Мирон Зерчанинов был как стеклышко – прозрачный. Он видел предстоящую операцию сердцем. Проще простого ударить по неприятелю, дать ему возможность отступить, уйти. А неприятель опять соберется с силами и, наученный опытом предыдущего боя, внезапно нанесет удар, откуда его не ждешь. Партизан, как умелый охотник, загоняет зверя в капкан, решает задачу, как не дать ему освободиться от капкана…
Сегодня Россия уподобилась охотнику…
«Стал бы весь народ единомышленником, – невольно подумал командарм, – насколько проще было бы добывать победу! А ведь были времена, когда крепкая мысль немногих зажигала всех».
Командарм был во власти памяти. Глубокую мысль высекает историческая память.
Приходили к нам на Русь татаро-монголы. Они Русь не покорили, но что-то оставили для крепости русского духа.
Приходили немецкие псы-рыцари – Александру Невскому послужили оселком для остроты ума. Дух его крепок и поныне.
Приходили ясновельможные паны-поляки, царями на Руси ставили ненавистников русского народа, и народ выстреливал их пепел в ту сторону, откуда они пришли.
Всего лишь век назад Европа пыталась поставить Россию на колени.
А теперь уже весь враждебный мир пытается разграбить Россию, что было кровью завоевано.
«Не дают нам жить по-человечески. Но мы – живем! Мы же русские…» – Так рассуждали два русских мужика – один в должности командарма, другой – в должности рядового партизана, и оба в равной степени крепкие по духу.
Все главное вроде уже было сказано. Уточнялись только некоторые детали задумки партизана Зерчанинова.
Смелая и умная задумка превращалась в материальную силу.
За окном бушевала пурга. Затаившийся, выжидающий, без единого огонька волостной центр Вельск тонул в непроглядном мареве.
Командарм достал из нагрудного кармана часы, задержал взгляд на золотых, ручной работы стрелках, щелкнул массивной крышкой, словно закрывал портсигар.
– Без десяти два, – сказал командарм. – К утру будем в Погосте. Оттуда выйдут лыжники…Вы их поведете в указанное место. Там уже стоит батарея трехдюймовок.
Ровно в два часа ночи в кабинет вошел высокий гладко выбритый человек в меховом комбинезоне, в унтах, обтянутых ремешками, на меховом шлеме – продолговатые авиационные очки.
– Товарищ командарм, аэросани готовы…
– Я еду не один.
– Сколько прикажете взять?
– Нас будет четверо, – сказал командарм. – Дополнительно берем вот этого товарища, – показал на стоявшего у порога партизана.
– А кто четвертый?
– Начальник разведки. Хватит горючего до Погоста?
– Если не застрянем… На реке сугробы в два метра…Наледь. Не побить бы лыжи…
– От вас зависит.
– Придется на пониженной скорости.
– К утру не успеем.
– Тогда мы прямо – на Важскую Запань.
Но прямо, чтоб Вага осталась километров на пять слева, не получилось. Волнистые сугробы, схваченные морозом, не давали набрать нужную скорость. Машину трясло, как человека в ознобе.
Шли вниз по застывшей Ваге. Кромешную тьму рассекал мощный луч прожектора, снятый с французской подбитой канонерки.
Аэросани прыгали с сугроба на сугроб. За ревом мотора фирмы «Рено» пассажиры, беседуя, старались перекричать друг друга.
Для партизана здесь все было ново. «Вот бы такую технику на вылазки!» – мечтательно думал Зерчанинов, глядя в забиваемое снегом толстое стекло. Он старался не терять ориентиры. Местность ему знакома с детства.
Справа должна была показаться деревня Палкинская, слева – Филяевская.
Но кругом – белым-бело. Впереди какие там ориентиры? Белый поток снега, как вода водопада, летел навстречу. Сзади, за кабиной, лопасти винта перемалывали снежную пыль.
Чуть было не застряли перед самым Погостом – в Пайтовской Запани.
Аэросани наскочили на присыпанную снегом недавно срубленную елку. Кто-то спешил встречать Новый год, но свирепая вьюга заставила бросить зеленую красавицу.
В Погосте, как было приказано, собрались представители частей и отдельных подразделений.
Еще месяц назад Шестая Красная армия вела упорные оборонительные бои сразу на трех участках Северного фронта – сдерживала натиск интервентов на Онежском, Железнодорожном и Двинском направлениях. Превосходство было на стороне Антанты.
Нашей разведке (в чем немало поспособствовали лазутчики генерала Миллера, перешедшие на сторону Красной армии) удалось установить наличие сил противника. Вражеские силы были несопоставимо огромны.
Наличие одного только оружия поражало воображение.
На Онежском направлении интервенты и белые войска сосредоточили 900 штыков, 24 пулемета, 4 бомбомета.
На Архангельском – 750 штыков, 12 пулеметов, 3 легких и одно тяжелое орудия.
На Шенкурско-Вельском – 1350 штыков, 260 сабель, 27 пулеметов, 8 автоматических ружей, 11 легких и 2 тяжелых орудия.
На Плесецко-Селецком – 2000 штыков, 80 сабель, 24 пулемета, 44 автоматических ружья, 4 легких орудия.
На Северодвинском – 2600 штыков, 70 сабель, 12 пулеметов, 4 легких и 2 тяжелых орудия.
На Пинежском – 800 штыков с 19 пулеметами.
В Печерском районе противник имел (в основном Белая армия) 900 штыков. Кроме того, в резерве было 30 000 штыков, 410 сабель, 154 пулемета, 124 автоматических ружья, 48 легких и 11 тяжелых орудий.
Все эти данные хранились в сейфе секретной части штаба армии.
Свои силы и средства командарм не доверил даже сейфу с двумя замками под охраной часовых.
Лазутчику, чтоб добыть точные данные о личном составе и вооружении Шестой Красной армии, надо было посетить все роты и батареи этого объединения, а чтоб здесь побывать, пришлось бы исходить сотни километров таежных дорог.
Но не дремали армейские чекисты. Их называли по-старинке – контрразведчиками. Они быстро научились выявлять вражеских лазутчиков, допрашивать, а в отдельные моменты, не терпящих отлагательства, применять к ним высшую меру социальной защиты. (Тогда эта загадочная фраза только входила в обиход, и уже не расстреливали, а «применяли высшую меру социальной защиты».)
Сведения о своей армии командарм держал в голове – она была надежней стального сейфа с секретными замками.
Перед Шенкурской операцией в голове командарма хранились сведения, за которыми охотились разведки Соединенных Штатов Америки, Англии, Франции, но, прежде всего, лазутчики генерала Миллера – они содержались на деньги Антанты.
К январю 1919 года Шестая Красная армия имела: 9729 штыков, 95 сабель, 210 пулеметов, 7 автоматических ружей, 70 легких и тяжелых орудий.
А вот что собой представляла Красная армия на момент перехода Северного фронта в наступление – об этом самые точные сведения имелись у командарма. Сведения ежедневно уточнялись. После каждого боя увеличивались безвозвратные потери. Госпиталями стали земские больницы, рассчитанные на десять-двадцать коек, к зиме они уже были переполнены, и тем не менее сюда привозили тяжелораненых, которым предстояло срочно делать операции.
Военных врачей всегда не хватало. Легкораненые размещались в крестьянских избах. Здесь их кормили, делали им перевязки, и по возможности отправляли к железной дороге, чтоб санитарными поездами отправлять на лечение в города Центральной России.
С усилением морозов интервенты приостановили наступление. Но только приостановили. Главные бои были впереди.
Северный фронт – это, по существу, одна (Шестая) Красная армия с приданными частями, переброшенными с соседних фронтов на время проведения наступательной операции.
…В то вьюжное морозное утро – в день прибытия из Вельска – командарму для сугрева преподнесли литровую кружку кипятка на сахарине и горбушку овсяного хлеба. Не обделили и его спутников – заросшего до глаз партизана в медвежьей шубе и начальника особого отдела армии в кавалерийской шинели до пят Матвея Лузанина.
Оказалось, что лыжники, которых предполагалось вести Зерчанинову, уже были в пути – стороной обходили Шенкурск, направляясь в устье Ваги, откуда ждали ледокольного крейсера с десантом пластунов Белой армии. Ледокольный крейсер, по всей вероятности «Косьма Минин» с артиллерией, и батальон десантников, могли значительно усилить Шенкурскую группировку, продержаться до весны, а весной возобновить наступление – соединиться с войсками адмирала Колчака.
В далекой Москве не один час стратеги Красной армии простаивали у карты Российской империи: Шенкурская группировка никому не давала покоя. Оставлять ее до весны, как однажды высказался Ленин, было бы «архиопасно».
Член Реввоенсовета Ветошкин доложил командарму обстановку. Относительно лыжников уточнил:
– Рота обошла Шенкурск слева и в двадцати километрах северней вышла на Вагу. Вместе с партизанами деревни Сметанки лыжники Шестой армии заняли оборону, имея при себе одну трехдюймовую пушку.
– Почему одну? – возмутился командарм. – Выделили четыре! Велика вероятность, что противник ледокольными кораблями попытается деблокировать Шенкурский гарнизон… А где остальные три орудия?
