуру, предназначенную для другого вида оружия. – Подвинься, ты… – неприязненно покосилась на съежившегося Макса. – Немец, что ли?
– Вроде того, – отозвался Максим. – Он свой, хороший. Слушай, ты бы не баловалась с оружием…
– Да кто ты такой? – вскричала девушка, покрываясь алыми пятнами. – Я, между прочим, офицер! А ты кто такой, мать твою?
Солдаты хохотали от души (надо же, обзавелись развлечением), и пока БТР прыгал по ухабам, стараясь не отставать от преследуемого, популярно объясняли, кто такие военнослужащие штрафного батальона, чем они знамениты и почему в гробу видали женщин-офицеров, какие бы шила из задниц у тех ни торчали.
– Ну хорошо, согласна! – замахала руками Анна. – Я ни хрена не знаю, кто такие штрафники – пробел в образовании, знаете ли… Слышала, что в штрафроты посылают людей, совершивших страшные воинские преступления – то есть жалких преступников, совершивших тяжкий грех перед Родиной. Глядя на вас, кстати, укрепляюсь во мнении, что официальная молва не лжет. Да ладно, шучу, – засмеялась она. – Спасли вы меня, парни, поклон вам до земли… Эй, водила! – замолотила она ножкой. – Гони быстрее, чего ты тащишься как бульдозер? Эти твари от нас не уйдут, они мне еще ответят за того лейтенанта!
Солдаты одобрительно гудели, а Максим таращился на молодую женщину с недоумением. Встречались ему барышни на войне, с парочкой даже посчастливилось уединиться, все они честно тянули лямку – кто радисткой, кто санитаркой. Но с подобной напористостью он сталкивался впервые. У женщины, еще недавно умирающей от страха, возбужденно блестели глаза, она подрагивала, как гоночная машина на старте.
Тяжелые тучи загромоздили небо. Временами прорывался дождь – и затихал. Окраины Берлина представали в мрачной красе. БТР катил по наклонной улице между трехэтажными приземистыми зданиями. Над городом стелился густой дым – он долго еще не уйдет. Зарева пожарищ, извилистая река Хафель, громада Олимпийского стадиона где-то справа, разрушенные заводы… В какой-то миг дистанция между броневиками сократилась, и Шульжин принялся поливать убегающих из пулемета. Ему ответили той же монетой – Кувшинников ругнулся, выводя машину из-под обстрела, и со священным трепетом уставился на выгнутую пулями металлическую раму между передними стеклами.
– Врешь, сволочь, – процедил он. – Не уйдешь!
БТРы прогрохотали по мосту через Хафель – одну из немногих переправ, сохранившихся в городе. Начались малоэтажные предместья. Похоже, немцы знали, как можно проехать по городу, не нарвавшись на русских. Но тут неожиданно для всех заговорили пушки – со стороны сумрачных башен, проплывающих справа. Взрыв прогремел между броневиками, и Кувшинникову вновь пришлось тренировать бицепсы, упражняясь с рулем. Еще два взрыва – поодаль. Четвертый – посреди дороги, в том месте, где они были мгновением назад…
– Артиллерия наша бьет! – кричал Лещинский зажимая уши. – Они совсем с ума сошли?!
– Так мы же на немецком броневике! – каркнул Борька. – Без красного флага, без Интернационала во всю глотку…
– Бред… – хохотал Шульжин, перезаряжая пулемет, – стреляют и по тем, и по нам, а мы хреначим друг по дружке!
– Ну, я и попала… – ошарашенно бормотала Анна. – Ну, ей-богу, настоящие военные приключения… Расскажешь людям – не поверят!
Какие-то личности выскакивали на дорогу, стреляли, забрасывали колею гранатами.
– Да что же они творят, уроды… – рычал Кувшинников, вертя баранку. – Немцев бы с таким азартом обстреливали!
– Ерунда, – шептал Ситников, зажимая голову. – Прорвемся…
Вскрикнул Воркун – осколок долбанул по каске, свалился на колени, начал судорожно ее ощупывать. Отыскал вмятину, сорвал каску, стал ощупывать голову.
Выстрелы и взрывы остались позади, машины неслись по широкой дороге, застроенной одноэтажными домами. Здесь было много деревьев, и дома почти все уцелели. Немцы выжимали из своего броневика последние капли, чтобы уйти в отрыв. И им это удалось! Расстояние между машинами внезапно резко возросло, чертыхался Кувшинников – он выжал все, что мог, ресурсов не оставалось.
– Кувшинников, жми! – вопил впадающий в азарт Кибальчик. – Да что же ты, Кувшинников…
– А как я выжму? – ругался Кувшинников. – Через пол эту хрень продавлю, что ли?! А крепких слов она не понимает…
– Потеряем фашистов… – напористо шептала Анна. – Потеряем их сейчас… Эх, не везет… Уже теряем, теряем мы их, ребята…
Заканчивались обитаемые когда-то районы. Обширная парковая зона – темнели деревья, громоздились кустарники. Пропадала во мраке дорога, по которой драпал немецкий броневик… И вдруг нездорово возбудился Макс, схватил Коренича за рукав, забормотал, путая немецкие и русские слова – нужно остановиться, не надо дальше ехать! Мотивация немца выглядела логично – он знает этот парк, здесь всего одна дорога, излюбленное место отдыха жителей западных районов, она петляет по лесному массиву и в итоге все равно выведет на северную сторону. Здесь просто нет другого проезда! Не все об этом знают, но он – пропахавший носом за годы работы практически весь Берлин… Следует поехать вправо – машина не сможет, но броневику вполне по колесам… Выбраться на дорогу, спрятаться за холмом и спокойно ждать, пока появятся немцы… Да, есть риск, что они не выедут из парка. Но риск оправданный – зачем им парк, здесь нет никаких объектов! Ну, почему эти русские так медленно соображают? Время идет, нужно торопиться, он никого не обманывает. И фары, непременно фары погасить!
Этот жалкий, испуганный человечек снова выручил солдат. Зачем – Максим не знал и задумываться не хотел. Пусть Анна Морозова пишет в своих фронтовых очерках о психологии простых немцев, уставших от гнета бесчеловечного нацистского режима. Броневик с погашенными фарами обосновался в кустах за холмом, штрафники лежали в траве, рассыпавшись цепью, ждали.
– Учти, Макс, – то ли в шутку, то ли всерьез предостерег Ситников, – ты, конечно, немец правильный, но если то, что ты сказал, не сбудется, уж я твою немецкую шею намылю и задницу надеру…
– А я добавлю, – проворчала Анна, прижимаясь плечом к Максиму.
Коренич ощутил, как бьется ее сердце, и снова почувствовал вакуум в желудке, легкость, не сравнимую ни с чем, озабоченность, удивление… «Тут неплохо, можно еще полежать. Кстати, женщина на корабле – плохая примета; а в танке?»
