Роммель занялся строительством укрепленных районов, окруженных минными полями, которые тянулись на 5–6 миль от побережья. Кроме того, он приказал создать искусственные водные преграды, возвести надолбы («аспарагусы Роммеля»), на которых были прикреплены противотанковые мины, бетонные конструкции, усиленные стальной арматурой, противотанковыми минами и другими ловушками.
Однако немцы не успевали полностью выполнить программу строительства укреплений, и все они были сконцентрированы в районе Па-де-Кале, хотя некоторые линии доходили и до Нормандии.
Разумеется, и Роммель, и Гудериан ошибались. Союзники не собирались следовать кратчайшим путем, чтобы захватить ближайший порт. Роммель не представлял себе количество ресурсов союзников и не подозревал об изобретательности британцев, построивших две искусственные гавани (Малберри), которые могли служить как временные порты. Малберри скрывали в себе самую большую тайну: союзникам не нужно было захватывать порт, чтобы десантироваться на континенте. Это сделало возможным высадку в любом подходящем месте, находившемся под «зонтиком» авиации союзников, — хотя бы берега Нормандии.
Гудериан заблуждался, полагая, что немцы могут повторить нечто вроде движения танков широким фронтом, какое они практиковали в России. Там люфтваффе в целом обладало паритетом с ВВС красных и могло достичь временного локального превосходства, чтобы выполнить какую-либо особую миссию. На Западе военно-воздушные силы союзников были значительно сильнее противника в любом пункте. Зимой 1944 года самолеты люфтваффе были фактически вытеснены с неба, главным образом из-за имевшегося у союзников — американского истребителя «П-51» «Мустанг». «Мустанг» превосходил все немецкие истребители, и все же люфтваффе было вынуждено бросить вызов американским самолетам, поскольку теперь «П-51» эскортировали «летающие крепости» «Б-17» во время их дневных налетов на Германию. Немцы потеряли огромное количество истребителей и к марту не горели желанием сталкиваться с «мустангами».
Другая причина, по которой преимущество военно-воздушных сил союзников во Франции имело решающее значение, заключалась в том, что леса, реки и города заставляли транспорт двигаться по предсказуемым артериям, которые можно было бомбить и обстреливать с бреющего полета, можно было разрушать мосты, в отличие от России, где танки часто сражались на открытых равнинах.
Два генерала должны были найти компромисс. Таковой существовал: надо было разделить танки, расставить по одному сегменту позади каждого пункта, который могли выбрать для вторжения союзники, и сделать так, чтобы каждый сегмент мог быть под рукой у Роммеля или командира того участка, где началось десантирование войск противника. Подобный компромисс давал ответ на большинство тревожных вопросов Роммеля и частично решал проблему мобильного резерва, наличие которого требовал Гудериан, при условии, что танки позади пунктов вторжения не были бы атакованы союзниками.
Фактически имелось три места вероятной высадки, и их можно было вычислить логически. Все понимали, что союзники обязательно высадятся только в тех точках, которые находятся в пределах радиуса действия их «Спитфайров», «П-38» «Лайтнинг» и «П-47» «Тандерболт», то есть в 200 милях от главных баз истребительной авиации в юго-восточной Англии. Высадке в Голландии помешали бы труднопреодолеваемые реки и каналы, а также то, что многие земли там находятся ниже уровня моря и могли быть легко затоплены немцами. На полуострове Бретань вторжение также могло быть заблокировано, а французский берег к югу от реки Луары находился слишком далеко — оба этих пункта были далее 200 миль от британских баз истребителей.
Таким образом, возможными местами вторжения войск союзников оставалось лишь побережье Па-де-Кале, полуостров Котентен в Нормандии, а также пляжи Нормандии.
Если бы Роммель, Гудериан, Рунштедт и Гейер согласились в том, что вторжение могло осуществиться в одном из этих мест, и нигде больше, тогда размещение равного количества танков в каждом из этих трех пунктов было бы оправданным. Поскольку Гитлер выделил только десять мобильных дивизий для оборонительных действий в Западной Европе, было необходимо определить, где может быть произведена высадка, и разместить танки именно в этих местах.
Однако этого не произошло. Роммель упорно считал еще за месяц или два до высадки, что побережье Па-де-Кале — единственно возможный вариант. И поскольку Гудериан, Рунштедт и Гейер мыслили no-другому окончательное решение, где разместить мобильные дивизии, предстояло принять Адольфу Гитлеру. А фюрер в присущей ему нерешительной и неуверенной манере распределил десять танковых и панцергренадерских дивизий на линии от северной Бельгии до южной Франции.
Гитлер отказался определить даже регион, в который могли вторгнуться союзники, не говоря уже о конкретных местах. На совещании с высшими военачальниками 20 марта 1944 года он перечислил возможные места интервенции от Норвегии до юга Франции. В окончательном варианте дислокации своих войск он выставил шесть танковых дивизий на севере от реки Луары и четыре — на юге от нее: три из них встали недалеко от испанской границы, поблизости от Марселя вдоль побережья Средиземного моря.
Эрих фон Манштейн выиграл кампанию на Западе в 1940 году, убедив Гитлера сконцентрировать танки в одном месте. Теперь, в момент самой большой военной угрозы Германии, Гитлер разбрасывал танки по всей карте. Более того, он сильно сдерживал инициативу большинства этих дивизий, намереваясь руководить сражениями из Берхтесгардена.
Если бы вместо этого три или четыре механизированные дивизии были расставлены сразу позади пляжей у каждого из предполагаемых пунктов вторжения, то вполне возможно, что они в первый же день сорвали бы высадку десанта противника.
С марта 1944 года у Гитлера возникла мысль, что вторжение осуществится в Нормандии, хотя он думал, что это будет лишь отвлекающим маневром, а главные силы противника высадятся на побережье Па-де-Кале. Фюрер пришел к такому убеждению потому, что американцы сосредоточивали свои войска на юго-западе Англии, а значит, ближе к Нормандии, и еще потому что бойцы союзников проходили подготовку в Девоне — на берегу, похожем на нормандское взморье. В конечном итоге Роммель пришел к такому же выводу, но, несмотря на его отчаянные усилия, было слишком поздно строить адекватную оборонительную линию вдоль побережья Нормандии.
* * *
Вообще-то высадка в Нормандии (операция «Оверлорд») осуществлялась по решению трех глав государств-союзников, но никак не генералов. Решение было принято на Тегеранской конференции в конце ноября 1943 года.
Рузвельт не был так настроен на проведение операции «Оверлорд», как Маршалл, но, раз Сталин хотел этого, он должен был получить это. У Сталина по-прежнему была власть, чтобы подписать договор о прекращении огня с Гитлером. С каждым днем подобное становилось все менее вероятным, особенно в связи с отступлением немцев после провала операции «Цитадель», но Рузвельт хотел любой ценой избежать сепаратного мира. Помимо этого, он стремился к «конструктивным отношениям» со Сталиным после войны, тем более что Советский Союз был ответственным членом мирового сообщества, а не сторонником дальнейших беспорядков или войн.
Вследствие этого в Тегеране, когда Сталин оспорил проведение отвлекающих операций в Средиземноморье, чего желал Черчилль, Рузвельт объявил, что он возражает против каких-либо отсрочек вторжения на континент. Таким образом, был выбран вариант «Оверлорд».
Из-за того, что во время вторжения во Францию американские войска преобладали в группировке союзников, Рузвельт настоял, чтобы командующим стал американец. Черчиллю пришлось согласиться, и он оставил надежду поручить это задание Алану Бруку. В качестве частичной компенсации Черчилль устроил так, чтобы верховным главнокомандующим на средиземноморском театре стал британский генерал сэр Генри Мэйтленд Вильсон.
В начале декабря, после возвращения из Тегерана, Франклин Делано Рузвельт встретился в Тунисе с Дуайтом Эйзенхауэром. Едва усевшись в автомобиль, президент сказал: «Ну, Айк, ты будешь командовать «Оверлордом».
Генерал Маршалл ожидал получить это лучшее из всех назначений, и Рузвельт поначалу планировал поручить командование ему. Однако в конце концов он решил, что Маршалла нужно приберечь, и сказал ему: «Я не мог бы спать спокойно, если бы вы уехали из Вашингтона».
Сорокачетырехлетний Эйзенхауэр, вероятно, был наилучшей кандидатурой на этот пост. Он не был боевым командиром, но умел работать с двумя совершенно разными армиями и офицерами. Он был способен разрешать ненужные споры и снимать недоброжелательность с помощью разумных доводов и того, что Макс Гастингс называл «необыкновенным благородством духа по отношению к его непростым подчиненным».
