В это время с улицы донесся гудок автомашины.
– Мне – пора, – сказал Кузьмин и протянул руку. – Надеюсь, мы еще встретимся. И ты меня ознакомишь уже с постановлением.
– А чем ты занимаешься у красных?
– Эвакуирую имущество, чтоб не досталось интервентам. Ну, бывай!..
Гуковский от удивления раскрыл рот, но ничего связного не произнес.
Как вспоминал затем Николай Николаевич Кузьмин, он так и остался в памяти с раскрытым ртом.
Уже по пути на пристань Черного Яра, где на баржу грузили ящики со стрелковым оружием, Кузьмин признавался Кедрову:
– Сейчас меня, Михаил Сергеевич, как бывшего эсера сватали…
– Но вы же не девица?
– Сватали в министры.
– К Чайковскому?
– Слава богу, мы не юге России. У нас на Севере правительство пока одно.
– А управляет Антанта?
– Она и есть настоящая власть.
– Временная, – уточнил Кедров.
– Вы правы, – согласился Кузьмин. – Устала Россия от временных. А для власти постоянной, как я понимаю, нужно освободиться от чужеземцев.
– Тогда будем работать вместе. У вас, Николай Николаевич, большой организаторский опыт и опыт финансиста. Реввоенсовет нуждается в таких кадрах… Как вы смотрите, если мы вам поручим работать с молодежью?
– Временно?
– Естественно. Пока финансировать нечего.
– Надо так надо, – согласился Кузьмин.
Кедров с улыбкой пожал товарищу руку.
– Теперь я вижу: у вас уже ничего эсеровского.
– А его и не было. Вы просто давно меня видели.
– Три месяца назад. А сколько впереди событий? Да каких!
План разгрома Шенкурской группировки появился не сразу. Этому предшествовала встреча командарма с лазутчиками, в том числе и с сыном Сергеем, вернувшимися из-за линии фронта.
По дороге в Вельск, где тогда дислоцировался штаб Шестой армии, Сергей заночевал в селе Грибанова Гора, что в какой-то сотне верст от Шенкурска.
Хозяин избы, старик Мирон Зерчанинов, знал генерала Самойло по Русско-японской войне. В те годы далеко от дома Зерчанинов служил фельдъегерем в крепости Порт-Артур. На мохнатой монгольской лошадке выезжал в дальние гарнизоны, разбросанные среди лесистых сопок, развозил для солдат и офицеров доставленную из России почту.
…Теперь шла война и уже не вдали от дома, не в Маньчжурии, а в своем родном селении. Чужеземец пришел как союзник. И к его отпору не готовились. Как известно, союзники не враги, с ними не воюют, а этот союзник, не успел высадиться на русский берег, по колониальной привычке начал грабить аборигенов. Молодежи в селениях почти не осталось – она давно разбросана по фронтам Гражданской войны. Это Суворов предостерегал: упаси бог нас от союзников…
И ветераны вспомнили свою боевую молодость. Взялись за оружие по зову земли родной. Себя они назвали партизанами, как называли наши предки в годину вражеских нашествий. Партизаном стал и житель селения Грибанова Гора известный в округе охотник, бывший солдат Мирон Зерчанинов.
Для его села трагичным стал первый бой с иноземцами.
…Партизаны обстреляли вражескую колонну, убили одного солдата. Им оказался американец 2-го батальона 339-го пехотного полка.
На следующий день, ближе к полудню, когда небо еще сияло голубизной и с высоты птичьего полета четко просматривалась каждая изба, налетели американские аэропланы, сбросили на Грибанову Гору зажигательные бомбы.
Центральная часть селения выгорела дотла. Сохранилась только церквушка с закопченными куполами да краснокирпичное здание сельской школы, построенное на средства немецкого лесопромышленника Фурмана.
Изба Зерчанинова уцелела.
С Мироном Зерчаниновым Сергей был уже хорошо знаком. Не однажды по пути в Архангельск или из Архангельска он останавливался у этого охотника передохнуть.
При встрече впервые Мирон спросил Сергея:
– Ты чей, парнишка, будешь? Из каких краев? Безбоязненно ходишь по тайге. Свой ты или пришлый?
Сергей ответил не таясь:
– Я здешний, отец, архангелогородский. А ходить по тайге меня заставляет моя служба.
– Белая или красная? – продолжал допытываться старик.
– А какая вам требуется?
– Никакая.
– Тогда я вам подхожу.
– Документ имеется?
Сергей показал удостоверение офицера. Хозяин дома вслух по слогам прочитал фамилию, рассудительно произнес:
– Капитан. Белый, значит. А Самойло. Красный, значит… У нас тут командармом красный генерал. Он кем тебе доводится?
– Отцом.
– Это уже речь, – и показал рукой на входную дверь. – Проходи, гостем будешь… А как зовут папашу? – спросил на ходу, чтоб убедиться в искренности слов.
– Александр Александрович.
– Он некурящий?
– Курит, к сожалению.
– Вот и я ему советовал бросить. Зачем, говорю, ваше превосходительство, принимать вам медленную смерть? А он мне: «На войне медленной смерти не бывает»…
Несмотря на большую разницу в возрасте, Сергей Самойло и Мирон Зерчанинов быстро нашли общий язык. При встречах отводили душу в горячих спорах о смысле жизни.
Таежный охотник, в недавнем прошлом крепкий хозяин, имевший свою богатую заимку, без колебаний принял советскую власть. На царскую была у него лютая злоба. Местный воинский начальник подполковник Вторушин отбил у его сына жену-красавицу, известную в Прионежье певицу, сына услал в Романов-на-Мурмане, в арестанскую роту.
С помощью отца сын сбежал из арестанской роты, отец надежно спрятал его в тайге. Боясь, что Зерчаниновы женщину выкрадут, подполковник возил ее с собой.
Примерно за год до высадки интервентов сельчане видели Вторушина в Олонце. В Белой армии он служил в контрразведке. Там и нужно было искать жену сына.
Когда в очередной раз Сергей посетил Зерчанинова, тот признался:
– Хочу истребовать старый должок. Жив, оказывается, Вторушин. Он и вся его белая свора от кары не уйдет…
Что за должок, признался не сразу:
– Есть у меня одна задумка, – произнес он, понизив голос до шепота. – Как бы ее лучше изложить командарму? Может, она ему пригодится? Ты потолкуй со своим родителем. Нам с ним встретиться надо.
– А задумка – о чем?
– О наступлении. Вы же не вечно будете стоять в обороне? Интервенты, если им не накостылять, надолго угнездятся в России.
– И в наступлении вы погасите свой должок? – заинтересованно переспросил Сергей.
– Вот-вот… Соображаю, как больней ударить по американам. Я к чему. Для Красной армии скоро настанет удобный момент. Думаю, что глаз у наших командиров меткий, они заметят, как американы загоняют себя в капкан.
Сергею было известно, если охотник вслух рассуждает о капкане, значит, зверь где-то рядом.
– То есть как это в капкан?
– А так…
Зерчанинов заговорил возбужденно, азартно, как охотник предвкушает близкую добычу:
– Слушай сюда… По реке уже движется шуга, трещит, как валежник под ногами, вот-вот река станет, а в Шенкурске все еще навигация. Пришвартовался четвертый транспорт, выгружают какие-то землеройные машины. На подходе еще два, вчера наши ребята видели, как зашли они в устье Ваги.
– Может, они выше пойдут, по Двине?
– Пойдут по Ваге. Здесь им дорога одна – в Шенкурск. А там уже войск – как в половодье зайцев на острове… Натуральный капкан.
О «капкане» как таковом Сергей слышал в двух штабах – у красных высказывал свое предположение командарм Шестой:
– Американцы рвутся к Вологде, чтоб затем повернуть на восток, на смычку с Колчаком. Невольно в районе Шенкурска затягивают себя в капкан.
В штабе генерала Миллера о капкане прямо не упоминалось, но кто-то из полковников, глядя на карту-склейку, лежавшую на школьных сдвинутых столах, с удивлением воскликнул:
– Господа! Никак наши союзники в Шенкурске стягиваются на зимовку? Вы посмотрите, в какой мешок они себя завязывают! Словно идут в тайгу не воевать, а прогуливаться. Совершенно не думают о флангах. Вы вглядитесь, фланги-то – открыты! Генерал Самойло, не будь дурак, такую ловушку им устроит! Долго чесаться будут.
Кто-то из штабных офицеров равнодушно отозвался:
– У союзников тоже есть мозги. Пусть сами и мозгуют…
Но так рассуждали далеко не все. Говорили:
– Их бы предупредить. Они за нас радеют.
– За нас? Вряд ли…
– И предупреждение не поможет. Им не скажешь: не зная броду – не суйся в воду, не ходи в русский лес – медведь задерет.
– Как не пойдешь, если им нужен лес, притом, не на одну вырубку, а навсегда.
– Они без нас не справятся.
– А что по этому поводу говорил на совещании полковник Костанди? Сказал он, господа, четко и определенно: пора уже нам, русским, расстаться с иллюзиями, что союзники за нас радеют.
Слова начальника штаба Мурманского гарнизона у каждого офицера были на слуху:
– Не хотят они успеха русского оружия. Пришли со своим, как тешат себя, с оружием, современным и результативным. Надеются своими самопалами победить большевиков, притом, без нашего участия.
