— Кто же будет участвовать в этом деле? — спросил Добрынин.
— Как кто? Мы!
— Кто мы?
— Я и мои ребята, ученики… Товарищ Беляк их знает.
— Каким образом вы думаете это осуществить?
— Очень просто. Выберем момент — и закидаем казарму гранатами. В каждое окно по две гранаты.
— А гранаты есть?
— Есть. Хватит. Мы зря не сидели.
Крупин рассказал, как школьники достали немецкие гранаты и как учились пользоваться ими.
Предложение Крупина приняли, поручив ему руководить группой, которая осуществит налет на факельщиков.
Марковский обратил внимание на подозрительную возню оккупантов в торговых рядах. По его наблюдениям, в большие подвалы торговых рядов что-то свозят и складывают. Марковский предполагает, что в подвалы складывают большое количество взрывчатки. Подвалы эти тянутся под площадью, на которой обычно происходили народные торжества.
Добрынин рекомендовал Марковскому продолжать наблюдение и, как только в город войдут части Красной армии, доложить о своих наблюдениях советским офицерам.
Совещание проходило напряженно, вопросы решались быстро. Большой группе патриотов было поручено блокировать склады, расположенные под городским собором. В них находились запасы муки, и эти запасы надо было сохранить, не дать их вывезти. Микуличу с семью другими подпольщиками поручалось совершить налет на дом заместителя бургомистра, где велась спешная подготовка к эвакуации. Ольга Лях должна была дезорганизовать работу городского телефонного коммутатора. Якимчук брал на себя задачу вывести из строя шесть паровозов, стоящих в депо и подготовленных под эшелоны.
После рассмотрения боевых дел остался еще один вопрос: у Беляка находилось семь заявлений участников подполья о приеме их в ряды партии. Товарищи, подавшие заявления, уже больше четырех месяцев работали в подполье, выполняя все поручения Беляка.
— Можно расходиться, товарищи, и приступать к делу, — объявил Беляк. — Коммунистов и подавших заявления прошу остаться. Запомните, что с сегодняшнего утра наш боевой штаб будет находиться здесь.
Никто из партизан, конечно, не мог точно предвидеть, что сегодняшнее, не по-осеннему сухое и теплое утро окажется началом последнего партизанского дня.
Еще затемно бригада Зарубина, выполняя часть общего плана, вышла на шоссе в тридцати километрах от города. Партизаны заняли оборону на большом участке, залегли, замаскировались.
Первым радостным приветом народившегося дня была девятка стремительных краснозвездных штурмовиков, с мощным ревом и рокотом пронесшихся над лесом, над самыми головами партизан. Когда шум моторов этой первой соколиной стаи почти затих, вдалеке пронеслась вторая девятка, за ней третья, четвертая…
— Ну, пошло дело!… Теперь держись…
— Как бы нас за фашистов не приняли и не причесали…
С этими штучками шутки плохие, недаром немцы их зовут «шварце тодт».
— Это что такое?
— А это значит «черная смерть».
На шоссе со стороны города показалась первая колонна тупорылых автомашин.
— Внимание! — раздался голос Веремчука. Он лежал со своими ребятами в придорожном мелком сосняке.
— Девять… десять… тринадцать… шестнадцать… — считал кто-то вслух.
До того места, где лежали Зарубин, Добрынин, Костров и другие командиры, машины не дошли. Их закидали гранатами партизаны отряда Веремчука и взяли под кинжальный огонь пулеметов и автоматов партизаны Толочко. В несколько минут все было кончено.
В колонне оказалось больше двадцати машин, нагруженных обмундированием, алюминиевой посудой, парашютами, парашютными мешками.
— Загораживайте дорогу так, чтобы ни проехать, ни объехать, — скомандовал Зарубин.
Партизаны дружно навалились на перевернутые, изуродованные взрывами машины, с шутками и смехом стаскивая их в одну кучу на шоссе.
Покончив с колонной, двинулись вперед к городу, но не прошли и трех километров, как услышали впереди шум, выстрелы.
— Это Бойко орудует, — сказал кто-то.
Прибавили шагу.
Бойко перехватил на шоссе десяток автомашин и, когда основная колонна подошла к месту происшествия, все уже было кончено.
— Место вы выбрали неудачное, — оглядевшись, сказал Зарубин.
— Согласен, товарищ майор. Недоучел немного. Сразу не заметил, что стороной объехать можно.
— Заминируйте места, удобные для объездов.
— Есть.
— Никого не потеряли?
— Нет, все в порядке. Времена другие пошли.
— Другие-то другие, а храбрыми без ума быть не старайтесь. Сейчас особенно тяжко терять людей.
Солнце подходило к зениту и припекало не по-осеннему жарко. От быстрой ходьбы спины у всех были мокрые.
Канонада с востока все усиливалась. Воздух гудел от беспрерывно идущих бомбардировщиков, штурмовиков и быстрых, точно молнии, истребителей. Самолеты летели и на запад и обратно на восток.
— Что-то негусто фашистов стало в воздухе.
— Зато в земле густо…
— Некуда им податься, — с притворной грустью сказал радист Топорков. — В землю зарываются — их на воздух поднимают, а в воздух лезут — их отправляют в землю. И ни туды и ни сюды. Вот времечко подошло!…
— Дай-ка, голуба-душа, я тебе одну сумку подсоблю нести, а то, я вижу, ты вконец выдохся, — предложил Топоркову идущий рядом пожилой партизан.
— Э-э, нельзя, дорогой. Сумочки эти закреплены за мной навечно, как земля за колхозниками, и передоверять их я не имею права.
— Ишь ты!…
— Да, да. Точно.
Перейдя вброд грязную, мутную речонку, чтобы сократить путь, партизаны остановились на одиннадцатом километре от города.
На севере небо потемнело. Быстро надвинулись тучи, скрыли солнце. Начался дождь, порывистый, сильный, косой. Всех промочило до нитки. Но через полчаса небо опять прояснилось, и только обильные лужи кругом да мокрые гимнастерки партизан свидетельствовали о прошедшем ливне.
— Комедия какая-то. Зачем же мы в речонке полоскались?
— Ничего. Чище будем, чай, к городу подходим.
— Ребята! Дайте табачку на цигарку и побыстрее, — попросил маленький белобрысый партизан. Он сидел на корточках и натягивал на себя выжатую рубаху.
— Почему это побыстрее?
— Фашисты скоро покажутся. Предчувствие такое. Я уж знаю: как начинается у меня в животе урчание, — значит фашист близко.
— Тише! — раздался окрик Зарубина.
Все замерли.
По шоссе с автоматом в руке бежал партизан из отряда Бойко.
— Где майор? — он остановился, еле переводя дух.
— Ты что, малец, ослеп? — спросили партизаны.
— Где майор, я спрашиваю? — нетерпеливо повторил посыльный.
— Обалдел!… Да против тебя-то кто?
— Простите, товарищ майор, — увидев Зарубина, извинился посыльный. — Я от товарища Бойко. Во-первых, мы захватили семь офицеров и четыре легковые машины с документами. Как с ними быть?
— Что за офицеры?
— Эсэсовцы.
— Свяжите их и сохраните вместе с документами. А во-вторых что? — улыбнувшись, спросил Зарубин.
— Во-вторых, товарищ майор, из-за этих офицеров мы упустили целый обоз. Сюда идет. Сорок шесть подвод и все парные…
— Далеко обоз?
— За поворотом. Не больше как в двух километрах. Я прямиком резал, на третьей скорости.
— Много народу на подводах?
— Не особенно. Подводы нагружены доверху, с ними человек до полсотни будет. Все обозники, видать.
Зарубин приказал Веремчуку и Толочко захватить обоз.
Партизаны быстро замаскировались. Стали ждать. Вдруг послышался треск мотора, и из-за поворота показалась грузовая машина.
— Пропустить и не стрелять! — приказал Зарубин. Но как раз против того места, где лежали партизаны, машина вдруг остановилась и из кабины выпрыгнул Охрименко. Он внимательно оглядел местность.
Появление его было так неожиданно, что никто не произнес ни слова. Все лежали и не двигались. А Охрименко, продолжая осматриваться вокруг, проговорил:
— Что-то не видать. Наверное, дальше.
— А товарищ Бойко говорил, что здесь, на одиннадцатом километре, — раздался голос из кузова.
— Здесь мы… здесь… — рассмеялся Зарубин. — Откуда вы взялись?
— Э-э! Валентин Константинович! Как появился, говорить долго. Жарко там у нас.
— Подожди, подожди, — прервал Зарубин. — Ты обоз обогнал?
— Только что. — Охрименко оглянулся. — Сейчас покажется.
— Ну вот. Тогда отъезжай-ка на километр, а мы разберемся с обозом. Потом переговорим обо всем. Добре?
— Согласен. Только я останусь с вами.
Охрименко приказал шоферу отвести машину, а сам лег возле Зарубина. Он был весь в пыли, разгорячен и первым делом попросил закурить.
Из рассказа Охрименко стало ясно, что основные силы противника отходят по старому шоссе и бригаде Рузметова приходится трудно. У гитлеровцев — пулеметы, минометы, пушки. Сейчас отряды партизан держат шоссе на четырех участках, чтобы не дать возможности врагу выйти к переправам, но есть опасение, что партизан могут сбросить в реку. Уже имеются потери. Несколько человек убито и тяжело ранено. В числе раненых командир отряда Апресьян.
